Заработная плата рабочих в первой половине XIX в. имела тенденцию к снижению. Наиболее высокооплачиваемыми рабочими были наборщики. В 1813 г. они получали от 75 до 186 руб.{125}, а в 1851 г. — от 60 до 90 руб. в год{126}. Уменьшилась зарплата и у всех остальных рабочих.
По «Положению о пенсиях», утвержденному 23 июля 1818 г., пенсионное обеспечение типографских чиновников и рабочих людей, их вдов и детей шло в размере 15 % из «нарастающего капитала» типографии, который формировался из чистого дохода. Из этих о сумм брались средства на типографское оборудование. Работа ночью и в праздничные дни оплачивалась дополнительно.
В первые годы после принятия положения о пенсиях в типографии числилось всего один-два пенсионера. К 1850-м годам их число значительно увеличилось. Ведомость на служащих, рабочих и их семейства, получавших пенсию, составленная, по всей вероятности, в 1849 г., включала 52 человека. О неравенстве между чиновниками и рабочими говорит то, что более 60 % всей суммы должны были получить 10 бывших чиновников типографии. П. И. Шаликов, например, прослуживший в типографии 25 лет как издатель политических ведомостей, получил 400 руб., 42 человека рабочих и членов их семей получили 690 руб. 40 коп.{127}
Необходимое условие успешной издательской деятельности — оснащение типографии современным оборудованием. О преобразованиях- в Университетской типографии в 1806 г. П. И. Страхов писал, что за полгода были истрачены значительные средства «на многие, однако самонужнейшие переделки и переправки в здании заведения, на приумножение печатных станов, касс, литер, шрифтов, на прибавку жалованья рабочим людям и на оклады новым чиновникам, на выдачу процентных наград»{128}. О значительности переделок в это время говорил и М. И. Невзоров. По его сведениям, только «строения типографского на счет университета починено до осьми тысяч рублей»{129}.
Типография, как и весь университет, страдала от тесноты помещения. До 1811 г. она размещалась в здании Университетского благородного пансиона. Здесь же была книжная лавка, где два раза в неделю раздавали подписчикам «Московские ведомости». Переулок, где находилось это здание, на месте теперешнего Центрального телеграфа, назывался Газетным. В 1811 г. типография и книжная лавка были переведены в бывший дом Власова на Страстной бульвар, между Петровским бульваром и Большой Дмитровкой. В пожаре 1812 г. сгорела часть типографии, но рабочие палаты уцелели.
В 1816 г. типография состояла из трех корпусов, в которых размещались подъемная, словолитня, корректорская, газетная лавка, наборные и печатные палаты. Для работников типографии имелся жилой дом. В печатной палате на 22 станах печатали «Московские ведомости», журналы и книги, на двух «тискали» корректуру, три ветхих стана не использовались. В словолитной имелось 18 форм для литья, 1130 матриц{130}.
Разрушенный в 1812 г. главный типографский корпус был восстановлен в 1817 г. В 1822 г. окончено строительство нового каменного корпуса типографии, в котором разместились наборные и печатные палаты, словолитня, мочильня, смывальня (1-й этаж), корректорская, литографическое отделение, сушильня, подъемная палата (2-й этаж){131}.
Типографские печатные станы по мере старения ремонтировались или заменялись новыми. Так, в 1818 г. были куплены четыре стана у «вдовы умершего слесаря Гурни» за 4,8 тыс. руб.{132} В 1822 г. из Петербурга был выписан литографический станок за 1625 руб.{133}, первый в Москве. В 1827 г. рассматривался вопрос о покупке у слесаря Ивана Гармута «вновь устроенного им чугунного стана за 1.3 тыс. руб. и деревянного за 1,2 тыс. руб.»{134}.
В 1833 г. в типографии имелось 34 печатных стана (29 деревянных и 5 чугунных), три литографических станка, один пресс для пропуска отпечатанных листов{135}. Но в это время многое из оборудования пришло в негодность. Фактор типографии Диринг познакомился в Петербурге в типографии Академии наук с работой выписанной из-за границы скоропечатной машины и предложил университету купить две такие машины в Баварии{136}. В 1836 г. из Баварии (Вирцбургский завод) в университет прибыли две скоропечатные машины в сопровождении машиниста Бельгольда. Машины понравились, и были выписаны еще две, которые оказались «не так хороши, как первые: при печатании текст по краям был размыт»{137}. Если раньше один номер «Московских ведомостей» печатался на 12 машинах 48 рабочими в течение двух суток, то теперь эту работу за такое же время могли сделать 20 рабочих и 2 мастера на двух машинах{138}.
После этого университет не покупал машины более 10 лет. Лишь в 1847 г. была куплена в Берлине скоропечатная машина и произведен ремонт старых. Но это не спасало положения. Основной парк машин устарел. В 1851 г. было приобретено шесть станов Гагёра из Вашингтона и один — Зигеля из Берлина{139}.
Нельзя не упомянуть такой факт. Московский университет откликнулся на просьбу Казанского университета, пострадавшего из-за случившегося в августе 1842 г. «большого в Казани помора», об уступке ему двух чугунных станов. Сделать их вызвался московский машинист Иван Гармут в течение пяти недель за 1,8 тыс. руб. серебром. В ноябре 1842 г. станы были отправлены в Казань{140}.
При типографии Московского университета имелась словолитная мастерская, где работало около 25 рабочих. В 1806–1807 гг. вызванный из Петербурга сын известного типографщика Шнора выточил много прекрасных нунсон для матриц и для отливки литер{141}. После войны 1812 г. в словолитной мастерской остались только «матрицы корпуса и петита, то есть тех литер, на которых печатали ведомости и известия, но и в них недоставало некоторых матриц»{142}.
27 мая 1813 г. начальником словолитной мастерской был назначен Карл Эрдман, уроженец Дерпта. Перед этим университет купил у него шрифты, которые были «хороши и красивы», хотя не могли «почесться во всем равными с самыми лучшими в Европе шрифтами», как сказано было в его характеристике. Эрдману платили в год 1,2 тыс. руб., дали казенную квартиру.
С июля 1814 г. по июль 1815 г. в словолитне университета было сделано 235 пунсон разных шрифтов{143}. Для того чтобы иметь своего мастера, университет отдал на обучение на семь лет Ивана Померанцева пунсонному мастеру Петру Иванову из Синодальной типографии. Ректор И. А. Двигубский в 1826 г. хлопотал о выплате Померанцеву 400 руб. в год на время учебы{144}.
Университет не ограничивался шрифтами, изготовленными в собственной словолитной. С 1813 по 1849 г., по нашим подсчетам, университет закупил разных шрифтов, матриц, пунсон для отливки шрифтов, украшений, часто через посредничество А. И. Семена и А. С. Ширяева, в Веймаре, в Париже у г. Дидо, в Петербурге, в словолитных Москвы на сумму более 42 тыс. руб. В 1817 г. университет купил у печатника II. Кузнецова шрифты типографии П. П. Бекетова, которая после 1812 г. не работала{145}. Профессор Московского университета О. М. Бодянский помог типографии приобрести славянские матрицы у ученого-слависта П. Й. Шафарика из Праги, на основе которых были отлиты славянские шрифты{146}. Отпечатки шрифтов Университетской типографии хранились в Правлении университета. Их образцы были изданы в 1808, 1810, 1815, 1826 и 1848 гг.
Профессор-востоковед А. В. Болдырев в 1832 г. обратился в Правление университета с просьбой пополнить кассу персидскими и арабскими литерами. Он предложил отлить шрифт мельче имеющегося в типографии по образцу, сделанному им самим. Болдырев, объясняя свою просьбу тем, что «ученых книг для персидского и арабского языков теперь вовсе нет», считал, что «честь и назначение университета требуют того, чтобы он всеми мерами способствовал к скорейшему доставлению учебных пособий, принятых уже везде и ожидаемых единственно от Московского университета». После длительных обсуждений, как дешевле и быстрее приобрести шрифты, университет запросил в Сенатской типографии в Петербурге матрицы и отлил необходимые шрифты{147}.
