На окраине Оренбурга в поселке Берда на углу современных улиц Восстания (быв. Большой) и Салавата Юлаева (быв. Средней) рядом с историческим местом, где прежде стоял дом Константина Ситникова, высится белокирпичная стена с укрепленной на пей мемориальной доской с надписью: «На этом месте стоял дом, в котором с ноября 1773 г. по март 1774 г. жил вождь крестьянского восстания Емельян Пугачев»; ниже ее, у подножья стены, установлена пушка пугачевских времен.
Глава III
«ИМЕЛ Я БОЛЬШОЙ УСПЕХ…»
Возвратясь из путешествия по Оренбургскому краю, Пушкин 2 октября 1833 г. отправил из Болдина письмо к. жене, в котором среди прочих впечатлений о поездке. сообщал: «В деревне Берде, где Пугачев простоял 6 месяцев, имел я une bonne fortune (большой успех — Р. О.) — нашел 75-летнюю казачку, которая помнит это время, как мы с тобою помним 1830 год. Я от нее не отставал…» (XV, 83). Записанные со слов старой казачки воспоминания о Пугачеве и его времени Пушкин отметил ремарками: «Старуха в Берде», «В Берде от старухи» (IX, 496, 497). Свидетельства о встречах с ней приводятся в воспоминаниях В. И. Даля{147}, письмах Е. З. Ворониной{148}, дневнике К. А. Буха{149}, мемуарной заметке А. И. Макшеева{150}, но никто из них не назвал имени бердской собеседницы Пушкина. Фамилию ее впервые установил оренбургский краевед С. Н. Севастьянов, как говорилось ранее, он посетил Бердскую слободу в 1899 г. и встретился там с казачкой Акулиной Тимофеевной Блиновой, очевидицей пребывания Пушкина в Бердской слободе 19 сентября 1833 г. Блинова рассказала Севастьянову, что с Пушкиным в тот памятный день беседовала и пела ему песни старая бердская казачка Бунтова, но ее имени и отчества она не смогла вспомнить{151}. Этими скупыми данными исчерпывались до недавнего времени сведения о пушкинской собеседнице Бунтовой.
В последние годы стали известны новые материалы для биографии Бунтовой, открытые краеведом С. А. Поповым в фондах Государственного архива Оренбургской области. Просматривая дела губернской казенной палаты, он в 1965 г. обнаружил ревизскую перепись населения Бердской слободы (станицы) по состоянию на октябрь 1816 г. Среди других жителей там учтена «вдова Ирина Афанасьевна дочь, по мужу Бунтова, 55 лет», с 18-летней дочерью Натальей и 14-летним сыном Иваном{152}.
Данные ревизской переписи важны тем, что они впервые указали на полное имя Бунтовой и ее возраст. В 1816 г. ей было 55 лет, и, следовательно, родилась она около 1760 г. При Пугачеве, в 1773–1774 гг., Бунтова была 13-летней девочкой — отроческий возраст, впечатления которого сохраняют свежесть на всю жизнь, тем более впечатления о событиях такого большого масштаба и драматизма, какие свойственны были Пугачевскому восстанию. В 1833 г. при встрече с Пушкиным Бунтовой, судя по приведенным выше данным ревизской переписи, исполнилось 73 года, а не 75 лет, как писал поэт (XV, 83). По свидетельствам знавших Бунтову, она сохранила живую память о Пугачеве{153}. Под впечатлением бесед с Бунтовой и другими современниками Пугачевского восстания в Оренбургском крае и Поволжье Пушкин писал, что имя Пугачева «гремит еще» в тех краях и «народ живо еще помнит» ту пору, «которую — так выразительно — прозвал он пугачевщиною» (IX, 81).
12 апреля 1834 г. в Бердской станице проходила очередная ревизия населения. В ревизской переписи, сохранившейся в фонде казенной палаты, учтен «Иван Степанов Бунтов, в службе в Оренбургском казачьем полку с 1825 года»{154}. По отчеству сына И. А. Бунтовой Ивана видно, что мужа Ирины Афанасьевны звали Степаном. А вот сама она по каким-то причинам в записи не упомянута. Это дало повод С. А. Попову предположить в 1969 г., что, возможно, она умерла вскоре после сентября 1833 г., а потому и не попала в ревизскую перепись 1834 г. Однако ее не оказалось и среди умерших, учтенных в метрической книге «Бердской подгородной слободы Богородицкой церкви» за 1833 и 1834 гг.{155}
Она и не могла быть записанной в числе умерших, ибо жила и здравствовала еще много лет! 8 июля 1835 г. ее встретил заехавший в Бердскую слободу из Оренбурга инженер-прапорщик К. А. Бух, запечатлев это событие в своем дневнике{156}. Служивший в 1847–1853 гг. старшим адъютантом штаба Оренбургского отдельного корпуса А. И. Макшеев писал впоследствии, что он в 1848 г. посетил Бердскую слободу, где застал еще в живых престарелую современницу Пугачева, ту самую казачку, к которой «ездил А. С. Пушкин в бытность свою в Оренбурге, когда собирал материалы для истории Пугачевского бунта и расспрашивал ее о Пугачеве». При Макшееве она была ветхой старушкой, забывшей уже многое из далеких пугачевских времен, но самого Пугачева она помнила еще отчетливо и на вопрос: «Каков был он?» — отвечала, по-прежнему называя его царем: «Молодец был батюшка-государь Петр Федорович!»{157}. Макшеев был последним из тех, кто спрашивал И. А. Бунтову о Пугачеве. Вскоре она скончалась.
Точную дату ее смерти установил в 1976 г. С. А. Попов. Просматривая метрическую книгу церкви Казанской богородицы, он обнаружил запись, сообщавшую, что 4 июля 1848 г. умерла «Бердской станицы вдова, казачья жена Ирина Афанасьевна Бунтова, 96 лет, холерою»{158}. По приведенному выше свидетельству ревизской переписи 1816 г., Бунтова родилась около 1760 г. Если исходить из этих данных, то получается, что в 1848 г. ей было не 96, а 88 лет. Бунтова намного пережила своего знаменитого собеседника А. С. Пушкина.
Небезынтересны биографические сведения об отце Ирины Афанасьевны Бунтовой и ее муже. Из ее рассказов Пушкину (IX, 496–497) и Ворониной{159} видно, что Бунтова в девичестве была казачкой Нижне-Озерной крепости. В 1780-х годах она вышла замуж за казака Бердской слободы Степана Бунтова, у них было шестеро детей, из которых четверо умерли в младенчестве, а в живых остались двое — дочь Наталья и сын Иван{160}. Сам Степан Бунтов, согласно записи метрической книги Георгиевской церкви, скончался 25 января 1813 г. в возрасте 60 лет{161}, следовательно, родился он в 1753 г. и, будучи в 1773–1774 гг. молодым казаком, являлся очевидцем событий Пугачевского восстания, в том числе и тех из них, которые были в Бердской слободе, где в течение пяти месяцев располагалась ставка Пугачева и главная квартира его войска. Воспоминания Степана Бунтова послужили для его жены Ирины Афанасьевны источником ее рассказов о событиях, происходивших в Бердской слободе при Пугачеве.
Род Бунтовых восходил, как свидетельствуют архивные документы, к яицким казакам времени Петра I, а позднее — к первопоселенцам Бердской слободы, основанной как крепость в 1737 г. В одной из сенатских книг ЦГАДА содержится «Перепись Бердской крепости атаману, старшинам и казакам, и их женам и детям, — Майя… дня 1740 году», где учтен рядовой казак «Петр Андреев сын Бунтов, тритцати шести лет, Яицкого городка казачий сын, ис того городка записался в Бердскую крепость в казаки тому три года; у него жена Марфа Степанова тритцати лет, Яицкаго городка казачья дочь, ис того городка сошла с мужем своим обще, при них дети: Никифор четырнатцати-, Дмитрей десяти-, Агафья пяти лет, Авдотья году»{162}, все перечисленные лица были старшими родственниками Степана Бунтова.
Беседуя с приехавшими 25 ноября 1833 г. в Бердскую слободу самарскими дворянами Шелашниковыми и Е. З. Ворониной, Ирина Афанасьевна Бунтова сказала о себе, что она дочь казака Нижне-Озерной крепости, где она жила в дни Пугачевского восстания, что отец ее служил в отрядах Пугачева под Оренбургом, возглавляя казачью команду. Он-то и рассказал ей о событиях, бывших в то время в Бердской слободе{163}. Совокупность трех несомненных фактов — отца Бунтовой звали, судя по ее отчеству, Афанасием, он был казаком Нижне-Озерной крепости и служил у Пугачева — явилась отправным ориентиром в последующем биографическом разыскании. Ему способствовала находка в архивных материалах именного списка «Нижне-Озерной крепости казакам и разного звания людям», составленного 9 апреля 1774 г. в походной канцелярии генерал-майора П. Д. Мансурова. В списке учтено все мужское население — 143 человека, как находившиеся в момент переписи в крепости, так и отсутствующие в ней по различным причинам. Лишь два Афанасия внесены в список. Один из них, Афанасий Фролов, казачий «малолеток» (до 18 лет), явно не мог быть отцом 13-летней в то время Ирины Афанасьевны. Им, скорее всего, был казак Афанасий Бородулин, о котором в списке сказано, что он в момент переписи отсутствовал, так как был в числе 42 казаков-пугачевцев «в злодейской толпе»{164}. Большая их часть весной 1774 г. оказалась в плену и содержалась под следствием в Оренбургской секретной комиссии{165}, но Афанасия Бородулина среди них не было. Неизвестно, в каких местах и долго ли еще продолжались его скитания, но, вероятно, осенью того же года он возвратился к семье в Нижне-Озерную крепость и возобновил прежнюю службу. Три года спустя он имел уже унтер-офицерский казачий чин — служил капралом. В делах Оренбургского духовного правления хранится договор, заключенный 9 мая 1777 г. жителями Нижне-Озерной крепости, а в их числе и капралом Афанасием Бородулиным, с Василием Абрамовым, взявшим на себя обязанности церковного старосты{166}. Других биографических данных об Афанасии Бородулине в архивах Москвы и Оренбурга найти не удалось.
