– Мальчики, хочу шампанского.

– Как прикажете. – Сан Саныч вскочил, начал суетливо открывать бутылку.

– Служить завсегда рады-с, – поддержал его игру Лева, тоже вскочил и занялся приготовлением бутербродов. – Икорка свежая, не сомневайтесь, сегодня от Елисеева.

– Семужка нежнейшая, так и тает, – вторил Сан Саныч, – по специальному рецепту.

Включили музыку, Лева любил и умел танцевать. Девушки приглашали его по очереди, посмеиваясь над Сан Санычем, который танцевал скверно.

Около двенадцати Лева собрался уходить, Аня, подхватив свою сумку, тоже направилась к дверям. Сказав, что нетрезвым машину не водит, Сан Саныч остался в квартире. Не спросил разрешения, просто сказал:

– Ната, организуй раскладушку, я останусь.

Какое дело инспектору Гурову до их отношений? Мало ли почему, кто и где остается спать?

Лева отвез Аню домой на такси. Она жила в старых переулках, в трехэтажном неказистом доме.

Потом он шел домой пешком и думал, думал, вспоминал и вспоминал, и чем дальше, тем больше накапливалось вопросов. Многое было неясно, одно не вызывало сомнений: Лева Гуров чем-то заинтересовал Сан Саныча. Чем? Экспромт с вечеринкой умело и тонко подстроен. Почему? Лева выиграл по подсказке, выигравший угощает. Естественно, Лева запутался, когда же попытался изложить свои соображения на бумаге, получилась полная ерунда.

Предупрежденный звонком, следователь прокуратуры ждал Леву в своем кабинете. На огромном старинном столе громоздились папки с делами. Следователь, крякнув, поднялся из кресла, протянул Леве руку. Как и в прошлый раз, Левины пальцы потонули в широкой мягкой ладони. Следователю было около шестидесяти, он был очень крупным, полным мужчиной. В кабинете все большое – стол, кресло, не сейф, а необъятный железный шкаф, даже папки на столе неправдоподобно пухлые. Следователь прошелся, разминая затекшие ноги, тяжело дышал, сопел, словно перед приходом Левы не писал, камни ворочал.

– Ну что, господин инспектор? – Он выпил подряд два стакана воды, тут же стал вытирать платком лицо и шею. Увидев, как Лева достает свою справку, следователь запротестовал: – Ой, бумаги надоели. Словами, русскими простыми словами, пожалуйста. – Лева сел в кресло для посетителя, начал было говорить, хозяин остановил: – Подожди. – Он кряхтел, долго усаживался в кресло, попытался сложить разбросанные по столу папки в стопку, безнадежно вздохнул – словом, готовился слушать многочасовой доклад. – Ну, давай, – обреченно сказал он.

Лева начал резво, следователь его тут же остановил:

– Стой! – Подумав, сказал: – Давай!

Весь доклад Левы своими «стой» или «давай» следователь разбил на логически законченные куски, даже точнее, чем они были разделены абзацами в справке. Когда Лева закончил, следователь ему подмигнул и сказал:

– А чего? Ты ничего. – Он с любопытством разглядывал Леву, словно тот сию минуту вошел без стука.

Лева не любил, когда к нему обращались на «ты», терпеть не мог порой употребляемые интеллигентами простонародные выражения, которые сегодня и в деревне-то не услышишь. Толстенный, утирающий пот следователь Леве нравился. «Ты» у него звучало естественно, без упрощения и панибратства, «чего» – он выговаривал вкусно, видно, нравилось ему слово. Следователь закончил осмотр Левы, поворочался в кресле, хотел подняться, лишь вздохнул и сказал:

– Шкафчик открой, пожалуйста, сделай любезность. – Он указал на свой огромный, во всю стену, сейф-шкаф.

Ключи торчали в замке, Лева отодвинул тяжелую дверцу, пахнуло сыростью и лежалой бумагой.

– На нижней полке сверточек в газете, дай-ка его сюда, дружок.

Лева взял лежавший на нижней полке перевязанный шпагатами, заклеенный сургучными печатями пакет, положил на письменный стол. Следователь подвинул пакет к себе, накрыл ладонями, хитро улыбнулся.

– Даю одну попытку, отгадывай.

– Пакет принесла Григорьева, – ответил Лева. – Она прятала его в водостоке, перед этим нашла у тела Логинова.

– Ну, – протянул следователь, – с тобой неинтересно. – И быстро спросил: – Что в пакете?

Лева протянул руку, хотел пощупать пакет, следователь не разрешил.

– Ты его уже держал.

«Подкова», – подумал Лева, тут же отказался от мысли. Пакет тяжелее, главное, больше по объему.

– Ну, ну, – следователь усмехнулся. – Ведь верно все здесь излагал.

– Билеты тотализатора, – сказал Лева.

– Верно. Сколько?

– Пятьсот, – рубанул с плеча Лева.

– Чертенок. Пятьсот тридцать. – Следователь вновь достал огромный платок, как бы признавая свое поражение. Когда же Лева собрался влезть на пьедестал, следователь тихо, как бы между прочим, спросил: – Когда Григорьева принесла их?

– Григорьева ждала вас сегодня в девять, у кабинета, – уверенно сказал Лева.

– Шиш! – Лева увидел шиш такого размера, какие и в мультфильмах не показывают. – Вот так-то, – следователь говорил уже серьезно, без тени юмора: – Возьми, поработай немножко. – Он протянул Леве бумагу, на которой столбиками были выписаны цифры. – Номера билетов, покупали их в разных местах, но, может, кассирши что-нибудь подскажут. Они же знают завсегдатаев. – Понимая, что Лева ждет от него другого разговора, следователь смилостивился. – Дружок, ты сам здесь очень хорошо, точно, главное, логично доказал: Григорьева и Логинов люди хорошие, от данной печки и плясать следует. Доказал одно, а бросился в обратную сторону. Решил, так не сворачивай, хуже нет метаться. Григорьева принесла мне данный сверточек в четверг. Спрятала она его сгоряча, думала, обнаружат рядом с мертвым наездником билеты тотализатора, запачкают билетики покойного с ног до головы, дело ее любимое измажут, товарищей-наездников, всех. Я вам в пятницу звонил несколько раз, – перешел на «вы» следователь. – Мне сказали, вас не будет. Я и отложил до понедельника.

Лева слушал следователя, не зная, радоваться ему или огорчаться. Нина ни в чем не виновата. Все его выкладки оказались верны, кто-то играл против Гладиатора. От этого непомерно высокая выплата за фаворита. Есть билеты тотализатора, можно побеседовать с кассирами. Смогут они вспомнить, кто делал крупные ставки? Судя по списку, ставки делались в двадцати пяти кассах. Этим займутся братья-разбойники. Леве на ипподроме расшифровываться нельзя.

– Молодой человек! – Следователь смотрел на Леву сердито. – Я, кажется, разговариваю с вами.

– Извините, задумался. – Лева улыбнулся, он видел, следователь лишь напускает на себя сердитый вид.

– Слушай, ты случаем не Ивана Гурова сын? – спросил следователь.

Началось, подумал Лева, хоть фамилию меняй. Куда ни придешь, один вопрос, сын или не сын.

– Нет, – ответил он.

– Врешь. – Следователь хитро подмигнул. – Запамятовал, сейчас вспомню. Иван мне как-то в горкоме встретился и рассказывал, мол, отпрыск по сыскной части трудится. Да ладно. Не сын ты, личность. Признаю. – Вспомнил что-то смешное, искорки забегали в глазах, потом нахмурился и засопел. Лева приготовился, ясно, сейчас разыгрывать его начнет.

– Да, вспомнил, – сказал следователь. Лева даже приподнялся в кресле. – Что-то ты про звонок в кабинет рассказывал? Интересно, интересно, – пытаясь сдержать улыбку, он хрюкнул, получилось ужасно смешно, тогда он расхохотался вовсю. Непонятно, над кем он смеется, над Левой или над собой. Вообще, как уже отметил Лева, старший следователь прокуратуры по особо важным делам оказался непозволительно возрасту и положению смешлив.

Лева из вежливости тоже улыбнулся, потом, вспомнив известную фразу: «Платон мне друг, но истина дороже», сказал:

– Простите, однако под всем мною сказанным могу расписаться.

– Фантазер, фантазер. Оставим это.

– Простите. – Лева начал краснеть. – Свою версию я готов отстаивать.

– Каким образом? – Чтобы не видеть Левиного румянца и вновь не рассмеяться, следователь начал перекладывать разбросанные на столе дела.

Идея, которую собирался высказать Лева, появилась у него, когда он, ожидая Турилина, расхаживал по коридору управления. Методом исключения Лева пришел к выводу, что если он знает звонившую девушку, то это может быть только Аня, приятельница Сан Саныча. Почему бы и не проверить. Номер телефона Ани у него имеется.