В это время начала сказываться и работа Национального комитета, представителем которого в Самаре был доктор Влассак. В чешской печати начали появляться заметки о неуспехах в формировании Народной армии, а затем скоро последовало официальное заявление об этом в Комитете Учредительного собрания. Все это, конечно, отражалось на настроении чешских войск.
Итак, обстановка требовала решительных мер. Посылать в Казань подкрепления батальонами было бесполезно, ибо даже несколькими батальонами трудно было улучшить положение, а этих батальонов было мало. Единственное средство – это маневр. Так было раньше под Сызранью, так было в половине августа под Симбирском. Для маневра нужен кулак, подвижный, обученный и верящий в своего начальника. После боев под Симбирском полковник Каппель сразу же занялся собиранием такого кулака. Один или два батальона из мобилизованных дали из Самары, около двух батальонов выделили из симбирских формирований, и это вместе с добровольцами прежнего отряда Каппеля составило маневренную группу.
План был в общем такой: Каппель перебрасывается из Симбирска к Казани, высаживается в районе Нижнего У слона и затем наступает глубоко в тыл противника на правом берегу Волги, стремясь захватить железнодорожный мост через реку в тылу красных. Обороняющие Казань части, а также чехи на правом берегу должны проявлять наибольшую активность. Маневр не дал тех результатов, которые нужны были, чтобы выручить Казань.
По рассказам Каппеля после боев, батальоны мобилизованных шли хорошо, но, совершенно необстрелянные, попав под огонь, смешались и внесли беспорядок в колонну, чем отняли много времени. В дальнейшем, ввиду сложной обстановки при действиях в тылу противника, ему пришлось положиться лишь на свои обученные, испытанные части, которые имели успех, но оказались слишком слабыми, чтобы развить его. Была внесена сумятица в тылу красных, подорвана железная дорога, захвачена добыча, но все это было слишком кратковременно, далеко от фронта и могло отразиться на войсках фронта красных только при сильном ударе и на фронте. Такого удара не было.
По рассказам после, Казань не имела достаточно сил для удара, а чехи только продвинулись вперед и затем вернулись в исходное положение: в их рядах, несших бессменно службу с первых чисел августа, сказалась утомленность. На обратный путь, чтобы вывести людей из тыла красных благополучно, потребовались два дня. Люди вышли утомленными и с подорванной верой в дальнейшие успехи. Полковник Каппель был всегда сторонник глубоких ударов в тыл, но здесь увидел, что красные уже не столь панически настроены, чтобы бежать при одной угрозе, а потому считал, что такого глубокого обхода делать не следовало. Лучше было ударить при содействии чехов на ближайший тыл правобережной группы красных и развивать успех до моста. Казань была обречена. Оттуда взывали о поддержке, которую Самара дать не могла. Не могли ее спасти и призывы населения к обороне. Местное командование не имело мужества заблаговременно объявить об этом населению. 8 сентября ночью Казань была оставлена. Войска и бежавшее население двинулись по левому берегу к Лаишеву.
Участь Казани срезу же нависла над Симбирском, ибо в конце августа оборона его была ослаблена выделением для удара сил под Казань, которые вернулись с Каппелем слишком поздно. Красные в первых числах сентября приблизились к Симбирску и, ободренные затем успехом под Казанью, начали наступать. Кроме того, на Волге появилась флотилия красных, которая стремилась проникнуть к Симбирску с севера.
Полковник Каппель спешил из-под Казани, чтобы выручить Симбирск теми силами, что были у него после маневра, но опоздал. Прибыв в Симбирск, он увидел, что положение его безнадежно и что нужно выводить войска на левый берег Волги и там организовать оборону. 11 сентября был очищен Симбирск. Нужно было задерживаться возможно дольше против него, чтобы дать возможность казанским частям выйти благополучно на Бугульминскую дорогу. Эта задача и была выполнена полковником Каппелем, несмотря на тяжелую обстановку: скверная погода, упадок духа, несогласие с чехами, неналаженность снабжения продовольствием.
Потеря Казани и Симбирска была совершенно определенным указанием на печальный исход дальнейшей борьбы, а в это время власть и военный министр в Уфе спорили о выборе всероссийской власти. Совершенно ясно было, что раз, после того как мы были принуждены к обороне, красные начали наносить поспешные удары, весь фронт – на волоске. Стоит лишь ткнуть в наиболее уязвимом месте – и все посыплется. Единственное спасение – собрать опять хоть небольшую группу для удара и маневрировать. Но где ее можно собрать?
Полковник Каппель привязан к Бугульминской дороге и не может уже перебрасывать отряды по Волге, резервов нет, чехи, прибывшие из-под Казани, неохотно соглашались на маневры, да кроме того, в районе Самары тучи сгущаются: в Николаевском районе красные активны, Иващенковский завод неспокоен, потеря Симбирска открыла доступ красным на судах – надо опять усиливать хотя бы Ставрополь, чтобы обеспечить Самару с севера. Еле-еле нашлись силы, чтобы на время организовать оборону Ставрополя.
Оперативный отдел ежедневно просил военного министра дать хоть два-три батальона для маневра. Предполагалось держать их в Ставрополе и оттуда действовать на сообщения красных под Сызранью. С большим трудом собрали один батальон, но он был слаб и по духу, и по организации. На южном участке Хвалынская группа Народной армии на фоне уже начавшихся неудач имела кратковременную удачу под Вольском, но эта удача скоро была ликвидирована, и отступление от Вольска было столь быстрым, что группа не смогла удержаться и под Хвалынском. Руководивший боевой работой хвалынских частей полковник Махин был вторично ранен в шею, и это сильно ослабило группу.
После оставления Хвалынска, с одной стороны, ухудшалось положение Сызрани, с другой – части красных с Саратовского направления получали свободу действий на левом берегу Волги. И это скоро сказалось на общем положении: красные повели наступление по левому берегу двумя группами – одной непосредственно по берегу наперерез железной дороги недалеко от Сызрани, другой от Николаевска на Иващенковский завод и Самару. Пришлось снимать части 4-го чешского полка из Сызрани и обеспечивать тыл сызранских войск и мост. В это время как раз произошло выступление иващенковских рабочих, кончившееся для них печально.
После оставления Симбирска, с прибытием в Самару 1-го чешского полка, начальник чешской дивизии генерал Чечек, обеспокоенный несогласиями своих частей с русскими в районе Бугульминской дороги и расстроенный вообще положением, выехал в район Бугульмы, передав временно командование дивизией и фронтом полковнику Швецу. В Самару он уже не вернулся, а встретил отходящие части уже в Кинеле. Полковник Швец горячо принимал к сердцу все, что делалось на фронте, и всю свою энергию вкладывал, чтобы возродить моральную силу чехов. Многое ему удавалось, но изменить положение он не мог. Представитель Национального комитета, совместно с некоторыми членами Комитета Учредительного собрания, старался улучшить обстановку по-своему: предлагали создать особый совет обороны при полковнике Швеце. Из этого, впрочем, ничего не вышло.
К концу сентября настойчивость красных на левом берегу Волги и против Сызрани все увеличивалась. На Николаевском направлении мы еще имели успехи, но затем начались неудачи, так как посланные для совместной работы с чехами новые самарские формирования оказались нестойкими. Начала создаваться угроза сызранскому гарнизону; охрана сообщений требовала больших расходов войск. Было решено очистить Сызрань, повредить мост и затем свою линию обороны перенести ближе к Самаре. Операция очищения Сызрани и переброска войск к Самаре была весьма трудной, так как нужно было держать мост через Волгу недосягаемым для обстрела, а в дальнейшем нужно было иметь в виду, что красные угрожали выходам на железную дорогу около Иващенкова.
Все это было выполнено в первых числах октября, но создать крепкую линию обороны близ Самары не удалось. Мост через Сызрань был разрушен больше, чем полагалось по заданию, ибо на нем загорелся подвижной состав со снарядами. Как всегда при отступлении, а в Гражданскую войну в особенности, дух бойцов был таков, что опасность мнилась там, где ее не было. Будь наступление красных энергичнее, они, конечно, не дали бы уйти из Самары сравнительно благополучно громадной ленте эшелонов и заняли ее по крайней мере 5 октября. Но действия Николаевской группы были весьма нерешительными, и красные вступили в Самару 7 или 8 октября.
