— Люди часто врут, — признал я, — но редко без мотива. У неё не было никакого резона что-то выдумывать. Впрочем…
Я пригляделся к карте.
— А где трасса? Мотель? Кафе?
— Они… не часть города. Это, как я понимаю, своеобразная традиция.
— В картографии? Оригинальный подход. Чего тут ещё нет? В силу традиции?
— Вы правы, я как-то не задумывался над этим. Да, видимо, карта может быть не вполне достоверной и в других деталях. Знаете, Роберт, а давайте прогуляемся и посмотрим сами?
— У меня не больше часа, — предупредил я, посмотрев на часы. — Дети придут отмечать окончание первого школьного дня. Ожидается ураганный спрос на газировку и намёки на то, что им почти восемнадцать, а значит, им почти можно пиво. Но «почти» не считается.
— Думаю, мы успеем, город небольшой… А впрочем… Хотите прокатиться?
— У вас есть машина? — удивился я.
— У полиции есть машина, — уточнил Депутатор. — Ещё у пожарных и у клиники. Работает мусоровоз. У завода грузовой трал, но он ездит только на перевалочный склад и обратно. И учебный автомобиль школы, чуть не забыл! Детишки получают права, хотя ездить тут не на чем и некуда. Кажется, этим городской автопарк ограничивается. Я не выписал ни одного штрафа за парковку.
***
— Какая древность! — восхитился я. — Он точно ездит?
В гараже участка стоит старый седан с длинным плоским капотом. Я такие только в кино видел.
— По регламенту техобслуживания я регулярно его завожу, — кивнул Депутатор. — И проверяю давление в шинах.
На улице на нас смотрели так, как будто мы ехали на цирковом слоне, сопровождаемые парадом-алле из клоунов-стриптизёров. Кажется, горожане отвыкли от автомобильного движения: о том, что это проезжая часть и автомобиль неплохо бы пропустить, вспоминали с трудом. Так что катились мы неспешно, чуть быстрее пешеходов, иначе просто передавили бы их к чертям. Но даже таким темпом до окраины оказалось пять минут.
— И где ваш лес? — спросил полицейский скептически.
Я вышел из машины, посмотрел на бескрайний, плоский, раскинувшийся до горизонта глиняный солончак с редкими островками какой-то живучей степной травы, и сел обратно.
— Давайте попробуем в другую сторону.
Мы неторопливо пересекли город, провожаемые удивлёнными взглядами жителей. На противоположной окраине ровно то же самое — уходящая в даль, плоская, как стол, пустошь. Улица кончается с последним домом, дороги дальше нет.
— Жаль, тут нет окружной, — сказал я. — Объехали бы по периметру.
— Ничего, — утешил меня Депутатор. — Сейчас прокатимся на юг и север.
В участок мы вернулись через полчаса после выезда, так что времени действительно хватило.
— Приходится констатировать, — признал я, — что карта верна. Там, где на ней ничего нет, действительно нет ничего. Я одного не понимаю…
— Чего?
— Чёрт с ними, с лесом и озером. Но трасса? Если задняя дверь кафе в центре города, то где же проходит шоссе?
— Очень уж тут рельеф… обманчивый.
— Да, врёт как дышит, — согласился я.
— Просто надо знать, куда смотреть, — вздохнул Депутатор. — И вести себя правильно.
***
Швабра вошла в бар молча. Глядя мимо меня, промаршировала в подсобку, вышла оттуда через две минуты в джинсах и рубашке, засовывая платье в пакет. Что-то в выражении её лица подсказало мне, что вопрос «Как прошёл первый учебный день?» лучше не задавать.
— Может, я их сам обслужу? — спросил я осторожно.
Боюсь, сегодня она может не ограничиться плевком в стакан.
— Я справлюсь, — отрезала девушка. — Не лезь ко мне!
Школьников, как назло, много. Сухость учебного материала вызвала у них жажду, и газировка течёт рекой. Мне не нравится, как они поглядывают, перешёптываясь, на Швабру, мелко и неприятно хихикая. Не все. Некоторые. Но этого хватает. Её ненакрашенные губы сжались в бледную ниточку, а глаза сверлят одноклассников злыми буравчиками. Девушка сдерживается с трудом.
— А мне пива, — развязно говорит один из подростков, подойдя к стойке.
— Детям не наливаем, — цедит Швабра сквозь сжатые зубы.
Я в подсобке, разбираю утренний завоз, но, слыша её тон, сдвигаюсь ближе к двери. Это один из тех хихикающих подошёл. Раньше ни его, ни его компании я тут не видел. Новенькие, значит.
— Да ладно тебе, две недели осталось!
— Вот через две недели и попросишь. Если доживёшь.
— Ты мне угрожаешь, что ли, коза драная?
— Спроси меня об этом через две недели.
— Так некого будет спросить-то. Отродья должны умереть!
— Лимонадику? — спросила она его ледяным тоном.
— Пива налей, отродье.
— В жопу иди, говнюк.
Так, кажется, сейчас кто-то получит шваброй в глаз. Не надо нам этого.
— Вопросы, молодой человек? Пожелания? Предложения? — вышел из подсобки я. — Администрация может отказать в обслуживании без объяснения причин.
— Ничего. Я газировочки просто выпью, — сказал тот, резко побледнев.
— Отличный выбор, молодой человек. Также настоятельно рекомендуется проявлять вежливость к персоналу заведения. Например, если вы невольно нагрубили, очень правильным шагом будет извиниться.
Он возмущённо поднял брови, открыл было рот, чтобы сказать глупость, но посмотрел мне в глаза и передумал.
— Извини, — буркнул он Швабре. — Один лимонад. Сдачи не надо.
— Нет уж, — сказала она зло, — вот твоя сдача.
И высыпала ему пригоршню мелочи в стакан с газировкой. Он взял его, покосился на меня, выдавил из себя «спасибо» и пошёл обратно к столику при гробовом молчании собравшихся подростков.
— Я и сама бы прекрасно справилась, босс, — прошипела девушка. – Тоже мне говнюк-лимонадик.
— Не сомневаюсь.
— Врёшь.
— Вру.
— К чёрту. Если бы мне не были так нужны деньги…
— Что это за разговорчики про отродья?
— Глупости, не обращай внимания.
— И всё же.
— Радио переслушали. Самая весёлая игра сезона в школе — решаем, кто в классе человек, а кто отродье. Угадай, куда записали меня.
— А если отродье, то что?
— То не человек. А значит, можно всё. Пока у них хватило фантазии только в сумку насрать. Я осталась без тетрадей. Впрочем, говорят, что училку почти уломали на досрочную аттестацию, так что они, может быть, не понадобятся.
— Полна оптимизма?
— Как всегда, босс. Как всю мою жизнь, идущую в жопу под лозунгом: «Дотерпеть и не сдохнуть». Я дотерплю, босс, что тут осталось-то. Всё, пора тащить этим дебилам радио…
***
— …Слушайте меня, братья и сёстры! — проклюнулся сквозь шум прогревающегося приёмника голос.
Тот самый, директорский. Ей богу, если бы его надутый вид не исключал наличие каких-либо творческих хобби, кроме употребления односолодового, я бы решил, что он на досуге развлекается любительскими постановками.
Голос вещает:
— Я расскажу вам об отродьях! Вы не хотите о них слышать, я знаю. Мы не говорим о них. Мы отводим глаза. Мы делаем вид, что их нет. Но, пока мы это делаем, их становится больше! Наши прадеды топили их в мешках, как котят. Наши деды откармливали ими свиней. Наши отцы вешали их на осинах и оставляли так, пока не сгниют, чтобы Ведьма знала, как мы им рады!
Интересно, какой возрастной рейтинг у этой программы? Её точно стоит слушать несовершеннолетним?
— …Но мы стали слабы! — продолжает распинаться радио. — Мы приняли их. Да, я знаю, что мор забрал много наших детей. Но был ли он случайным поветрием? Не наслала ли его Ведьма, чтобы мы пали духом? Не в этом ли был её план — заменить их отродьями? Не лучше ли тогда нашим родам пресечься и нашим семьям прекратиться без потомства, нежели допустить её торжество?