…Долго не могла понять, откуда у меня МРТ головного мозга? Это вообще мой мозг? А если чужой, то чей? Наконец вспомнила: когда-то давно сделала МРТ по просьбе мамы. У меня сильно болела голова, и мама прописала мне МРТ головного мозга. Кстати, тогда его никому так и не показали: головная боль прошла.

– Там всё нормально? С мозгом? – спросила я. Врач по колену еще раз посмотрел мое МРТ головного мозга и сказал, что попробует сделать уколы в коленный сустав. Отлично!..

17:05

Позвонила Алена.

– Я не приду. У меня нет на тебя ни минуты! – рявкнула Алена.

Но… почему на меня? Мы дружим сорок восемь лет, с тех пор как в первом классе уселись за одну парту. Не то чтобы мы сорок восемь лет учились в первом классе, но в некотором смысле да, мы все еще за одной партой. Могла бы не говорить «у меня нет на тебя ни минуты»! Могла бы сказать «на вас», не только на меня нет времени, но и на Ирку, и на Ольгу тоже.

17:06

Я в кафе на нашем обычном месте у окна.

А вот и Ирка-хомяк!.. Хомяк живет со мной одним домом в одном доме (я на третьем этаже, Ирка на четвертом), милый, теплый Хомяк… Ни один человек не стал бы наряжаться, чтобы спуститься в кафе в своем доме. Иркин стиль – агрессивная женственность: губы, локоны, бусы, бант, жабо, пышная юбка. Словно Хомяк собрался на свой первый бал. Но. Агрессор не наряжается, агрессор живет нарядным. За много лет я видела Ирку разной, заспанной, рыдающей, страдающей от расстройства желудка, но ни разу не видела без банта и бус. Даже когда умер Иркин муж ПетрИваныч, год назад, в день серебряной свадьбы. Кажется, что умереть в день серебряной свадьбы верх легкомыслия, но ПетрИваныч был очень осмотрительный человек: если он так поступил, значит, у него были на то свои причины.

– Сегодня проснулась и подумала: а зачем я проснулась? Зачем вообще просыпаться, если я больше не предмет сексуальной охоты?.. – с порога выпалила Ирка.

Как интересно. Ирка-хомяк была предметом сексуальной охоты? ПетрИваныч двадцать пять лет охотился на Ирку прямо надо мной, на четвертом этаже? Охотился, а потом умер.

– Если бы я тогда знала, что это был последний секс в моей жизни! С другой стороны, если бы знала, тогда бы что?.. У меня завтра премьера. Журналисты придут, городская администрация. Пирожки, оливье, медовик обязательно… – перечислила Ирка.

Ирка директор театра. Ну, или почти – замдиректора театра по хозяйственным вопросам. Пришла в театр совсем ребенком, буфетчицей в театральный буфет, однажды испекла медовик и сделала потрясающую карьеру. Ирка настоящий серый кардинал: главный режиссер ставит то, что велит Ирка.

Почему у Ирки такая власть? Дело не в том, что зрители аплодируют Иркиному медовику, а многие зрители специально покупают билеты на Иркин медовик. Дело не в том, что главный режиссер будет есть то, что решит Ирка: Ирка захочет, – испечет его любимые пирожки с капустой, а не захочет, даст ему пирожки с мясом. Она может даже лишить главного режиссера медовика! Всё дело в другом: у Ирки чутье. Ирка требовала, чтобы ставили ее любимого Островского, – и вот, пожалуйста: зрители пошли толпой. Иркин театр имеет свое лицо, как Малый театр в Москве. Завтра премьера «Грозы», идут репетиции «Бесприданницы». А ведь у Ирки даже нет театроведческого образования, только чутье и любовь к Островскому.

– У меня интимный вопрос… хочу спросить тебя, пока нет Ольги, – сказала Ирка, – вот мой вопрос: неужели у меня больше никогда не будет секса? Это так же странно, как перестать дышать. Раньше ни один мужчина не мог спокойно пройти мимо меня на кухне.

Я не знаю, что сказать. Кого Хомяк имеет в виду, когда говорит «ни один мужчина»? У Ирки был один мужчина, ПетрИваныч, до того, как он умер, он не мог пройти мимо Ирки. Я тоже не могу пройти мимо Ирки на кухне: у Ирки пятьдесят второй размер, а кухня пять метров.

Скажу, что у Ирки обязательно будет любовь, роман, секс.

В юности мы без конца говорили о сексе. В юности секс как экзамен. Если у тебя есть секс, тебе четыре. Секс означает, что ты как все, занимаешь достойное место в социуме. Если скажешь, что у тебя есть оргазм – четверка с минусом, минус за вранье. А сейчас секс это что? Думаю, зачет без оценки. Если секс есть, нужно молчать. Если есть муж, но секса нет, тем более, нужно молчать. Возьмем Алену: можно ли представить, что мы с Аленой не говорим о сексе? Невозможно представить! Но мы не говорим. Алена только однажды сказала: «Каждый раз после секса думаю, зачет сдан».

17:09

Ольга – джинсы, худи оверсайз, кеды, рюкзачок. Бандана, кепка или ушанка, в зависимости от сезона, сейчас бандана. Подростки, смотря на Ольгу сзади, думают, что Ольга тоже подросток, забегают вперед, чтобы познакомиться. И тут же испуганно восклицают «ой!» или «ой, простите». Не знаю, что лучше. Когда восхищаются Хомяком сзади, никто не бывает разочарован: Хомяк спереди и сзади выглядит пышно. Зато Ольга со всех сторон выглядит как неординарная творческая личность.

У Ольги тоже есть власть. Ольга известный критик, автор всех модных изданий. Начинала как кинокритик, потом стала литературным критиком. Главное уметь критиковать, а что именно, не важно: Белинский, к примеру, мог бы стать знаменитым кинокритиком. Это было гениальное решение: книги пишут все кому не лень, и у Ольги полно работы. Люди покупают книги, которые она похвалит. Это настоящее чудо: лежишь на диване, поставил ноутбук на живот и прямо с дивана повелеваешь умами и кошельками!.. Когда у меня выходит новая книга, я с утра до вечера заглядываю во все модные издания – вдруг Ольга написала на меня рецензию? Мы дружим с первого курса, мы гуманитарии, должны быть гуманными друг к другу: могла бы и написать! Но нет, всегда нет… Ольга не написала ни об одной моей книге: она критикует меня дома. Я не обижаюсь, я понимаю: она любит открывать новые имена, а у меня старое имя. Писать обо мне все равно, что кулинарному критику писать о картошке фри. Зачем писать рецензию на картошку фри, просто купил и ешь. …Лучше умереть, чем сказать Ольге, как я мечтаю о ее рецензии. Но близким людям ни за что не признаешься в том, что для тебя важно. Чем важней, тем больше ни за что не признаешься.

– О чем это вы тут? О сексе? Неприлично в нашем возрасте говорить о сексе. А я делаю новый подкаст о литературе. Для интеллектуалов! Для тех, кто может отличить Шеллинга от Фихте, Монтеня от Боэси.

Бедная Ирка ожидала участия, а Монтеня и Боэсси не ожидала.

– Я не про секс, я просто… Я хочу завести роман, – сказала Ирка.

Ольга снисходительно фыркнула:

– Я с этим закончила. Под «этим» подразумеваю романтику, поцелуй на рассвете, вершину любви и мужчин в целом.

– А я нет! А я нет, я нет… – бубнила Ирка, – вы еще увидите…

Со стороны можно подумать, что Хомяк воплощение самоуверенности. На самом деле Хомяк воплощение здравого смысла: прекрасно знает, что мужчинам нравится медовик и пышные блондинки в локонах.

– Неужели ты правда думаешь, что есть кто-то, кому мы можем понравиться? – насмешливо спросила Ольга.

– Есть! Все! – Хомяк ответил, как отрезал. Ольга улыбнулась.

– Почему она улыбается?! Как будто я какая-нибудь гетера! – обиженно кричала Ирка. – А я не гетера! Я просто хочу, чтобы на меня охотились! Что тут такого?!

Хомяк не гетера: не может отличить Шиллинга от Шеллинга, Монтеня от Боэси, недавно перепутала концепцию с концептом. А гетеры были хорошо образованны. Но формально Ирка может считаться гетерой: она работник культуры.

– Ну, так что там с сексом? – небрежно спросила Ольга.

Ирка оживилась – хотите честно? Мы с Ольгой кивнули – хотим.

– У меня комплексы. Я стесняюсь: у меня тело. Ну, вы понимаете, не всё как в двадцать или пятьдесят. Как подумаю, что это будет не ПетрИваныч, а чужой человек, вся сжимаюсь и мысленно втягиваю живот. В нашем возрасте секс с новым мужчиной это так трудно!.. А хотите совсем честно?