Желаю Вам всего доброго.

24 апреля 1960 г.

С. Л. В-ру

Уважаемый тов. В-р!

Отзыв редакции «Нового мира» на Ваши стихи обидел Вас и подсказал Вам раздражительно-иронический тон Вашего письма ко мне. Но стихи, о которых речь идет, на мой взгляд, действительно «не отвечают требованиям», не годятся для напечатания в журнале в силу их очевидных несовершенств: нарочитой замысловатости и вместе примитивности, беспомощности. Вдумайтесь хотя бы в такие Ваши строки:

Мы гордимся тобою, Цека.

Партии нашей мозг и рука.

Ты ведешь к коммунизму

Партия счастья Отчизны.

Все понятно и почти правильно, но не вижу, что же здесь от поэзии?

Может быть, по-вашему, поэзия содержится в следующих строчках:

Шепчет голос тот внутренне-жгучий:

Дай ответ, дай ответ, дай ответ.

Возомнил, знать, себя наилучшим —

Святых нет, святых нет, святых нет.

Но я, читатель, более или менее квалифицированный, недоумеваю: что про что, как это понимать.

Претенциозность, чаще всего сопутствующая недостаточной общей культуре, неотчетливости мысли, назойливо проступает в Ваших стихах, и это не может не производить неприятного впечатления, хотя, например, мне и понятно, что все это от молодости, по крайней мере — литературной.

Несколько отчетливее других стихотворение «Гимн слову». В нем есть неплохие строчки, но как только Вы сравниваете слово с ватином, желая сказать, что оно и крепче металла и в то же время может быть мягче мягкого, так я вижу, что слово-то Вы недостаточно хорошо слышите, иначе бы не употребили такое плохое сравнение, не слышите, что ватин в данном контексте не годится решительно.

Вот, примерно, все, что могу сказать Вам и что, впрочем, могли бы Вам сказать многие другие, кто ознакомился бы с Вашими стихами. Но самое главное — не нужно ждать, что скажут другие, нужно самому думать и учиться понимать, — этого ничем не заменить, — нет таких консультаций и таких редакций.

Желаю вам всего доброго.

31 мая 1960 г.

Ю. П. Д-ну

Дорогой Ю. П.!

Не в первый раз мне приходится говорить молодым (и немолодым) авторам, которые, подобно Вам, спрашивают: «Стоит ли мне писать?» и т. п. — говорить, что на этот вопрос ответить может только сам тот, кто его ставит. Собственно говоря, в этом-то и весь «секрет» — взять на себя решение этого вопроса, этот немалый риск и ответственность. Это — мера личности, мера желания и стремления, готовности испить чашу любых испытаний и, может быть, не быть вознагражденным ничем, кроме самого труда. Словом, на этот вопрос я никогда не берусь отвечать, кроме тех случаев, где явная безграмотность и неосновательная претензия.

В стихах Ваших есть хорошие места, строчки, строфы, но есть еще много чужих, готовых слов стихотворного обихода, есть та средняя литературная грамотность, которая таит в себе опасность одеревенения, застоя. Время покажет, что будет с Вами, достигшим уже известной легкости стихотворного изъяснения, но еще не имеющим, на мой взгляд, того, что отличает уже настоящую поэзию, — необходимости этого изъяснения, бескорыстного (я Вас не подозреваю в «корыстности» в обычном смысле) страстного желания самовыражения.

Когда это придет — кто же, опять-таки, может сказать?

Желаю Вам всего доброго.

Рукопись возвращаю.

30 июня 1960 г.

М. В. С-ку

Дорогой тов. С-к!

Я прочел Ваши стихи, направленные мне Вами по домашнему адресу после того, как они были отклонены редакцией «Нового мира».

В сопроводительном письме Вы просите «оценки, указания мастера, пусть резких, но убедительных формулировок».

Но беда в том, что резкие оценки весьма редко бывают убедительны для того, к кому они относятся, и я боюсь, что мало чем помогу Вам, сказав по чистой правде, что стихи Ваши «Слушая Ван Клиберна» и др. плохие стихи, каких в каждой редакции штабеля.

Подробно же входить в анализ таких стихов я просто не имею физической возможности, ибо нет автора, присылающего стихи (и не только стихи) в редакцию, который бы не требовал или не просил при этом, чтобы они были прочитаны мною.

Отклонение этих стихов рецензентом, я считаю совершенно правильным (тут пересылка этих стихов ко мне на квартиру ничего изменить не может), а Ваш заносчивый и пренебрежительный тон по отношению к рецензенту совершенно недопустим.

В самом деле, Вы пишете: «Я спрашивал (!) мнения авторитетного… а получил ответ и оценку (точнее — отписку) от сотрудницы, имя и компетенция которой в области поэзии мне и моим товарищам неизвестны».

Но ведь и Ваше имя и компетенция в области поэзии были совершенно неизвестны рецензенту до того, как он ознакомился с Вашими стихами. Что же отсюда следует?

А между тем то обстоятельство, что т. И-ва, ознакомившись с первыми двумя стихотворениями («Клиберн» и «Перед поэмой»), на мой взгляд, написанными «от нечего писать», претенциозными и банальными, запросила еще для ознакомления и другие стихи, отнюдь не свидетельство «отписочного» отношения к Вам, наоборот — внимательного и благожелательного. И то, что она, ознакомившись с этими новыми стихами, нашла их слабыми и посоветовала Вам «подумать над более значительными темами» — опять же — вполне правильное заключение.

Подумайте-ка вместе со своими товарищами над такими, например, Вашими строчками;

«Выпал снег пушистой пеленой…»

«Провода, звеня, заиндевели. —

Лунный серп под берегом плывет…»

«И снова твой образ мне сердце связал

В тугой узелок…»

«Я сдерживал влагу несдержанных слез

И слушал ритмический гул колес…»

Достаточно. Разве не ясно и без особой «компетенции в области поэзии» (в которой, впрочем, мне Вы не отказываете, поскольку спрашиваете именно моего «авторитетного» мнения), разве не ясно, что Вы еще в том периоде стихописания, когда, что подвернулось, то и идет в строку: и чужие, готовые, ставшие уже пошлыми слова, и малограмотный оборот, и этакая «красивость», и что угодно.

Я считаю, что в одном рецензент допустила безусловно ошибку — когда посоветовала Вам предложить в местную газету стихи о Клиберне по случаю его приезда в СССР на гастроли. Я бы этого Вам не посоветовал.

Пишу Вам так распространенно, несмотря на крайнюю мою занятость, потому что, к сожалению, Вы не единственный случай такой огорчительной претензии (со стороны начинающего) на особое к себе внимание без достаточных к тому оснований. К сожалению, весьма характерным для авторов, подобных Вам (им же несть числа), является и высокомерно-пренебрежительное отношение к скромным и добросовестным рецензентам, которым, например, я многим обязан в своем развитии в пору юности.

Хотел бы, чтобы Вы пораздумали над этим моим письмом и показали его своим товарищам, — это, мне думается, было бы не без пользы.

Желаю Вам всего доброго.

14 июля 1960 г.

А. Г. К-се