Также убийцей Марины легко мог оказаться психованный Дядьвась. Старец, помнится, выкрикивал что-то в этом духе. Мол, бей колдунов проклятых! А Марина, что и говорить, вполне могла сойти за ведьму.

Желание пристукнуть вредную бабу должно было возникнуть и у владельца новенького автомобиля «Вольво», на капот которого шваркнулся Маринин пакет с мусором. Вряд ли машина в результате сильно пострадала, разве что испачкалась сильно и приобрела нехарактерный для дорогой тачки аромат, но я знаю фанатичных автовладельцев, которые, не раздумывая, грохнули бы пару-тройку человек и за меньшую провинность.

В общем, отселить Марину Куропаткину в мир иной могли желать самые разные люди и даже звери – вспомним хотя бы нашего дворового кота Тимоню, которого злобная тетка давеча загнала на люстру.

– М-да, веселенькая картинка вырисовывается, – Лазарчук со вздохом поднялся с табуретки.

По его тону было понятно, что картинка совсем не веселая и вовсе она не вырисовывается. Надо полагать, огорчение капитана было вызвано довольно туманной перспективой поиска убийцы гражданки Куропаткиной. Грустный вздох Лазарчука не вызвал у меня жалости к суровой милицейской доле: ловить преступников – это Серегина работа. Я, например, занимаюсь поисками какого-то преступного добра вообще на общественных началах!

– Кстати, что там с Максимовыми? – словно подслушав мои мысли, спросил Лазарчук. – Они нашлись или нет?

– Нашлись, нашлись, – поспешила заверить его я. – Уехали вдвоем на курорт, сейчас отдыхают.

Мое беспардонное вранье преследовало благородную цель: не допустить вмешательства приятеля-мента в историю с исчезновением подруги Ирки и Моржика. Раз Серега вышел с больничного, значит, он теперь снова полноправный мент, а Писклявый мне строго-настрого наказал к ментам за помощью не обращаться. Не буду я ничего рассказывать Лазарчуку, попытаюсь разобраться сама.

Поэтому я ни словом не обмолвилась и о своем намерении мчаться в Пионерский сразу, как только озабоченный Серега и добродушный Семен Иванович отойдут от моего ложа.

– Ну, мы пойдем, а ты лежи, – наказал мне Лазарчук. – Если почувствуешь себя хуже, немедленно вызывай «Скорую». Я тебе попозже позвоню, чтобы узнать, как ты себя чувствуешь.

– Ладно, только звони на мобильный, – слабым голосом умирающего от недоедания попросила я.

– Ты куда-то собираешься? – моментально насторожился Лазарчук.

– Нет, что ты! – я вяло махнула рукой, на которой пугающе темнели пятна засохшего кетчупа. – Куда мне сейчас идти! Я буду безвылазно лежать в постели, поэтому не хочу вставать к телефону. Я его выключу, а мобильник поставлю в режим вибрации и положу под подушку.

– Лучше на тумбочку в изголовье, – посоветовал Семен Иванович.

Я была согласна и на такой вариант, спорить с ментами мне было не с руки: очень хотелось поскорее остаться одной. Наконец заботливые сотрудники органов внутренних дел, в последний раз сочувственно ощупав шишку на моем наружном органе – голове, удалились. Я немного еще полежала, а потом стала снова собираться к выходу.

– Предлагаю ее отпустить, – хмуро сказал Леонид, отводя взгляд от насупленной физиономии Серени.

Сереня несогласно шмыгнул носом и открыл рот, собираясь протестовать.

– Точно, надо отпустить, – опередив Сереню с ответом, кивнул Гриня. – Я домой хочу, кушать!

– Желудок! – желчно прошипел Сереня, оставшийся в одиночестве.

Ему не хотелось прерывать игру в бандитов. Сереня был в восторге от своей роли главаря.

Братья Пушкины, вынужденно выступающие единым фронтом, на самом деле не были крепким семейным кланом. До знаменитой коза ностры им было далеко. Во-первых, у Пушкиных не было ни крестного, ни какого-либо другого отца. Была только нежно любимая мама, ветеран крестьянского труда, за давностью лет и по причине возрастного склероза позабывшая черты рано усопшего мужа. Дряхлая голубка и подруга суровых дней Пушкина-отца мирно коротала дни в маленьком домике в пригороде Екатеринодара, штопая носки взрослым сыновьям и запасая на зиму соленья. Саня, Леня, Гриня, Сереня высоко ценили матушкину кухню, разительно отличающуюся от кормежки в столовке того ПТУ, которое имело счастье дать рабочую специальность токаря-станочника всем четырем братьям. Впрочем, по специальности никто из них не работал. Леня без особого успеха подвизался в сетевом маркетинге, Гриня в режиме «сутки через трое» охранял автостоянку, а Сереня вообще ничего не делал, так как считал ниже своего достоинства быть у кого-то в подчинении. Он бы пошел сразу в начальники, да туда его не брали.

Все надежды молодого пушкинского племени на лучшее финансовое будущее были связаны с Саней, который с невероятной изобретательностью и предприимчивостью искал варианты мгновенного улучшения материального благосостояния семьи. По сути, именно это чувство высокой ответственности за семейство толкало Саню на противозаконные действия, вроде ограбления бензоколонки или попытки наладить на помойке сбор радиодеталей с целью последующей выплавки из них драгметаллов. И нынешний отъезд Александра «на заработки» был вызван желанием принести в дом достаток.

– Зачем это нам ее отпускать? – поинтересовался Сереня у Леонида, который внимательно смотрел на корявый шалаш под старой плакучей ивой.

Кособокая хижина могла послужить отличной декорацией для съемок самой первой серии киноэпопеи «Робинзон Крузо».

– Надо бы поесть, – повторил Гриня, проследив направление взгляда Серени. – Восьмой час вечера, а мы с утра не жрамши. У меня уже все плывет перед глазами.

– Да нет, это шалаш трясется, – хмуро отозвался Сереня.

– Землетрясение, что ли? – удивился Леонид, тоже поглядев на конвульсивно подергивающийся тростниковый сарайчик.

– Это не землетрясение, это она внутри скачет, – сплюнув, объяснил Сереня.

– Скачет?! – изумился Леня. – В смысле, прыгает? А с чего бы ей скакать? С какой радости?

– Она скачет на скакалке.

– А кто ей дал скакалку?!

– Считай, что я, – неохотно признал Сереня. – Вместо скакалки у нее наша веревка.

– Скакалка – это вещь, – авторитетно заметил Гриня, незаметно пощупав себя за бочок, слегка заплывший жирком. – Сто прыжков в день – и будешь в отличной форме!

Сереня мрачно сверкнул глазами. Легкомысленное поведение пленницы оскорбляло его как предводителя банды. Он с самого начала предлагал сделать все по канонам жанра: сразу после похищения крепко-накрепко бабу связать, заткнуть ей рот кляпом и бросить в сырой подвал. Желательно с крысами. Желательно с голодными.

Отправляясь «на дело» – то есть на перехват маршрутки с погрузившейся в нее Иркой, Сереня специально припас моток веревки, но она не пригодилась. События пошли не по тому сценарию, который самозваный крестный отец успел составить в своем воображении.

Нет, баба не оказала похитителям решительного сопротивления. Ирка вообще проспала весь киднепинг, потому что Леонид, забравшийся в маршрутку следом за ней и устроившийся рядом, потихоньку приставил к пышному бедру жертвы специальный шприц-пистолет со снотворным. Доза была рассчитана на животное, находящееся в одной весовой категории с Иркой, на шотландского пони. Женщине этой порции как раз хватило, чтобы сладко проспать все шоу.

Гриня с Сереней устроили спектакль для водителя «сорок четверки» и ловко увели маршрутку, причем чин-чином провезли по маршруту пассажиров, которые спокойно вышли, где кому было нужно. Когда в машине остались только три брата Пушкиных и отключившаяся Ирка, исполняющий функции водителя Гриня повел угнанное транспортное средство в сторону от города, прямиком к реке. В укромном уголке на песчаном берегу Кубани маршрутку остановили, спящую жертву объединенными усилиями перегрузили из салона на большой кусок брезента и отволокли к надувной лодке, загодя припрятанной в ивовых кустах у самой воды. В тот момент связывать похрапывающую тетку не было необходимости, поэтому Сереня бросил приготовленную веревку на брезент, а потом о ней забыл.