— Сынок, выведи минут на пятнадцать Грина, прежде чем за стол садиться!

— А Маня? — спросил я, намекая на то, что собаку вполне может вывести погулять и моя сестра.

— Мне что, самому идти? — грозно спросил папа. — Маня салат режет!

— Ладно! — согласился я.

Честно говоря, я не сильно и сопротивлялся — так, немного, просто чтобы заявить о своих правах на свободу принятия решения в нашей непростой, устроенной с закосом под легкий авторитаризм семье. Вообще-то гулять с Грином мне было не в тягость. Напротив, я охотно это делал, вставая порой в шесть утра, чтобы успеть пройтись и позаниматься с ним до занятий в университете.

Грин был удивительной собакой, с которой я постигал все премудрости дрессировочного процесса. После нескольких месяцев обучения нас в результате конфликта «попросили» с одной из площадок Москвы. Последнее обстоятельство заставило меня начать изучать теорию и практику дрессировки по имеющейся на руках доступной литературе, включая непереведенные немецкие (спасибо картинкам) и английские (переводил как мог) кинологические издания, которые я покупал в книжном магазине «Дружба» на улице Горького. Но это к слову. Грин был настоящим боксером тех времен, когда их еще считали служебными собаками. Он был могуч, атлетичен и напоминал сложением скорее очень крупного питбуля (о которых мы тогда и слыхом не слыхивали), нежели современных представителей породы с утрированно-короткой мордой и килеобразной грудью. Грин был великолепно координирован, послушен — без поводка у моей ноги по команде «рядом» он уверенно лавировал между прохожими, пересекая Новый Арбат, и буксировал при этом до самой школы повисшего на его ошейнике моего младшего брата. Грин был смекалист, благороден: дрался только с более крупными, чем он сам, собаками — и никогда с маленькими. Собственно, это его благородство (объясняемое, впрочем, особенностями формирования характера, но об этом позже) и позволяло относительно спокойно гулять с ним без поводка. Маленьких собак, которых всегда было довольно много, он не замечал, а при виде больших я обычно успевал взять его на поводок.

…Ну что же, ноги в руки, наскоро накинув куртку, я выскакиваю с Грином в наш маленький дворик в Серебряном переулке, еще не отделенный заборами от сопредельных территорий, и спускаю с поводка. Он спокойно и деловито обнюхивает кустики, перед некоторыми (загадка, почему именно перед ними, ведь непомеченных кустиков во дворике не осталось) задирает лапу. Мне кажется, что 15 минут тянутся вечно… Замечаю мужичка, которого, сопя и задыхаясь, тащит в нашу сторону на поводке маленький фокс. Никакой агрессии у фоксика я не заметил — так, тянет поводок, обычное шавочное, извините за жаргон, дело, все мелкие собаки того (а порой и нашего) времени так себя вели.

— Ваша собака кусается? — кричит мне мужичок, вблизи смахивающий на типичного арбатского «джентльмена» той поры (одет аккуратно и модно, с намеком на просвещенную Европу).

— Да нет, — уверенно отвечаю я, — он маленьких не трогает.

Действительно, Грин их не трогал, а к фоксикам относился даже дружелюбно. Рычащих кобелей этой породы просто игнорировал, а соседской суке оказывал знаки внимания — любил поводить ее по двору, аккуратно забрав зубами поводок из рук хозяйки.

— Отлично! — произнес «джентльмен», раскуривая трубку. — Пусть побегают! — И с этими словами спустил хрипящего фоксика с поводка.

Я не успел произнести ни слова и даже удивиться, как произошло то, чего я никогда не видел у собак ни до, ни после описываемых событий. Сосредоточенно и, можно сказать, целеустремленно фокс буквально в десятые доли секунды преодолел расстояние до Грина и, издав зверский рык, вцепился ему в опорную заднюю лапу. Вторую Грин в этот момент высоко задрал — для прицельного оставления на максимальной высоте пахучего послания арбатским собратьям. К моему изумлению, Грин, несмотря на вероломную атаку, не прекратил процесс, обрызгав кустик ровно отмеренной дозой. После чего мгновенно извернулся и сверху вцепился фоксу в холку. Сделал он это молча, но при этом яростно и стремительно.

Действительно, произошло невероятное нарушение собачьего этикета! Ладно, что фоксик напал без предварительного «объявления войны»: взаимного обнюхивания, задирания хвостов, демонстраций — это у собак бывает (если они старые враги или в результате выученного поведения, сформированного нападением другой собаки). Но фокс напал на собаку, занятую, по собачьим законам, священнодействием — собаку, перемечивающую территорию! Напал, даже не дожидаясь окончания процесса! В 999 999 случаях из миллиона, если агрессивная собака на улице видит другую «в процессе», она дождется окончания, переметит метку и лишь потом начнет драку. Иначе в чем ее смысл?

Драки ведь устанавливают иерархию в собачьем мире, их изначальная цель — доказать свое лидерство, не более того. Перемечивают территорию собаки примерно с той же целью, их послание означает: это моя земля, я тут главный! Другое дело, что между посланием и желанием в бою отстаивать его содержание очень большая дистанция — можно ведь и демонстрациями добиться своего. Кроме того, перемечивание входит в ритуал этих демонстраций. По оставленному и, безусловно, нуждающемуся в немедленном перемечивании пахучему сигналу собака узнает о физическом состоянии соперника (уровне тестостерона, адреналина) и, следовательно, статусе и готовности выяснять отношения при встрече. Кстати, установленный факт, что свои метки собаки не перемечивают, отличают от меток собратьев…

Но этот фокс, вероятно, и был той самой одной собакой на миллион, которая нарушила все мыслимые и немыслимые собачьи законы.

«Смерть отступнику!» — подумал Грин и, посильнее сжав челюсти, начал трепать нахала.

Поскольку своими челюстями Грин, бывало, хватал и прокусывал надутый футбольный мяч, захват был очень глубоким. Я, не успев испугаться, бросился спасть ненормального фокса.

Тут наш разговор неминуемо переходит к тактике растаскивания сцепившихся в драке собак. Обычная в таких случаях практика — схватить дерущихся собак за задние лапы в области паха. Каждый забирает свою собаку, но делать это надо синхронно. Тянуть дерущихся можно только тогда, когда они пытаются изменить положение хватки — чтобы дополнительно не травмировать. Лучше синхронизировать свои действия с подачей команды «дай», «брось» или сигналом к прекращению действий — «нет», «фу». И ни в коем случае нельзя тянуть во время плотного захвата — так собаки получают самые страшные раны. Кстати, разнимая бойцов, нельзя кричать: это их только заводит. Кроме того, если соперники равны по своим размерам, ни в коем случае нельзя фиксировать только одну собаку — она может получить тяжелые травмы, не имея возможности защищаться. Очень удобно разжимать челюсти деревянной палочкой — но для этого нужна сноровка. Так что лучше бы, конечно, драк избегать. Но в тот раз нам не удалось.

В сложившейся ситуации все было не по правилам…

…Схватив Грина первым (что с моей стороны в данной ситуации было как раз правильным — с учетом разницы весовых категорий и того факта, что он уже оторвал фокса от своей лапы и придавил к земле), я крикнул «джентльмену», у которого от изумления изо рта выпала трубка:

— Разнимаем! Хватайте своего, когда я оттяну своего!

— Я не могу, у меня больное сердце, — последовал не менее изумительный ответ.

— И вы гуляете с ненормальной собакой, которая нападает на других собак?! — возмутился я, держа Грина за задние лапы, практически оторвав его от земли.

— Вы же сказали, что он у вас не дерется! — эмоционально ответствовал «джентльмен». Соглашусь, в его ответе была своя, но странная логика.

— А что бы вы сделали на его месте, если бы вас в такой момент укусили? — снова возмутился я, вступившись за Грина.

— Да, вы правы, — сказал «джентльмен» после небольшой паузы, во время которой он, видимо представил картину нападения на свою ногу в момент, так сказать, мечения территории. — А что же теперь делать?