Я лежу еще немного, пока Найл не засыпает рядом со мной. Я не хочу прощаться, иначе боюсь оступиться и сказать ему, как много он на самом деле значит для меня. Я не хочу плакать у него на глазах. Я хочу, чтобы его последним воспоминанием обо мне было то, как мы только что были вместе, и, быстро натягивая одежду, я ищу лист бумаги и ручку. Я не могу заставить себя произнести это вслух, но и оставлять его ни с чем тоже не хочу.

Найл, пишу я, быстро записывая и нервно поглядывая в окно.

Те несколько ночей, которые я провела с тобой, были лучшими за всю мою жизнь. Мне жаль, что я должна попрощаться, но я это делаю. Мы больше не сможем увидеться после сегодняшнего вечера. Пожалуйста, не ищи меня. Давай оставим все как есть… идеально. Я надеюсь, ты благополучно доберешься домой, и я надеюсь, что всю оставшуюся жизнь ты будешь таким же счастливым, как сделал меня.

Спасибо,

Я колеблюсь, желая всеми фибрами души подписать как, Изабелла. Кажется жестоким, что он всегда будет помнить меня под чужим именем, но я не могу назвать ему свое настоящее имя. Тогда он поймет, что я солгала, и вообще, разве я не была с ним в некотором смысле другим человеком? Разве я не была Габриэлой, а не принцессой картеля, вся жизнь которой зависит от одной ответственности.

Я подписываю как,

Габриэла.

Слезы наполняют мои глаза и стекают по щекам, когда я это делаю, а затем я тянусь за своей сумочкой. Я еще раз оглядываюсь на Найла, спящего поверх одеяла, и больше всего на свете хочу подойти к нему. Я хочу остаться. Но я этого не делаю. Я не могу.

Когда я благополучно возвращаюсь в свою комнату, дверь за мной закрывается, а шаги Хосе эхом отдаются в коридоре, я позволяю слезам хлынуть по-настоящему. Я смотрю на свой шкаф, на красное вечернее платье, выбранное для торжественного мероприятия, висящее там, и думаю о Найле в гостиничном номере за много миль отсюда, и о записке, с которой он проснется.

Все кончено. Мой краткий вкус свободы закончился. Через неделю я узнаю, кого мой отец выбрал мне в мужья.

И я никогда больше не увижу Найла.

21

НАЙЛ

Когда я просыпаюсь, я не ожидаю найти там Габриэлу. У меня было предчувствие, что прошлая ночь будет нашей последней, что-то в том, как она хотела получить от меня все, что только могла, как она цеплялась за меня, как будто не хотела отпускать… и записка, которую я нахожу на прикроватной тумбочке, только подтверждает это.

Я перечитываю ее дважды, мое сердце болезненно сжимается в груди. Я вижу, где размазались чернила, куда, должно быть, упали слезы, и я знаю, что она не хотела прощаться. Я тоже. Но какой еще был выбор? Как только гала-ужин в Сантьяго закончится, я отправлюсь домой, надеюсь, с хорошими новостями для Лиама и Коннора. Я перейду на новую должность в Королях, и после этого…

Я не знаю, что ждет меня в будущем. Но я знаю, что в этом нет места девушке, которая никогда не была предназначена для чего-то большего, чем секс на одну ночь. Блядь. Я борюсь с желанием в отчаянии скомкать записку и вместо этого засовываю ее в бумажник. Я оглядываюсь на кровать, на все еще смятое пуховое одеяло, под которым мы трахались снова и снова прошлой ночью, и испускаю долгий вздох.

Я и не думал, что трахать девушку в задницу когда-нибудь может быть романтично. Я делал это несколько раз раньше, всегда в контексте грязного, грубого секса, о котором тебе немного стыдно вспоминать утром. Девушки, которых я больше никогда не видел, которые просто хотели мой член, пока я рычал им на ухо о том, какие они грязные девчонки, с моим ирландским акцентом, и которые потом сбегали, как только мы оба получили свое. Но с Габриэлой…

Это было похоже на полную противоположность. Словно принимая врученный мне подарок, ее полное доверие, ее покорность, ее удовольствие от того, что я с ней делал. Она открылась мне, отдала мне все в течение нескольких дней… и теперь ее нет. Но какова была альтернатива?

В записке она просила не искать ее, но мой первый инстинкт, прежде чем я обуздаю его, сделать именно это. Я опускаюсь на край кровати, прикрывая рот рукой. Черт, Фланаган, возьми себя в руки, грубо говорю я себе. Секс с Габриэлой был восхитительным, лучшим, что у меня когда-либо было, и он достиг именно того, что мне было нужно. Впервые с тех пор, как я уехал в Мексику, я чувствую, что могу вернуться домой, не испытывая гребаной тоски по Сирше, как только вернусь в Бостон. Я могу начать все сначала, не чувствовать, что мое гребаное сердце разрывается на части каждый раз, когда я вижу ее, беременную и безумно влюбленную в Коннора Макгрегора, будь проклята его душа. Я могу вернуться к своей жизни, такой, какой она была раньше, такой, какой она мне нравилась. И самое приятное, что мне даже не нужно чувствовать себя чертовски виноватым из-за этого. Точно так же, как сказала Габриэла в ту первую ночь, когда я предостерег ее не употреблять слово “нуждаться”, было что-то, в чем мы оба нуждались друг от друга. Мне нужно было начать все с чистого листа, а ей нужен был кто-то, кому она могла бы доверять настолько, чтобы отдать свою девственность, не придавая этому большого значения. Обе эти вещи сделаны, так почему же я, черт возьми, все еще сижу здесь, изнывая, как влюбленный мальчишка?

Стремление к Габриэле и погоня за этими чувствами могут означать пару вещей. Это могло бы испортить совершенство того, что у нас было, ее отказом, если бы она действительно не хотела большего. Если она действительно закончила. Хочу ли я этого? Черт возьми, нет. Вся гребаная цель этого упражнения состояла в том, чтобы преодолеть отказ Сирши, а не добавлять к этому еще один. А если бы она захотела большего? Чувствует ли она то же самое?

Мне пришлось бы снова открыться. Подарить ей ту же любовь, которую я хотел подарить Сирше, снова рискнуть своим сердцем. Рискнуть испытать это чувство, когда меня раздавят, вырвут когтями изнутри, как раз тогда, когда я чувствую, что наконец-то начинаю, черт возьми, выздоравливать.

Что мне нужно, так это закончить свои дела здесь. Встреться с Рикардо, позвонить Лиаму и Коннору и ввести их в курс дела, сходить на вечеринку и улететь домой. Оставить свои воспоминания о Габриэле там, где им самое место, спрятанные на случай, если они мне понадобятся.

Когда я прихожу, Анхель ждет меня в окружении охраны.

— Найл, — любезно говорит он. — Мой отец ждет в своем кабинете. Не пройдешь ли ты сюда?

Он ведет меня обратно в огромную комнату, где за своим столом сидит Рикардо Сантьяго.

— А, Найл, — приветствует меня Рикардо таким же приятным тоном, как и его сын. — У тебя была возможность поговорить с братьями Макгрегор?

— Да. — Я опускаюсь в кресло, кладу руки между колен и наклоняюсь вперед. — Они открыты к идее отправки людей, но обеспокоены ситуацией. Они не хотят ставить наших людей на линию огня, не тогда, когда столько раздоров в наших собственных семьях и союзниках только сейчас улаживается. Если это просто какое-то позерство, чтобы заставить Диего Гонсалеса отступить, то мы открыты для этого. Если существует реальный и неминуемый риск войны, я не уверен, что они считают открытие торговли справедливой компенсацией за жизни людей, которые следуют за нами.

— Хм. — Рикардо пристально смотрит на меня, прищурив глаза. — Я ценю приверженность твоих боссов благополучию своих сотрудников. Это не то, что мы часто видим, особенно здесь. Пустыня сурова, как и жизнь очень многих из тех, кто работает на картели и с ними заодно. Но я часто старался не быть таким, когда мог. В результате Диего Гонсалес считает меня слабым. Недавно он предъявил ко мне определенные требования. Требования, которых я не могу избежать, не развязав тотальную войну и не подвергнув риску свою семью. Но я готов пойти на жертвы, необходимые для того, чтобы удовлетворить его и предотвратить эту войну, если короли смогут предложить мне подкрепление и торговлю. Люди и средства, которые поступят от этого, могут помочь мне укрепить свои позиции и гарантировать, что то, что я дам Диего, не будет напрасным. Как ты думаешь, мы сможем прийти к согласию по этому поводу?