Я прикусила губу и закрыла глаза.

— Мазохистка. — Из его груди вырвался стон. — Боже, как мне нравится это слово.

Он держал палец между моих чувствительных складок, и я вцепилась когтями в шелковые простыни, когда услышала звук расстегивающейся молнии его брюк.

— Тебе было приятно, когда ты трахала мой палец прошлой ночью?

Я отказалась отвечать, отказалась играть в его больную игру. Он вытащил руки у меня из-под ног, и я услышала, как кожаный шов ударил по моей голой заднице. Я задыхалась и хныкала, но это было не так больно, как удары плетью по моим бедрам.

— Скажи мне, — приказал он, в его голосе не было ничего, кроме чистой убежденности. — Было ли это приятно. А?

Я не могла этого сделать. Я не могла ответить ему, потому что правда казалась неправильной. Это перевешивало чашу весов от нормального к совершенно поганому. Он вцепился в мои волосы, рывком подняв мою голову.

— Ответь мне.

Мои поджатые губы не позволили ему ответить, чего он, похоже, так отчаянно хотел. Он отпустил мои волосы, и я прижалась щекой к простыне.

— Ты не должна меня испытывать.

Его ремень дважды быстро ударил меня по заднице. Боль была мучительной, и я почувствовала вкус собственной крови, прикусив язык и пытаясь сдержать крик, рвущийся изнутри. Я глубоко вдохнула, надеясь, что воздух в легких немного утихомирит боль.

— Подумай об этом, Мила. Подумай о том, как твоя пизда втянула в себя мой палец, как твое тело взяло контроль над собой.

Я покачала головой, не желая, чтобы его слова напомнили мне, каково это, смущение от того, что я нахожу удовольствие в том, чего, как мне казалось, я не хочу.

Раздался свист воздуха, удар по коже и мучительная агония ожогов на коже до самых костей. Он наклонился и провел губами по моему лицу.

— Я могу делать это часами, — тихо сказал он. — Чем больше твоя кожа горит для меня, тем тверже становится мой член. — Он провел ладонью по моей попке, и его прикосновение словно иголками укололо мою кожу.

Я закрыла глаза, когда он выпрямился, все еще прикусывая язык в ожидании следующего удара. Но вместо этого он потащил жестокую кожу между моих ног, по моей заднице.

— Я спрошу тебя еще раз. Что ты почувствовала, когда кончила на мой палец?

Каждый мускул в моем теле напрягся, и чем больше он проводил ремнем по моей коже, тем больше я убеждала себя, что не смогу больше терпеть. Я и не смогла.

— Мне понравилось, — прошептала я дрожащим голосом.

— Громче.

Я крепче вцепилась в простыни.

— Это было… мне понравилось.

— Громче! — Его ремень опустился сильно и быстро, суровое наказание, которое заставило меня выгнуть спину.

— Хорошо! — Закричала я. — Мне было хорошо.

— Вот так. Это было так чертовски сложно?

Унижение снова поползло по моим щекам, обжигая жарче, чем распаленная плоть моей задницы. Я услышала отчетливый звук лязгающей пряжки ремня, когда он бросил его на землю. С моих губ сорвалось хныканье, когда он обхватил меня между ног и неторопливыми движениями пальцев стал массировать мой клитор. Наслаждение стало просачиваться сквозь боль, желание погасило жжение на моей плоти, только чтобы разжечь его в животе.

— Видишь? Твоей пизде нравятся мои прикосновения. — Его мягкие губы нашли мою кожу, и я задрожала, когда он провел языком по моей попке, по боковой поверхности бедра.

Круговыми движениями он провел пальцем по моему клитору, пробудив во мне множество развратных желаний, о которых я и не подозревала. Мои запреты разрушались с каждым искусным движением его пальцев, боль и удовольствие сливались воедино, толкая мое тело все выше и выше.

Я не контролировала его. Как и прошлой ночью, мое тело взяло верх, и я начала извиваться на одеяле, отчаянно и болезненно. Матрас опустился, и его обнаженные бедра задевали мои, когда он придвинулся к моим ногам. Я больше не чувствовала ни жара своей горящей плоти, ни боли от его ремня, скорее всепоглощающую боль от напряжения, которое грозило разорвать мое тело пополам. Я не понимала, что происходит и почему меня волнует этот чертов оргазм, когда он просто хлещет меня, словно я не более чем капризный ребенок. Все, что я знала, — я хотела большего. Я не просто хотела, чтобы моя кожа горела, я хотела, чтобы мое тело превратилось в пепел.

Он провел ладонью по моей попке, зажав плоть между пальцами, и широко раздвинул мою киску. Ногти впились в простыни, когда я почувствовала его дыхание, теплый воздух коснулся моей чувствительной кожи.

— Где теперь твоя борьба, Мила? — Он переместился глубже между моих ног, пока я не смогла раздвинуть их еще шире. — Неужели она умерла так быстро? Так легко, блядь?

— Пошел ты, — прошептала я, но он услышал меня громко и отчетливо, и я дернулась, когда его жестокая рука резко опустилась на мою задницу. Но это было не так больно, как его ремень.

— Разве так можно разговаривать с мужем?

Я оглянулась через плечо.

— Разве так можно обращаться с женой?

— Если она этого заслуживает.

— Я делала только то, что ты мне говорил. Показала им, что желаю тебя, как жена должна желать своего мужа. И теперь ты наказываешь меня за это?

— Не морочь мне голову. Для тебя это был гребаный урок.

— Ты так это называешь? — Я сглотнула. — Разве это не твой способ показать мне, что ты меня контролируешь? Показать, что я принадлежу тебе?

— Это я показываю тебе, что со мной нельзя шутить, и чтобы ты никогда не забывала, кто я и что я.

— Чудовище?

Он приподнялся на колени, и я выпустила порыв воздуха, когда он провел кончиком своего члена вверх и вниз по щели моей задницы.

— Я — монстр, по которому плачет твоя киска, Segreto.

Он подтолкнул член к моему входу, и мое тело взвилось, чтобы принять его. Оно жаждало, чтобы его растянули и заполнили, как зуд, отчаянно нуждающийся в том, чтобы его почесали. В голове у меня началась сумятица, в голове, путаница бессмысленных мыслей. Я не могла мыслить здраво, пока он держал свой член между моих ног, и ждала момента, когда он ворвется в меня. Но он не делал этого. Он просто продолжал дразнить меня, скользя членом вверх и вниз по моей влажной щели.

Я надавила на него — непроизвольное движение тела, готового переломиться пополам, если оно не найдет освобождения от пульсирующей боли.

— Посмотри на это. — Его это позабавило. — Сначала ты борешься со мной, а теперь хочешь мой член?

— В любом случае, к этому все и идет, не так ли? Ты трахнешь меня.

Он сдвинулся, и его член исчез, и на этот раз мне хотелось кричать еще сильнее, чем когда он хлестал меня. Сэйнт опустился на кровать передо мной, встав на колени, его член был эрегирован и вздымался в обхвате. Он взял мой подбородок в руку, заставляя посмотреть на него. Темные зрачки и ледяные радужки были тяжелы от разврата, в грифельных кругах клубились злобные желания.

— Несмотря на то что идея почувствовать твою пизду вокруг моего члена очень заманчива, я думаю, что сначала нужно оттрахать твой маленький грязный ротик.

Без всякого предупреждения он погрузил свой член через барьер моих губ в мой рот. Он не дал мне ни времени на адаптацию, ни времени на подготовку, сжимая в кулак мои волосы на затылке, заставляя меня принять каждый его дюйм до самого горла. Я задыхалась, мои глаза слезились, а изо рта текла слюна. Я попыталась оттолкнуть его, но он отпустил мои волосы, схватил мои запястья и прижал их по обе стороны от себя.

— Если не хочешь, чтобы тебя вырвало, перестань сопротивляться и начинай сосать. — Он отстранился и снова вошел в меня, добравшись до задней стенки горла. У меня не было выбора, кроме как провести языком по его длине. Мои щеки впали, и я попыталась раздвинуть челюсти, чтобы лучше принять его. Но он был слишком твердым, слишком грубым, продолжая наступать. Его вкус проникал в мой рот, заполняя каждый уголок и лаская каждый вкусовой рецептор. Каким бы мерзким ни был этот акт, его вкус был полной противоположностью, и он поселился в моем сердце с пылающим жаром. Я провела языком по головке его члена, а затем провела кончиком по гребням его обхвата.