Шишмарев наконец остановился дух перевести. Лючия смотрела на него во все глаза, от души надеясь, что в ее лице не отображается ничего, кроме самого чистосердечного изумления, и Шишмарев не замечает, сколь пристально она его изучает.

Лючия за свои не очень-то большие годы (восемнадцать, а не двадцать восемь, что бы там ни утверждал этот невежа!) узнала немало людей и была убеждена, что можно проникнуть умом в самые тайные уголки человеческих замыслов и душ. Ей, например, стало ясно, что не одна княжна Александра ненавидима Шишмаревым, но и этот «неотразимый» князь Извольский. Но оставалось еще слишком много вопросов, и она принялась задавать их со скоростью стрельбы из многоствольного пистолета, причем нарочно не давала времени Шишмареву тянуть с ответами, чтобы он не успел затуманить их ненужными словами.

– Где все это время будет находиться княжна Александра?

– Здесь.

– То есть, надо полагать, все это делается с ее согласия?

Шишмарев только фыркнул, и это было красноречивее любого ответа.

В самом деле! Какая добропорядочная девица позволит нанести столь ужасный урон своей репутации, своей чести, имени? Ведь этот князь Извольский потом на Библии станет клясться, что жил с ней, как муж с женой, – и не солжет! Значит, Александра останется на постоялом дворе под охраной преданной Фотиньи. С этим все ясно.

– А вы не боитесь, что княжну хватятся ее родители? – спросила Лючия.

– Родители ее в Лондоне. Дипломатическая карьера князя Казаринова весьма успешна; хорошо, ежели князь Сергей и княгиня Екатерина («Серджио и Катарина!») раз в год навещают родные пенаты.

– Что же, Александра живет одна в имении?

– Зачем одна?! Под присмотром доброй бабушки, матери князя Сергея Александровича. Однако она сейчас больна, вот почему княжна и отправляется в Москву лишь в сопровождении горничной.

– Итак, она едет в Москву. Зачем?

– Через два дня там состоится свадьба ее кузины, графини Евдокии Барминой.

– Ну так ведь кузина непременно спохватится, не увидев Александры среди своих гостей?

– Ничего, бог милостив! – ухмыльнулся Шишмарев. – Девка княжны со мной в сговоре, кучер тоже подкуплен. Они отвезут письмо графине Евдокии: мол, прости, я внезапно занедужила, не могу прибыть на свадьбу и т.д. и т.п. – твоя любящая кузина Александра.

– Насколько я успела узнать российские нравы, – весьма сухо произнесла Лючия – этим двум бедолагам после всей вашей эскапады крепко не поздоровится. Они ведь оба крепостные, и горничная, и кучер, не так ли? Да с них кожу живыми сдерут!

– Не извольте беспокоиться, – отмахнулся Шишмарев. – Хотя, впрочем, сие делает честь вашему человеколюбию. Однако эти двое получат за участие в предприятии такую сумму, что могут незамедлительно купить себе бумаги, подтверждающие, что они оба теперь вольные, и уехать в Малороссию, где заживут своим хозяйством. Это их самая заветная мечта.

Лючия незаметно окинула Шишмарева взглядом исподлобья. Однако по его потертому камзолу и стоптанным башмакам не скажешь, что ради пустой забавы сей господин может выбросить на ветер несколько тысяч рублей! У него как раз вид человека, весьма стесненного в средствах… Возможно, в деле замешан еще кто-то, финансирующий все предприятие? В конце концов, Лючия ведь тоже не за просто так должна будет сыграть свою роль! Или предполагается, что она поживится в имении своего «мужа»? Интересно бы знать, кто за все будет платить… Но сейчас не это было главным, поэтому Лючия поймала вопрос на самом кончике языка и спросила о другом:

– Хорошо. Надо полагать, и Фотинье будет уплачено за соучастие столько, что она сможет скрыться от преследования где-нибудь за тридевять земель. Ну а графиня Евдокия? Кто сможет поручиться, что через денек после свадьбы она не отпишет кузине письмецо с соболезнующими восклицаниями и описанием торжества? Добрая бабушка получит это письмо, поймет, что внучка в Москву не прибыла… Удивлюсь, если она не пустит по следу княжны не только всю дворню, но и свору охотничьих собак!

– Графиня Евдокия, разумеется, такое письмо напишет, – кивнул Шишмарев, – однако для сего случая передаст его Дуняшке, той самой горничной девке, судьба коей вас столь заботит. И это будет сразу, едва она получит весточку от Александры (кстати, упреждая ваш вопрос, скажу, что написана она мною, а я сызмальства умел мастерски подделывать любые почерки). На сей случай Дуняшка будет ждать ответа и торопить графиню. Ну а после свадьбы у новобрачной не будет времени на письма, ибо вечером того же дня молодые супруги уедут в Париж, где будущий муж графини Евдокии должен как можно скорее приступить к дипломатической миссии.

– Ага! – с торжеством воскликнула Лючия. – Вот в чем слабое звено столь хитроумно сплетенной цепочки! Александра после свадьбы должна будет воротиться домой, и вот тут-то…

– Да не должна она воротиться! Должна сопровождать кузину за границу, где ее ждут родители… Но вроде бы я не слышал, как кто-то кричал: «Слово и дело государево!», но между тем у меня такое чувство, будто я на допросе в Тайной канцелярии! – жалобно сморщившись, простонал Шишмарев. – И словно бы вот-вот меня на дыбу подвесят! Откройте, сударыня, какие еще орудия у вас для дознания приготовлены? Раскаленные клещи? Розги, в рассоле вымоченные? Кнут, плеть, батоги, «кошки»? Смилуйтесь, Христа ради, надо мной, горемычным, я ведь не намерен запираться, все вам и так выложу, будто на духу! – плаксиво причитал Шишмарев.

Лючия смотрела на него озадаченно:

– Надеюсь, я ничем не оскорбила вас, сударь? Но поймите, вы предложили мне участие в интриге ненадежной!

– Это еще почему? – надулся Шишмарев.

– Да ведь здесь все построено на случайностях!

– Ну, жизнь – это и есть сцепление случайностей, – философски пожал плечами Шишмарев, вдруг до боли напомнив Лючии Бартоломео Фессалоне. – Вся штука в том, чтобы уметь ими распорядиться.

– А вы, конечно, умеете? – не без ехидства проговорила Лючия, но Шишмарев будто не заметил издевки.

– Разумеется, – кивнул он. – А разве вы этого еще не заметили?

Лючия озадаченно нахмурилась. Вроде бы у нее не было повода убедиться в организаторских способностях Шишмарева… А он глядел так лукаво, словно призывал вспомнить что-то, и Лючию даже зазнобило, когда вдруг пришли на память слова болтливой Фотиньиной прислуги: «До льда вам какая печаль? Небось новый мост крепок да ладен?..»

Porca Madonna! А она-то, дурочка, благодарила Провидение за столь своевременно пришедшую помощь! Щедр, щедр Шишмарев, деньгами сорит налево и направо. Стало быть, и возчик Лючии, и нечаянный попутчик тоже у него на жалованье? Ну… ну!.. Она даже задохнулась от возмущения – и вдруг, неожиданно даже для себя, расхохоталась. Ну не могла она, авантюристка до мозга костей, воспитанная прожженнейшим авантюристом, негодовать на своего собрата, пусть даже сама сделалась жертвою его авантюры! И Лючия не поленилась подняться с лавки и сделать Шишмареву шутливо-почтительный реверанс в знак того, что поняла – и весьма оценила его талант управлять случайностями!

У Шишмарева, видимо, вытянулось лицо: верно, не ожидал такой догадливости. Конечно, ему бы доставило удовольствие наслаждаться изумлением Лючии, долго и обстоятельно обсказывать ей, как он ехал следом, как выжидал, пока возчик и его подручный не разыграют свои роли, а путешественница полностью не придет в отчаяние…

Своей сообразительностью Лючия как бы выдрала половину лавровых листиков из его венка.

– Однако же востры вы, сударыня, – пробормотал Шишмарев озадаченно. – Востры чрезмерно! Я, признаюсь, не ожидал от вас такой прыти. Умом обладаете воистину мужским!

– Это еще почему? – на всякий случай спросила Лючия, ибо в устах Шишмарева сей комплимент звучал осуждением.

– Да потому, что слишком догадливы. А еще скажу: всякая женщина первым делом спросила бы, с какой радости Александра едет на свадьбу и в путешествие всего лишь в легкой карете, без багажа в обозе! Но, ради бога, – предупреждающе выставил ладонь Шишмарев, – не спрашивайте. И вообще, более не возобновляйте ваш допрос с пристрастием: я и сам все обрисую, и вы поймете, что в моем плане не существует никаких сбоев, для вас нет никакой опасности, а только развлечение и немалая выгода.