"-Пошла вон, Грета! Всю спину когтями исцарапала! – кричал кто-то из детей.
Алина бросалась в воду, вытаскивала собаку на берег, привязывала к металлическим качелям. Но та непрерывно лаяла, рвалась к морю, хрипела от передавливающего её горло ошейника. Её отпускали. Она неслась к морю, плюхалась в воду и- отфыркиваясь-гребла к детям. Очевидно она инстинктивно чувствовала опасность исходящую от моря и удивлялась собачьим умом беспечности людей так безрассудно доверивших своих детёнышей морю.
И всё бы было идеально, если бы… Без горячительных напитков мужчины свой отдых не представляли. Покладистый, не терпевший скандалов Стас-перебрав лишнего-засыпал где-нибуть на берегу под лодкой или в копне сена, а вот амбициозного, взрывного Валерия угомонить было сложно. Жариться на пляже он считал недостойным занятием для делового мужчины, поэтому внезапно и надолго исчезал. Алине с сестрой приходилось искать его либо в деревне, где у единственного магазинчика призывно стояли деревянные столики со скамейками, либо в соседнем поселке у стойки местного бара. Стас в процесс поисков не вмешивался, меланхолически заявляя: "Погуляет-вернётся".
Но труден был не сам поиск-чаще всего пропавший родственик быстро находился-труднее было попытаться уложить Валеру, здорово набравшегося, в постель. Он отчаянно сопротивлялся-его душа требовала продолжения праздника и его сильное, атлетически скроенное, тело легко вырывалось из цепких рук женщин. Обидевшись за учинённое над ним насилие, он усаживался на водительское сиденье своей "Волги" и отправлялся в автодрайвинг по степным ухабам и рытвинам, чудом не разбивая машины и чудом же возвращался целым и невредимым. Утром, а точнее-ближе к обеду, мучимый похмельем и запоздалым страхом от ночного путешествия по чёрной-ни одного огонька-степи, утыканной валунами, он наполнялся чувством вины, каялся…а к вечеру снова отправлялся на поиски приключений. Так продолжалось пока не заканчивались деньги. Тогда, попрощавшись с семьёй, Валера мчался в город, чтобы их заработать, рихтуя и починяя чужие машины.
Во второе лето, вывезя на берег жену, детей и собаку, Стас отдыхать с семьёй не стал. Ещё накануне отъезда зазвучало привычное: "Буду работать. Меня не кем заменить". Валера, следуя примеру родственника, в тот же день вместе с ним отправился назад, в город. Оба мужа стали бывать в пансионате наездами. Иногда приезжали вдвоём, иногда по одиночке. А потом случилось неожиданное. В тот день Валера приехал на берег один, без Стаса. Пообедав он не лёг отдыхать в домике как женщины и дети, а отправился в бильярдную, откуда уже битый час слышался треск гоняемых по столу бильярдных шаров. Близился вечер, когда Валера появился у домика… и не один, а с двумя мужчинами.
–Я проиграл им в бильярд бутылку коньяка,-весело объявил он застывшим в изумлении сёстрам. В мужчинах они сразу же узнали прошлогодних "аборигенов".
Знал бы Валера в тот момент какими душевными муками обернётся ему этот проигрыш и последовавшее за ним гостеприимство. Ибо с этого момента длинный деревянный стол под живым тентом из плюща едва вмещал местных рыбаков, желающих скоротать вечер в обществе двух хохотушек и щедрого на выпивку мужчины. У Алины было такое чувство, что за их столом побывало не только всё молодое, мужское население верхлежащей небольшой деревеньки, но и двух других прибрежных посёлков, расположенных в нескольких киллометрах друг от друга.
Смех. Шутки. Песни. И хотя рыбаки, уже почти незванные, с пустыми руками не приходили – на столе появлялись то жареные бычки, то камбала, а то и остоносый осётр-Валера день ото дня мрачнел и почти совсем перестал отлучаться в город. Ошибок признавать он не любил и поэтому всю вину за происходящее свалил на Алину: "Ты как сирена своими песнями всех рыбаков с берега сюда заманиваешь". Алина пожимала плечами. Страсть к пению проявилась в ней ещё в детстве. Сработали отцовские гены. Их отец пел в станичном хоре. Пела и Алина со сцены клуба, только в детском хоре. А ещё она любила танцевать и дополнительно ходила в балетную студию. Но все эти наклонности не вылились во что-то более серьёзное. Ей было одиннадцать лет, когда родители разошлись и разъехались. Отец остался на Кубани, а мать с ней и сестрёнкой перебралась в город, поближе к своим сёстрам. Мама много работала, чтобы обеспечить двоих детей и водить дочерей по кружкам и студиям ей попросту было некогда.
А там, на азовском берегу, Алина вдруг дала волю своему не реализованному таланту. Где же ещё петь как не на свежем воздухе, в окружении малознакомых мужчин, смотревших на неё восхищёнными глазами. Для её романсов вскоре нашёлся подпевальщик. Голубоглазый брюнет Гешка-так уменьшительно-ласкательно называли его друзья-не только подпевал Алине чуть хрипловатым баритоном, но умело смешил присутствующих и сам заразительно смеялся. И что особенно нравилось Алине подшучивал он не только над другими, но и над собой…
Ей вдруг почудилось, что в воздухе одуряюще-сладко запахло цветущими маслинами. Запах нечаянной любви.
Боже мой! Какая явная чепуха лезет в голову! Ей, перешагнувшей сорокалетний рубеж, матери двоих взрослых детей. Но воспоминания взбудоражили, взволновали, опьянили как вино. И как молодое вино только-только встряхни и оно начнёт шипеть, пениться и переливаться через край-так и память: зацепись за один сюжет и из её глубин вынесет на поверхность сознания почти забытые ощущения, запахи, звуки. Шелест листьев в ночной тишине, аромат цветущих роз, песню жаворонка на рассвете.
Именно на рассвете рыбаки выходили в море к своим сетям. Небо над холмом серело и в деревенских сараях начинали петь петухи. Один за другим. Треск моторных лодок окончательно распугивал тишину раннего утра. Эхо путало звуки и начинало казаться, что петухи поют в море, а в деревню въехали байкеры…
Алина была влюбчивой. Знала водится за ней такой грешок. Влюблялась почти платонически и надолго. Платонически, потому что важным моментом каждой влюблённости была не жажда физического обладания предметом любовных воздыханий, а предвкушения, мечтания. Не сами встречи-скорее: ожидание встреч. Какие красивые картинки рисовала она в своём уме перед тем как уснуть. В них были и лёгкие прикосновения, и нежные поцелуи, и ласковые словечки. А напоследок сцена достойная кадров индийского фильма: он и она бегут навстречу друг другу по берегу моря. И самое последнее, самое волнующее: взаимное "я тебя люблю ".
Как то раз она попыталась объяснить себе причину таких мечтаний. Ведь зачастую мечталось и тогда, когда рядом сонно сопел муж. Решила: так происходит потому что у неё со Стасом не было красивой предсвадебной прилюдии. Несколько встреч на дискотечной площадке, поход в кино, проводы на вокзал-Стас учился в херсонской мореходке-и, возможно, у их короткой летней интрижки не было продолжения, если бы вскоре не выяснилось: Алина беременна. Зимой сыграли свадьбу, а летом начались семейные будни: пелёнки, распашонки, стирки, уборки. Со временем Алина убедила себя в том, что грешно при живом муже вести себя как юная нимфетка и пялиться на чужих мужчин.
"Запретила?!"…А взгляд возьмёт и остановится на чьих-то широких плечах или крепких руках.
А у Стаса-и по молодости не очень страстного-всё чаще стали возникать проблемы с мужской силой. Стоит приласкаться к нему как слышишь: "жарко"," душно" или это странное "успеем ещё". А потом сам удивляется тому что Алина раздражительна, тому что жалуется на почти постоянные недомогания. Как можно не хотеть ласки, когда в самом летнем воздухе кажется разлита томная знойная нега?!…Скорее бы постареть. Тогда перестанут буйствовать гормоны, взгляд не будет блудить, не будут беспокоить по ночам бесстыдные сны…тело станет высыхать, побелеют яркие волосы, кожа сморщится…Ужас!
Она потянулась к пластиковой бутылке с водой. В ней, наполовину завёрнутой в газету, ещё плавали тоненькие льдинки. Морщиться и высыхать не хотелось. Сделав несколько мелких глотков, глянула в зеркало. Явных признаков старения на её лице ещё нет. Моложавость-их семейная черта. Ни Алине, ни её сестре, ни их матери никто настоящих лет не давал. Алину часто называли красивой, но она себя таковой не считала. Узкое, глазастое, скуластое личико, отраженное зеркалом, можно было бы назвать симпатичным, милым, хорошеньким, но красивым вряд ли. Вот сестра та была настоящей красавицей. И там, в пансионате, когда Инна-как Афродита-выходила из пены морской можно думать ни у одного мужчины на пляже перехватывало дух. По наследству от матери им обеим достались изящные фигурки, напоминающие песочные часы. На этом сходство сестёр заканчивалось. Инна носила длинные волосы-Алина любила стрижки. Инна обладала чистой матовой кожей-Алина была усыпана веснушками. Разными был и разрез глаз, и форма носа, и очертания губ, и полнота лиц.
