– Как воздух удивительно пахнет! – поразилась женщина, вдохнув полной грудью.

– А откуда запах? – оглянулся Богдан.

По краю лётного поля росли деревья с белыми цветами. Позже они узнали, название деревьев – их называли франжипани или плюмерия. Надя не знала, почему люди называют их по-разному. Возможно, одно из названий было местным, другое – международным. Но Надя не стала выяснять, выбрав для себя то, что больше понравилось.

Когда транспорт подвез пассажиров к необычным крышам из пальмовых листьев, туристы были поражены, выяснив, что это и есть «здание» местного аэропорта. Люди проходили по бетонной дорожке, обдуваемой большими вентиляторами, к пункту получения багажа. По обе стороны дорожки также росли различные деревья, покрытые цветами, наполняя воздух своим ароматом. Под стволами деревьев, клумбы пестрели цветами и коротко стриженой зеленой травой.

Наши путники уезжали также «из лета», но местное буйство красок и запахов впечатляло. Получив багаж, Надя и мальчики прошли по открытой бетонной дорожке, между яркими цветочными клумбами, к месту, где их ожидал Илья. Других туристов здесь ожидали водители с табличками различных отелей, в которых туристы собирались отдыхать. Но Надя с Богданом и Борей были очень рады встретить родное лицо после долгого перелета и общения с незнакомцами.

Богдан еще не привык к мысли, что они не планируют возвращаться. Мать только в самолете сообщила сыну об этом, что вызвало у мальчика глубокий вздох облегчения.

– Да неужели?! Ты «созрела». Наконец-то! – воскликнул он. – Я уж думал, что ты до смерти с ним останешься! И я знаю точно, кто бы первый из вас «отдал богу душу». Он точно всех нас переживет, профессиональный «выживальщик».

– Не надо так! – нахмурилась Надя, – все же он – твой отец и я благодарна ему хотя бы за то, что ты у меня есть!

– Надеюсь от него я не унаследовал непомерный эгоизм! – поёжился Богдан.

– Не переживай, нам обоим с тобой это «не светит». Мы же всю жизнь его обслуживали, так что не выжили бы, если бы не были его антиподами, – напомнила мать.

– Надеюсь! – с сердцем выдал Богдан.

Наконец впереди появилось знакомое лицо дяди. Он приветливо помахал рукой. Богдан прибавил шаг. Обычно дядя был требователен к работе и строг, но он никогда не оскорблял и не критиковал без серьезной причины и мальчик любил его. Он был рад, что теперь можно будет жить здесь, на тропическом острове с родным человеком и, приходя домой, не выслушивать, что все люди – мерзость по умолчанию, а Богдан и его мать – типичные представители этого человечества. А сын – маменькин сынок, и потому – тряпка, что бы он ни делал. И что бы ни старался делать сын, чтобы заслужить любовь отца, даже доброе слово слышал не часто. Антон считал, что, похвалив другого человека, сразу унижает себя. А на это он не мог пойти.

Поэтому Богдан давно перестал пытаться заслужить похвалу отца, довольствуясь словами матери, которая была справедлива, хоть и строга к себе и к сыну, понимая, что иначе им обоим просто не выжить в этом мире. Ведь Антон придирался даже тогда, когда причин не было, но если дать ему повод, тогда «вовеки не отмоешься». Надя долгое время не решалась уходить от гражданского мужа даже после просьб сына, потому что не раз от знакомых женщин слышала, что их мужья «распускают руки».

– Папа же никогда не бил меня, да и тебя не часто наказывал, – пыталась уговорить она сына, – другие отцы еще и бьют жен и детей.

– Мам, знаешь, после некоторых его слов я думаю, что было бы лучше, чтобы он меня ударил, – возражал Богдан.

И вот сейчас можно забыть о беспричинных унижениях. Дядя если поругает, то всегда только за дело. С ним рядом хочется стать лучше, добиться бОльшего.

Боря бросился к отцу, за которым скучал. Илья радостно обнял родных и подхватил чемодан Нади.

– Как Антон вас отпустил?! – спросил он, не успев сделать первые шаги к машине. – Он же забыл что такое приготовить себя хотя бы яичницу.

– А мы ему не сказали, что насовсем! – радостно сообщил мальчик.

– Да уж знаю, – усмехнулся Илья, – но даже на лето, просто не верится, чтобы он согласился. Ему же готовит придется самостоятельно. Да и на работу придется выходить. Надеюсь ты не оставила ему деньги на все лето? – горько усмехнулся Илья, взглянув на сестру.

– Ему свободы захотелось, – глухо и едва слышно сообщила Надя, – как тогда, с дачей. Он даже согласился на работу выйти. Вроде кто-то из его друзей хорошее место ему предложил. Он же только начальником готов работать.

– Да уж помню, – усмехнулся Илья, припоминая любимую присказку Антона «раз люди тупы, так пусть работают на меня. Я на них горбатить никогда не буду!» Затем он взглянул на кузину и чуть взмахнул рукой, – Понимаю. Я рад, пусть у него будет любая, самая прекрасная на его взгляд работа или просто «место получения прибыли», только не за твой счет. – Мужчина помолчал и улыбнулся – Наконец-то ты решилась!

Он знал, что много лет назад, когда Илья работал в Москве, а Богдан был совсем крохой, Антон убедил Надю поехать на дачу на лето. Он мечтал «порезвиться» в квартире в ее отсутствие. Дедушка тогда уже болел и мужчина убедил всех, что договорился с друзьями, взяв в аренду на лето прекрасный загородный дом, рядом с деревней.

– Будешь дедушку и сына поить деревенским молоком, кормить домашними яйцами, – уговаривал он жену.

Антон всегда умел красиво говорить и женщина с пожилым мужчиной поддались на уговоры. Надя привыкла верить мужчинам на слово, потому что всю жизнь видела, что если дедушка дал слово – то оно будет твердо как кремень. И брат ее старался поступать также. Он верил, что мужчина не может уважать себя, если не умеет держать данное слово или если не может полностью отвечать за свои слова.

Надя и Семен Захарович думали, что Антон сам отвезет их в деревню, но тот сказал, что ищет работу и должен идти на собеседование, отправив их со своим знакомым. Когда Надя с дедушкой увидели «дом», они хотели уехать в город, не выгружая вещи из машины, но водитель сказал, что едет дальше, в соседнюю деревню, и в город соберется не скоро. Похоже было, что Антон все знал, и друзья заранее договорились. Пришлось выгружать вещи и пытаться хотя бы какое-то время пожить.

Двери домика лишь прикрывались, оставляя щель для холода и москитов. Прогнивший пол скрипел на каждом шагу, провалившись в нескольких местах. В помещении пахло сыростью. За водой нужно было идти во двор, где стояла колонка. Туалет также был только на улице. С маленьким ребенком и больным стариком у женщины было много стирки, и ей все приходилось стирать на руках. За продуктами необходимо было идти больше километра в деревню. Надя не могла оставить больного дедушку с маленьким сыном и ей приходилось брать ребенка с собой. Чтобы малыш не капризничал в долгой дороге, она придумывала массу историй, которые он внимательно слушал. Транспорта для возвращения в город не было по всей округе. Деньги на продукты скоро подошли к концу и им пришлось «тянуть», экономя каждую копейку.

После жизни в трехкомнатной благоустроенной квартире в центре города, которую женщина всегда держала в идеальном порядке, Надя пришла в ужас от увиденного. Семен Захарович молчал. Бывший военный, волевой мужчина, понимал, что вряд ли справится сейчас с тем, чтобы по нужде каждый раз выходить на улицу. Рак подкосил его, прежде крепкое здоровье. Но представить, что внучка будет выносить за ним горшок даже в мыслях не мог. Поэтому он всегда выходил сам и это отнимало силы, которых и без того почти не осталось. Кроме того, ночной холод, даже летом, оказался опасным для его ослабленного организма, он часто простывал.

Их «отдых» закончился через месяц тем, что у Нади поднялась температура до сорока градусов. Лекарства у них закончились давно, так как дедушка часто болел, а обещанное посещение Антона все откладывалось. Надя вынуждена была идти в деревню с температурой, чтобы позвонить Антону. Но он просто не взял трубку. Тогда ей пришлось звонить соседям, у которых была машина. Они отнеслись к ее просьбе очень жертвенно. Несмотря на то, что дорога была не близкой и ухабистой, сосед поехал на ними, и к ночи привез едва дышащую мать, с малышом и больным стариком в город.