– Я упакую все и отправлю Энни, но, может, Младший захочет сам забрать эти вещи…
– Нет, мама. Он не приедет, пока здесь я.
– Тогда давай сами отвезем ему пакет. Я никогда не была на его винодельне. Боб уже был болен, когда Младший купил этот дом.
– Он не захочет меня видеть. – Как странно, что именно он стал тем единственным мужчиной, который не желает со мной встречаться. Он видел меня без макияжа, растрепанную, даже в порванном платье. Он мог понять, какой была та девочка-подросток, решившая, что все понимает. Эр-Джей знает все мои недостатки, видит все то, что я так тщательно пытаюсь скрыть. Но, в отличие от Фионы, уверенной в силе прощения, он не способен полюбить уродство.
К концу третьей недели становится ясно, что мама вполне окрепла, чтобы остаться одна. А также что Эр-Джея я больше не увижу. Спешу поделиться с мамой своими планами, чтобы лишить себя возможности передумать.
В первый понедельник июля я загружаю в багажник чемоданы. Я часто разговариваю с Дороти и Джейд, но у меня по-прежнему нет работы, любимого мужчины или ребенка, который поцеловал бы меня на прощание и с нетерпением ждал возвращения. Мне легко и тягостно от осознания того, что я вот так просто могу уехать и исчезнуть из чьей-то жизни. Вставляю ключ в замок зажигания и пристегиваю ремень, надеясь, что мне удастся убежать и от боли в сердце.
– Будь осторожна, – наставляет меня мама, целуя в щеку. – И обязательно позвони, как доберешься.
– Ты уверена, что не хочешь поехать со мной?
Она кивает.
– Я люблю этот дом. Ты же знаешь.
Я достаю из сумочки кулон с сапфиром и бриллиантами и протягиваю ей.
– Он твой.
Она смотрит на переливающиеся камни и моргает.
– Я… я не могу его взять.
– Можешь, мама. Я его оценила, знай, это лишь часть того, что принадлежит тебе по праву.
Я уезжаю и долго думаю о том, как она вернется в дом с тяжелым сердцем и решит, что я что-то забыла, когда заметит на столе бумаги. Как она прикроет рот ладонью, когда увидит указанную сумму. Потом прочтет мое письмо и узнает о том, сколько я перевела на ее счет. Наконец, она получит компенсацию от моего отца, которую должна была получить еще два десятилетия назад.
Выезжаю на шоссе и включаю радио. Из колонок вырывается голос Джона Ледженда и его грустная баллада, совсем неуместная в погожий июльский день. Я стараюсь не прислушиваться к словам песни, напоминающей мне об Эр-Джее, и открываю окно, чтобы насладиться свежим ветром и красотой безоблачного голубого неба. Как можно надеяться на встречу с ним после того, что я сделала с его семьей?
Я смахиваю слезы и переключаюсь на другую радиостанцию. Терри Гросс берет интервью у молодой писательницы. Я включаю трафик-контроль и плыву в потоке машин, слушая успокаивающий голос Терри, смешивающийся с шуршанием шин. Как давно я не путешествовала на машине.
Я улыбаюсь воспоминаниям о том, как мы с Джулией ехали из Лос-Анджелеса в Новый Орлеан и за три дня преодолели две тысячи миль. Не знаю, почему с нами не было папы, он тогда просто сказал: «С тобой поедет Джулия. Ей все равно нечем заняться». Так ли это? Сейчас мне кажется, он повел себя совершенно неуважительно. Я вспоминаю, как Джулия вела машину, напевая песню Бон Джови, а ее хвост раскачивался в такт музыки. Интересно, ценил ли ее отец? Понимал ли, как предана была она ему тогда и как будет предана после его смерти?
Я мысленно делаю пометку отправить ей Камни прощения. Я знаю Джулию и уверена, что ложь о письмах от мамы будет долго ее тяготить. Она должна узнать, что я ничем не отличаюсь от отца, что я тоже защищала его всеми видимыми мне тогда способами, не побоялась даже запятнать свою совесть.
Охваченные летней жарой улицы Чикаго кипят бушующей энергией города. В четыре часа я подъезжаю к старому кирпичному дому на Мэдисон-стрит, поднимаюсь на лифте на третий этаж и иду по узкому коридору к двери с номером 319. Надпись от руки подтверждает, что я пришла по адресу.
Общество «Камни прощения».
Сквозь стеклянную дверь я смотрю внутрь. Помещение похоже на улей, где она – королева – сидит перед экраном компьютера и одновременно говорит по телефону. Я решительно открываю дверь.
Она не замечает меня, пока я не встаю прямо напротив. Увидев, она долго вглядывается, и я понимаю, что страх в ее глазах потух, но в душе она еще несет бремя, от которого я обязана ее избавить.
Я кладу на стол камни.
– Это тебе.
Фиона встает, обходит стол и останавливается рядом со мной. Мы смотрим друг на друга, словно смутившиеся девочки-подростки.
– И знай, я тебя простила. – На этот раз говорю искренне.
– Но я сломала тебе жизнь. – Фраза звучит как полувопрос-полуутверждение.
– Старую жизнь. Может, это и к лучшему. – Я отхожу в сторону и оглядываю комнату. – Помощь не нужна?
Глава 44
Я оплачиваю на месяц аренду квартиры в Стритвилле, хотя бываю там редко. Следующие четыре недели я провожу время либо в квартире Фионы с парой дюжин волонтеров, либо встречаюсь с чиновниками из мэрии и веду переговоры с администрацией парка Миллениум-парка. Вечерами мы собираемся у Фионы, едим пиццу и пьем пиво, иногда идем в «Перпл Пиг».
Мы с Фионой заходим в таверну, и она заказывает мне свой новый любимый напиток «Гранд-парк физз».
– Вкуснейший коктейль из джина, имбирного сиропа, лайма, содовой и огурца. Только обещай, что будешь пить медленно.
– Ого! – восклицаю я, сделав глоток. – Это лучшее, что я пила за последнее время.
Фиона улыбается и обнимает меня за плечи.
– Ты представляешь? Мы ведь стали подругами.
– Да, на этот раз не возражаю, – говорю я, и мы чокаемся бокалами.
– Никаких новостей?
Она имеет в виду Эр-Джея и те последние два камня, которые я так жду.
– От него нет, но Энни прислала мне камни.
– Та, которую ты подозревала?..
– Угу, – киваю я.
Приложенное послание было кратким. Что-то похожее на: «Добавь к своей коллекции камней. Твои извинения приняты. Это было всего один раз и очень давно, лучше об этом забыть».
– Так он все же приставал к ней! Пусть один раз, но все же…
– Возможно, она имела в виду мой случай.
Фиона вздыхает.
– Господи. Она ведь так тебе ничего и не объяснила. Надо поговорить с ней об этом.
Я поднимаю руку.
– Энни сказала достаточно. Она меня простила. И она права, пора обо всем забыть.
* * *
Как говорится: «Не всегда ненастье, не всегда и несчастье», «Мы всегда можем рассчитывать на бывших жен».
В шесть часов вечера мы под дождем грузим коробки с футболками и прочими сувенирами.
– Подай-ка мне ту коробку, – говорит моя мама Брэндону, очаровательному парню из числа волонтеров. – В моей машине найдется для нее место.
– Конечно, ма.
С самого ее приезда в четверг Фиона и остальные стали называть ее «ма». Она каждый раз улыбается, и я думаю о том, что это короткое «ма» звучит для нее как музыка, символизирующая возрождение после многих лет забвения.
Тучи рассеиваются лишь после девяти, за час до начала мероприятия. Вокруг уже немало людей в футболках с надписями: «Подари мне камень», «Одержим прощением», «Получил камень – искупил вину». На моей написано всего одно слово – «Камень». Было бы неправильно считать, что я прощена, тем более искупила вину. Я даже не вполне уверена, что это возможно. Как говорит Фиона: «Прощение – вещь не менее сложная, чем жизнь и любовь».
Я полностью растворяюсь в событиях этого дня, которого ждала много недель. Оставаясь наедине с собой, я мечтала, что сегодня увижу Эр-Джея, но старательно гнала от себя эти мысли. Папа учил меня не полагаться на ожидания.
Мы с Фионой обходим столы, проверяя, все ли в порядке. Продумана каждая мелочь, мы просто очень нервничаем. Мама занимает себя проверкой качества выпечки местных предпринимателей.
