Мой взгляд задерживается на идущей по тротуару молодой паре. Девушка смеется и шепчет что-то на ухо коренастому парню, они ведут себя весело и беззаботно. Я чувствую укол зависти. Каково это – быть полностью откровенным с кем-то, хотя бы с самим собой? Жить без постоянно давящего чувства, что ты совершил ошибку?

– Я сама не знаю, правильно ли все поняла, и уже ни в чем не уверена. Мне нужно услышать твое мнение. Мне нужна твоя поддержка, Майкл. Дороти убеждена, что я должна помириться с мамой.

Я закрываю глаза, когда рука Майкла ложится мне на плечо.

– Ты очень наивна, милая, – ласково произносит он, прижимает меня к себе и кладет подбородок мне на голову. – Ты можешь выиграть от того, что обретешь мать, но, если эта история просочится в прессу, ты потеряешь всю свою аудиторию. Больше всего зритель любит смотреть, как кумиры падают с пьедесталов.

Я резко поворачиваюсь. Холодное выражение его лица контрастирует с тем ласковым тоном, которым он произносит свою речь.

– Дело ведь не только в твоей душе, Анна. Подумай об этом.

Я отворачиваюсь. Мне не о чем думать. Я понимаю, что имеет в виду Майкл – наши отношения будут разрушены скандалом, связанным с моим именем. Мне внезапно становится холодно, и я обнимаю себя за плечи.

– Тебе надо перестать думать о том, что произошло на самом деле. Все уже в прошлом. Некоторые семейные тайны должны быть похоронены навеки. Согласна?

Мне хочется крикнуть: «Да. То есть нет. Я… я не знаю», кричать так громко, чтобы он услышал. Но в глазах Майкла я читаю предостережение, а не вопрос. Кроме того, сейчас рядом со мной один из тех немногих людей, с которыми мне легко и комфортно.

– Да, – говорю я, при этом отрицательно качая головой. – Согласна.

Глава 16

Некоторые люди скрывают свой позор, как уродливый шрам, боясь, что окружающие будут в ужасе, когда его увидят. Есть и другие – как Мэрилин Армстронг, – которые размахивают им, как флагом, предупреждая, что может произойти, и призывая задуматься, какой выбрать путь, чтобы сохранить дружбу. Как и большинство южанок, Мэрилин обожает рассказывать истории, к тому же эту считает особенно поучительной. Этот период своей жизни она называет «Удар в пути», но я уверена, что она так и не оправилась от того удара. Мэрилин не раз говорила, что такие вещи полезны, это своего рода катарсис, но у меня другое мнение.

С Мэрилин Армстронг я познакомилась через неделю после того дня, когда встретила Дороти. Мы втроем сидели в ресторане «Командерс Палас», ели черепаховый суп и пили их фирменный «мартини за двадцать пять центов».

– Неужели всего двадцать пять центов? – удивлялась я, вылавливая оливку. – Я в Новом Орлеане уже шесть месяцев, а мне никто не рассказал об этом местечке.

– Все равно тебе не выпить столько, сколько хочется. Сейчас они наложат лимит в два бокала.

– Скорее всего, из-за нас, Дотти. – Женщины хохотали, словно две девчонки. Они обе родились и выросли в Новом Орлеане, и, разумеется, у них было много общего в прошлом. И настоящем, и будущем. Дороти поддержала подругу, когда у той умер муж, Мэрилин была крестной матерью Джека.

Мэрилин только перешла в старшие классы школы в далеком 1957-м, когда встретила Гаса Райдера – двадцатилетнего работника бензоколонки из Слайделла, и была поражена, насколько этот взрослый мужчина отличается от тех мальчиков, с которыми она росла. Отец Мэрилин – детектив местной полиции – почувствовал неладное. Он запретил дочери видеться с Гасом, но та была упряма и своевольна.

То, что для ее отца оставалось тайной, убило бы его. Дойдя до этого момента, Мэрилин грустно улыбается и качает головой. Отец всегда был занят и проводил дома лишь пару часов ранним утром, а мать, хрупкая женщина, постоянно занятая хозяйством и заботами о пятерых детях, была для девочки лишь тенью, изредка мелькавшей в ее жизни. Получилось так, что оба родителя просто не замечали, что дочь встречается со своим другом Гасом практически ежедневно. Каждый день в обеденное время она убегала из школы на свидание, и молодые люди проводили сорок минут на заднем сиденье «шевроле» Гаса. Но ложь неминуемо оставляет пятна на карме, порой мелкие, как хлебные крошки.

Спустя три месяца за бокалом газировки в K&B Мэрилин призналась лучшей подруге Дороти в худших опасениях. Они с Гасом зашли слишком далеко, теперь у нее шесть недель задержки.

– Знаю, я дура. В тот день у нас не оказалось презерватива, но мы решили, что можно и так.

Дороти слушала Мэрилин с широко открытыми глазами. Если подруга решит родить ребенка, ее жизнь изменится навсегда. А ведь и в пятидесятых у женщин были мечты. Они хотели путешествовать, учиться и стать знаменитыми писательницами или учеными.

– Гас в ярости. Он хочет, чтобы я… – Она закрыла лицо руками. – Говорит, что знает доктора, который нам поможет.

Мэрилин разрыдалась, и Дороти обняла подругу и принялась успокаивать.

– Не плачь. Ты ведь еще точно не знаешь, что беременна. Не надо бежать впереди паровоза.

Но через несколько дней все подтвердилось. Как и предполагала, Мэрилин ждала ребенка.

Самым трудным было рассказать родителям. Она боялась, что мама такую новость просто не выдержит. Последнее время она ложилась спать днем и порой не выходила из своей комнаты до вечера. Однажды отец забрал Мэрилин после репетиции группы поддержки. Она сидела на пассажирском месте и размышляла о том, как рассказать ему обо всем. Он самый умный на свете и обязательно придумает, что делать.

– Папочка, мне нужна твоя помощь.

– Что случилось?

– Я беременна.

Отец повернулся к ней и вскинул брови.

– Не понял.

– Ну… у нас с Гасом будет ребенок.

То, что произошло после этого, стало для Мэрилин полнейшей неожиданностью. Отец, который привык командовать и отдавать приказы, беспомощно смотрел на дочь, губы его дрожали.

– Папочка, все нормально. Не плачь. – Она погладила отца по плечу.

Он остановил машину у обочины, заглушил мотор и сидел, глядя прямо перед собой, прикрыв руками рот, время от времени промокая глаза носовым платком. Мэрилин готова была сделать все, что только можно, чтобы его успокоить.

– Мы с Гасом все решили. У него есть знакомые. Я все сделаю. Никто ничего не узнает.

Той ночью, между двумя и четырьмя часами, у отца Мэрилин случился обширный инфаркт. Вызвали скорую, но Мэрилин понимала, что это напрасно. Отец умер, и виновата была она одна.

Воспоминания о том времени терзали душу, но Мэрилин рассказывала об этом очень часто. Она говорила, что надеется этим заставить молодых девушек задуматься и не совершить ошибку.

– У меня три дочери, – говорит она. – Если моя история не поспособствует контролю рождаемости, тогда я не знаю, что сможет это сделать.

Я всегда задавалась вопросом, стало ли случившееся уроком для самой Мэрилин? Возможно, рассказывая свою историю всем и каждому, она надеется получить прощение и отпущение грехов. Интересно, а сможет ли она когда-то сама себя простить?

Я сижу за рабочим столом, жую яблоко и листаю книжку Фионы Ноулс «Камни прощения». Ровно через неделю она появится у нас на программе, а значит, до выпуска с Дороти и Мэрилин осталось шесть дней. Висок ломит от тупой боли. Я знаю, что должна верить внутреннему голосу, а он твердит, что не стоит позволять Дороти извиняться в прямом эфире. Шоу надо отменить, это слишком рискованно. Но сразу же мне в плечо вцепляется ледяными костяшками дьявол и нашептывает на ухо, что такие гости, как Дороти и Мэрилин, – большая удача. Они обе прекрасные рассказчицы, их связывает многолетняя дружба, а признание вины Мэрилин вкупе с тайной Дороти – это вообще мечта любого ведущего шоу.

Черт, почему же мне не по себе? Оттого, что я допустила, чтобы Дороти пришла в студию? Или мои опасения связаны с тем, что людей в таком положении не приглашают на телевидение? Майкл в подобных случаях накладывал вето так быстро, словно это опрометчивый план городского совета.