Вызов в Облздрав к заместителю его председателя Ветчинникову последовал. Ну, слава богу, хоть какая-то определённость!

Передав Ваньке своих вечерних пациентов, спокойно приезжаю в знакомое здание. Я действительно спокоен, поскольку уверен, что ожидающая выволочка – а что её этот заместитель председателя попытается устроить, мне говорит логика без всякого заглядывания в будущее, – меня не дестабилизирует.

Знакомая по давним визитам приёмная с новым секретарём – смазливой девицей. Пара человек ждёт аудиенции. Докладываю о прибытии и сажусь в одно из кресел.

Наконец меня приглашают войти.

Кабинет мне тоже хорошо знаком. Сюда я приходил для различных бесед к его прежнему хозяину и тогдашнему моему пациенту. Нынешний хозяин, судя по его виду, пребывает не в самом хорошем расположении духа. Это человек лет около пятидесяти в очевидно дорогом костюме. Очки, тоже в дорогой оправе, слегка прикрывают несколько отёкшее лицо. Похоже, накануне он перебрал с алкоголем.

– Здравствуйте! – как челочек вежливый, я здороваюсь первым.

– Добрый день, – буркает хозяин кабинета. – Садитесь.

Сажусь и сразу же влезаю к нему в мозги, чтобы знать, к чему готовиться.

Забавно, но я не ошибся. Вот интересно, в похмельных мозгах всегда наличествует такая муть, такая зыбкость! Создаётся впечатление, что их владелец пытается зацепить какую-то мысль, а она от него уплывает. Пытается зацепить следующую, а она опять уплывает. Вот поэтому такие люди и не могут сосредоточиться. Но всё равно «слышу»: все мысли исследуемого объекта касаются моей персоны. Внимательно глядя на меня, он в данный момент не знает, как начать. Решаю ему помочь чисто как врач, но используя свои способности.

– Я вижу, вам сейчас сильно нездоровится, – без тени улыбки, а наоборот, очень серьёзно и доброжелательно говорю я. – Хотите помогу? Просто избавлю вас от головной боли и всего прочего сейчас мешающего.

– Вы действительно это можете сделать? – с интересом и даже с надеждой спрашивает Ветчинников.

– Если предлагаю, значит, могу.

– Был бы очень благодарен.

– Вам придётся встать.

Когда он встаёт, делаю привычные пассы, добиваясь правильной яйцеобразной формы его поля, убираю всё лишнее, накачиваю чистой энергией.

– Ну вот… Теперь вам должно стать гораздо легче, – оцениваю я свою работу.

– Уф… – прежде измождённый человек неожиданно… улыбается! – Будто на двадцать лет помолодел!

– А как голова? – «докторским» тоном спрашиваю я.

– Совсем не болит. Даже удивительно. Спасибо вам!

Он бодро садится в своё кресло, поправляет очки и теперь смотрит на меня уже совсем другим взглядом. Снова копаюсь в мною самим приведённых в порядок мозгах. Их усиленная работа сейчас направлена на выстраивание разговора с таким неудобным собеседником, как я. Более того, он не знает, как реагировать на мою помощь.

– Наши сотрудники кое-что мне о вас… – Ветчинников делает паузу, находит на столе какую-то бумажку и бросает на неё взгляд, явно читая мои имя и отчество, – Александр Николаевич, говорили. Это была демонстрация ваших способностей?

– Отнюдь. Просто, увидев ваше состояние, я, как врач, пришёл на помощь.

– Спасибо ещё раз… – наступает новая пауза, и в её течение снова поиск продолжения разговора. – Так вот… Сотрудники рассказывали, что некоторое время назад нашим приказом вас хотели сместить с должности первого заместителя главного врача, но потом вмешалась некая очень влиятельная спецслужба и приказ пришлось отменить. Ещё рассказывали, что после её вмешательства наш многолетний зампредседателя по общим вопросам и кадрам Олег Михайлович Заславский получил серьёзное взыскание, – дальше мой собеседник продолжает с непонятной ухмылкой: – Он до сих пор про вас, как бывший военный, без мата говорить не может.

– Насчёт его взыскания я, конечно, не в курсе, но про приказ – всё так и было, – подтверждаю я и решаю направить разговор в нужное мне русло: – У такого врача, как я, случаются самые разные пациенты, в том числе и очень влиятельные, с которыми потом, после лечения, меня связывают весьма добрые отношения. Это как раз такой случай.

Снова повисает пауза. В мозгах собеседника я читаю некоторое смятение от неожиданного осознания, что со мной лучше не ссориться. Неужели моё лечение и ранее полученная им информация обо мне его так сильно напрягают?

– Тем не менее влиятельного человека, которого я просил устроить к вам в больницу, вы безжалостно выгнали, – наконец с усмешкой констатирует Ветчинников.

Приходится объясняться. Это я делаю подчёркнуто сухо.

– Когда я берусь кого-то лечить, меня в первую очередь интересует, как справиться с болезнью, и никогда не интересует степень влиятельности поступившего больного. Наверно, именно поэтому пациенты уважают доктора Елизова и в будущем у нас сохраняются хорошие человеческие отношения. Ваш протеже был досрочно мной выписан, поскольку систематически нарушал мои указания, чем сводил на нет все старания по его излечению. Я ему запретил любые физические нагрузки, чтобы он не травмировал только что, по сути, отремонтированный мной позвоночник, а он всё равно по утрам отжимался от пола. Именно за этим занятием его застал второй лечащий врач. В результате этих отжиманий вся моя работа пошла насмарку. И ещё он запомнился в нашей больнице редкостным хамством по отношению к персоналу, кстати, и ко мне тоже.

– Неужели вы не понимаете, что есть категория людей, требующих особого обращения? – вопрос задан с явной досадой. – Господин Шевцов очень крупный московский бизнесмен. Думаю, по своему статусу он может себе позволить… некоторые отклонения от общепринятого поведения.

Ну конечно, снова всплывает давняя тема надуманной исключительности. Действительно, чего человеку, видимо, обалдевшему от осознания собственной крутости, церемониться с каким-то врачишкой, который, с его точки зрения, просто обязан оказать ему некоторую медицинскую услугу.

– Простите, я не знаю вашего имени и отчества. Как к вам обращаться? – спрашиваю я.

По виду Ветчинникова можно смело сказать, что он удивлён. Наверно, он считает, что все подчинённые ему лица обязаны знать такие вещи.

– Меня зовут Вячеслав Дмитриевич, – чеканит он и с оттенком неудовольствия добавляет: – Собираясь на приём к начальнику, надо было бы выяснить, как его зовут.

– Видите ли, Вячеслав Дмитриевич, для меня все люди равны вне зависимости от их социального статуса или служебного положения, – подчёркнуто спокойно заявляю я.

– Похоже, Золотов вас сильно избаловал, – цедит заместитель председателя.

– Во-первых, Кирилл Сергеевич Золотов здесь совершенно ни при чём, – с прежней сухостью в тоне замечаю я и, отдавая себе отчёт в своей самоуверенности, продолжаю: – С моим жизненным опытом и в моём возрасте меня избаловать или воспитать уже трудно. Во-вторых, я считаю равные отношения между людьми явлением абсолютно нормальным.

– Вы можете считать всё, что вам заблагорассудится, но жизнь совсем не такая, какой вы хотите её видеть. Каждый из нас всегда от кого-то зависит.

Скрываемое прежде раздражение звучит в его тоне.

– Полагаю, не каждый и не всегда, – я поддерживаю дискуссию. – По крайней мере, о себе я такого сказать не могу.

– А как же ваши влиятельные знакомые? – вопрос задан с едкой иронией.

– Помните у классика? «Никогда ничего не просите, особенно у тех, кто сильнее вас. Сами всё предложат и сами всё дадут». Вот и я никогда ни у кого ничего не прошу.

– Только эти слова Булгаков вложил в уста Сатаны. Не забыли?

Интересный разговор пошёл! Глубоко копает! Ещё не хватало, чтобы он, подобно отцу Серафиму, обвинил меня в связи с лукавым. Однако что-то отвечать всё же надо.

– Не думаю, что правильность мысли может зависеть от того, кто её озвучивает, – выкручиваюсь я, при этом читая его мысли дальше.

Ветчинников какое-то время молча смотрит на меня. Сейчас в его голове я «не слышу» желания конфликтовать. Наоборот, там присутствует желание договариваться. Ещё в мозгах собеседника читаю, что, оказывается, Вячеслав Дмитриевич не просто знаком с моим бывшим пациентом, а имеет с ним совместный бизнес в Петербурге.