С обеих сторон просвистели первые стрелы. Стрелы персидских солдат полетели на укрепления, стрелы халдейских солдат – в ряды персидского войска. В первые мгновения это было похоже на стремительные перелеты птиц. Постепенно стрельба учащалась, и вскоре в воздухе поднялся настоящий ураган. Было видно, как несколько десятков солдат Набусардара выронили луки и, истекая кровью, рухнули на камни или сползли вниз по внешней стене укреплений. Но и персидские латники падали под ноги своих товарищей, и иссохшая халдейская земля жадно впитывала теплую кровь умирающих.

Как ни странно, остальное оружие персов бездействовало. Из этого можно было заключить, что для захвата Вавилона Кир решил прибегнуть к планомерной осаде, а не к стремительному штурму. Военачальников Набусардара тревожили лишь необычайно большие разрывы между отдельными полками персов.

– Это неспроста, – заметил и Исма-Эль, руководивший обороной Борсиппы.

– Разрывы по окружности приходятся строго против крепостных ворот, – добавил его помощник. – Возможно, опасаясь наших вылазок из-за стен, они готовятся зажать нас в клещи.

– Или Кир задумал ошеломить нас каким-нибудь новшеством в осадном деле…

Набусардар, поднявшийся в это время вместе с царем Валтасаром на вершину башни, тоже обратил внимание на эту странность.

– На дальних подступах видны передвигающиеся тени, – напрягая зрение, заметил он посреди разговора, – похоже, это отряды конницы. Но какой толк от конницы в начале боя, когда и ворота закрыты, и стены целы?

– Я ничего не вижу, – удрученно протянул Валтасар, – надо было надеть перстень с лигиром, который делает людей дальнозоркими.

– Да, – равнодушно кивнул Набусардар, наморщил лоб и прищурился. – Зрение меня не обманывает, это отряды конницы, всадники в доспехах. О Ниниб, что это значит?

– Штурм! Внезапный штурм! – заикаясь выговорил царь.

– Может, они и впрямь решились на штурм вместо осады? Но будь спокоен, государь, мы это предвидели!

Набусардар сделал знак трубачам, и они сигналом предупредили воинов у ворот о приближении неприятеля.

Сквозь яростный вихрь и посвист стрел с персидской стороны послышались звуки, напоминающие набатные удары; тотчас в разрывах напротив ворот, словно из-под земли, выросли шеренги копьеносцев и пращников.

– Они, видно, скрывались во рвах и волчьих ямах?! – вскричал Валтасар.

– Нет, государь, перед штурмом персы засыпали ямы и рвы; копьеносцы и пращники стояли на коленях меж рядами лучников, оттого мы и не заметили их. Теперь они поднимаются и заполняют разрывы против ворот. Это подготовка к штурму. К стенам направляются все новые и новые отряды!

Из-за рвов и насыпи, окружавших персидский лагерь, выныривали осадные и метательные орудия. Громыхали катапульты, баллисты, онагры. Катились подвижные башни, корзины и винеи, тараны с наконечниками в виде бараньей головы; укрепленные на тесаных деревянных стойках металлические сверла; наготове были крюки, которыми вытаскивали расшатанные кирпичи и камни из стен, лестницы, веревки, цепи.

Все это надвигалось на вавилонские укрепления в образцовом порядке и со скоростью урагана.

Набусардар кричал с командной башни:

– Трубите! Трубите! Трубите!

У ворот с внутренней стороны поднялась суматоха. Военачальники отдавали приказания, придирчиво оглядывая сгрудившихся воинов. Запасные отряды были готовы к бою. Халдейские горны без умолку возвещали тревогу.

Над стенами просвистели первые камни, пущенные персидскими пращами. В ответ вавилоняне натянули тетиву баллист. С оглушительным грохотом и воинственным ревом приближались персидские воины к стенам города. Одни – заслонившись щитами, другие – под прикрытием «черепах», третьи – очертя голову, с одним мечом в руках, без шлема и лат. Охваченные воинственным пылом, они всем своим видом выражали нетерпение сойтись с врагом лицом к лицу. Их, горячих и отважных по натуре, не устрашала даже гибель тех, что снопами валились под ударами халдеев. Разъяренные пролившейся кровью братьев, они жаждали крови. И вот, когда мерахийцам первым удалось перекинуть бревна через защитный ров у основания крепостной стены, они набросились на сбитых с укреплений раненых халдеев и, вгрызаясь в шею, высасывали из их жил теплую кровь. Они гибли вместе со своими жертвами, пронзенные сверху копьями воинов Набусардара.

Несмотря на то что вавилоняне действовали умело и отважно, стремясь задержать продвижение персов, тем все же удалось – к одним воротам раньше, к другим позднее – подкатить громадные тараны, защищенные башнями. Затем самые отчаянные и ловкие из числа атакующих воинов, невзирая на град халдейских стрел, пробились со сверлами к стене. Под прикрытием щитоносцев они отдирали смоляную обмазку и проворно выворачивали кирпич за кирпичом, камень за камнем, чтобы как можно скорее проделать брешь и оказаться на другой стороне, на улицах Вечного города.

В яростное единоборство с вавилонской твердыней вступил отряд ассирийцев, входивший в состав персидской армии. Они не забыли, как царь Навуходоносор покорил их страну и превратил воспетый поэтами город Ниневию, средоточие красоты и великолепия, в груду безжизненных развалин. Зная, что в сердцах ассирийцев не погасла ненависть к халдеям, Гобрий бросил их на штурм северо-восточных укреплений, за которыми на высоком насыпном холме стоял летний дворец царя, обитель света и радости, солнечная Муджалиба. Этот уголок, с его причудливой архитектурой, роскошными террасами садов, легенды уподобляли потерянному раю первых людей, дразня и вызывая ярость сынов некогда могущественной, но пришедшей в упадок Ассирии. Ассирийцы крушили окружавшие Муджалибу стены не только сверлами, таранами и крюками; охваченные бешенством, они колотились головой о камни, кровоточащими пальцами выцарапывали кирпичи.

«Отомстите за Ниневию!» – такой клич бросил им Гобрий.

В гуле и грохоте боя слышны были только три этих слова:

– Отомстите за Ниневию! Отомстите за Ниневию! Отомстите за Ниневию!

Но сокрушить вавилонские стены было не так-то легко. Требовались колоссальные усилия и время. Халдеи не испытывали недостатка в средствах, сводивших на нет разрушительную работу врага. Они опрокидывали на пришельцев котлы с кипящей смолой, бросали сверху горящую паклю, от которой занималась одежда. Точно пучки соломы, вспыхивали густые курчавые бороды, всклокоченные волосы. Раскаленными ядрами халдеи поджигали подвижные башни, винеи, корзины; трудногасимыми горючими веществами уничтожали орудия неприятеля. На участке, где наступали ассирийцы, тут и там загорались гигантские костры. Баллисты метали в бушующее пламя комья сала и смолы, отчего огонь вспыхивал с новой силой. Ассирийские воины превращались в живые факелы. Выход один – отступить и искать спасения в мутной воде канала.

Ассирийцы повторили атаку, бросив в бой запасные полки, но их постигла участь первых отрядов.

Перед вторым приступом начальник северных укреплений Вавилона распорядился, чтобы обитатели Муджалибы покинули дворец, находившийся в опасной близости к городской стене.

Царица со своим двором перебралась в резиденцию супруга. Женская половина дворца Набопаласара после долгого перерыва пополнилась наложницами из муджалибского гарема. Тут молодой царь снова увидел скифскую девушку Дарию, которую царица без его ведома приказала освободить и взяла под свое покровительство. Пустившись на хитрость, она внушила царю, будто это он сам, после поражения под Холмами, велел отворить двери темницы, так как сердце его преисполнилось сочувствием к девушке. Валтасар поверил. Всецело занятый военными делами, он вдруг подумал: а не благословят ли боги лоно дочери Сириуша и ниспошлют роду Валтасара потомка? Своими мыслями он поделился с царицей, и та, несчастная, униженная, отчаявшаяся, согласилась на все.

Царь даже почувствовал расположение к начальнику северных укреплений, распорядившемуся переселить часть муджалибского двора. А когда Набусардар, после того как была отбита вторая атака ассирийских полков, произвел его в главные начальники, Валтасар в тот же день пожаловал ему меч с золотым эфесом.