– И способный воин?
– Превосходный, мой повелитель!
– Гм… – задумался Набусардар. – Кто ж это из моих доблестных военачальников? Какой пост занимает он в моей армии?
– Светлейший, ты смело можешь его повысить; хотя он и молод для поста Наби-Иллабрата, но в нынешние тяжкие времена оправдано любое исключение.
– Кто же это?
– Исма-Эль, начальник лучников, светлейший.
Набусардар был поражен. Ему отчетливо припоминалась ночь, когда Исма-Эль явился в сад на свидание с Телкизой. Набусардар не мог спокойно думать об этом, он тяжело дышал, постукивая кованым каблуком о мраморный пол.
– Что с тобой, князь? – Итара сжал холеной рукой металлический подлокотник в виде лежащего леопарда.
Набусардар не отвечал, мысленно спрашивая себя:
«Этот человек совершил подлость, а теперь я повышу его в чине, назначу преемником достойнейшего Наби-Иллабрата? Нет и нет! Не бывать этому. Да и может ли Исма-Эль верно служить Набусардару, если однажды он уже предал его? Или…»
В душе Набусардара шла борьба, отражавшаяся на его лице. Глубокие морщины разбежались вокруг сузившихся глаз.
Чувствуя на себе пристальный взгляд Итары, Набусардар отошел к статуэтке из стеатита, изображавшей праздник урожая и пожертвования первых плодов. Стоя у ее постамента, Набусардар барабанил пальцами по виноградной кисти, погруженный в нерешительные раздумья.
Если б не этот случай! Как быть?
Возможно, Исма-Эль сам сожалеет о своем поступке и раскаялся в том, что безрассудно позволил Телкизе увлечь себя? Да и кто устоял бы перед ней, тигрицей?! Во всяком случае, это не умаляет его ратных доблестей, а любой храбрый воин – желанный человек в армии Набусардара. Да и не время сейчас сводить личные счеты.
Набусардар вернулся к Итаре и прямо посмотрел ему в лицо.
– Ты принял решение, светлейший? – спросил тот. – Все взвесил, все обдумал и решил?
– Да, – твердо ответил Набусардар, – Исма-Эль будет повышен и займет пост Наби-Иллабрата. Тебя же я назначаю начальником лучников.
– Это большая честь для меня, светлейший, но мне и в голову не приходила такая возможность, я дал тебе совет, не ожидая награды.
– Я отличил тебя, мой Итара, за твои способности. В них я не сомневаюсь. Вот взяв в свое время Сан-Урри помощником к себе, вверив ему вавилонский отряд, я действительно допустил промах.
– Ты все еще подозреваешь его в измене, светлейший?
– Уверен, что это так. Сан-Урри больше всего радел о своем честолюбии, предпочитая дешевый блеск и сомнительную славу. С людьми считался, когда это было ему выгодно, царя признавал лишь такого, который блюл бы его интересы. Богам поклонялся, только нуждаясь в их помощи. Он и родину продал ради корысти. Похитив план Мидийской стены, он определенно передал его персам. Взять ее иначе они не могли.
– Возможно, время подтвердит твою правоту, – отозвался Итара. – Но я хотел бы поговорить с тобой еще об одном деле, – он сделал небольшую паузу, – это поручение вавилонской знати. Ходят слухи, будто крестьянка из деревни Золотых Колосьев пленила тебя и ты забыл о народе, обрекая его на гибель. Вельможи верят тебе все меньше и меньше.
Набусардар вспыхнул, но ценой невероятного усилия сдержался.
– Какие из моих поступков позволили им так судить обо мне? – спросил он. – Разве не я создал халдейскую армию?..
– …которую, по их словам, ты столь легкомысленно теперь послал на смерть…
– Это о разгроме двадцати тысяч воинов под Холмами?
– Да.
– Но где же тут моя вина?
– Твоя вина в том, что ты необдуманно доверил войско неопытному царю.
– Но разве я в ответе за то, что в нашем государстве слово неопытного государя значит больше, чем ум двухсот сановников?!
– Ты сам должен был возглавить войско. Отчего ты этого не сделал?
– Я предвидел исход этого сражения и не мог взять на душу такой грех.
– Прости, но я и в самом деле не понимаю тебя, светлейший.
– Когда-нибудь вы все поймете, да поздно будет. А у меня готов сорваться упрек – как жаль, Итара, что я ошибся в тебе. Да ведь и его ты припишешь наущению этой девушки.
– Откажись от нее, Набусардар. За тем я к тебе и пришел. Таково желание вавилонских вельмож, об этом они просили уведомить твою милость. Иначе знать отвернется от тебя.
– Народ не отвернется, – воскликнул Набусардар, – и если вельможи не считают своим долгом защищать родину, ее защитит простой народ! На него я возлагаю свои надежды. Поэтому я вооружил его. А вавилонским вельможам передай, что последний раб из рудников для меня дороже, чем они.
– Но ведь и я – вельможа, Набусардар! – вскричал оскорбленный Итара.
– Так же как и я, Итара. Неужели ты в самом деле не понимаешь, что сейчас важнее всего?!
– Я давно не видел тебя, ты сильно изменился. Для тебя нет ничего святого – ни богов, ни особы царя.
– Не секрет, что я не питал и не питаю почтения к идолам и недалеким правителям. Увы, Валтасар – последний царь из рода Набонидов, и поневоле приходится оказывать ему почести. Но коль скоро боги послали нам царя, лишенного разума и благородства, будем же хоть мы мудры! Или ты тоже подозреваешь меня в стремлении захватить престол и с недоверием относишься ко всему, что я делаю?
– Вельможи поговаривают, будто ты для того и отослал Валтасара на север, чтобы тем вернее погубить его и захватить престол.
– Что еще? Что еще говорят обо мне вавилонские вельможи? – не выдержав, вскричал Набусардар. – Быть может, им любопытно будет знать, что я думаю о них? В таком случае, Итара, грешно тратить драгоценное время на пустые разговоры. Ступай и скажи им, какого я о них мнения. Тот, кто доверяет мне, пусть остается в армии, остальные могут поступать, как сочтут нужным. Мудрец, создавший народы, создал простой люд. И не было случая, чтобы простой народ предал родину. Я пойду с простым народом.
Едва сдерживаясь, Итара встал, чтобы уйти и передать эти слова вельможам. Скрестив на груди руки, он склонил голову.
Прощаясь, Набусардар сказал ему:
– И ты, Итара, решай сам, что тебе больше по душе, но помни – волк и тот не покидает свою стаю, когда на нее нападает враг.
Итара снова скрестил руки на груди и склонил голову.
Словно избитый плетьми, смотрел Набусардар ему вслед, смутно ощущая, как подступает дурнота, похожая на ту, от которой он искал избавления в целебном источнике на холме Колая. Он противился ей из последних сил. Нет-нет, он не поддастся. Поборет ее. Теперь не время, теперь…
Набусардар сделал несколько шагов, чтоб убедиться, что сознание не оставило его, глубоко вздохнул – нет, еще жив.
Итара бесшумно вышел, лишь сквозняком взметнуло полы его плаща.
Дверь осталась открытой, потоки воздуха шевелили шерстяные занавесы. С улицы донесся голос, требовавший пропустить в дом командования армии.
Безошибочно узнав его, Набусардар приказал страже отворить ворота.
– Нанаи! – только и смог вымолвить он, когда посетительница переступила порог и дверь за нею затворилась.
Она стояла перед ним в шлеме и длинном плаще, надетом поверх женского платья.
– Я явилась к тебе, мой господин, прости мне этот поступок, – проговорила она серьезно. – Правда, нынче такое время, что тебя уже ничто не удивит. Я переоделась воином и на коне прискакала из Борсиппы…
Набусардар окаменел. Слезы любви блеснули в его глазах.
Нанаи негромко продолжала:
– …не потому, что опасалась за тебя, – о, могла ли я опасаться за моего Набусардара?! Прошу, выслушай меня, господин.
Она выждала, но, не получив ответа, взяла Набусардара за руку и, усадив на скамью, обняла за плечи.
– Ты недоволен моим приездом, господин, но и не гонишь меня?
Он судорожно стиснул кулаки, пытаясь унять глухую тревогу и боль.
– Ты так молчалив, – нежно проговорила она, – но я понимаю. Не один раз касалась я ладонью твоего лица, твоей груди, я знаю, как тебе трудно. Тяжелое время переживаешь ты, поэтому я и пришла к тебе, потому и прошу, выслушай!