11

Я очень много пью! Поймите меня правильно, у меня идут последние года в универе и у меня друзья. И у меня… а вообще нужно прям объяснять причины? Пью и все! Много и все! Особенно много бывает пива. Но пить мне, если честно, очень нелегко. На мне ответственность: ибо сколько бы я не пила, мне нужно вернуться к бабушке. Я учусь в другом городе, последний автобус уезжает в 22:49. Именно, 49! Накинуть единичку для молодой алкашки — да ну зачем? А эта минутка мне может жизнь спасет, ну ладно. Короче, с этими пьянками всегда нужно быть на чеку, чтобы не пропустить автобус, иначе придется ехать на такси. Это дорого, как правило дороже той суммы, что я пропиваю, а пропиваю я немало. Ладно. Мои друзья могут тусить всю ночь и пиво тянуть на подольше. У меня времени в обрез, поэтому я заливаю в себя одну за одной и одну за одной! Хотя, наверное, все вот — просто оправдание. Я тупо не умею пить. Короче, долгая, около часа, дорога домой — это всегда увлекательно. Варианта тут два, либо я просплю остановку, очнусь уже где-то на окраине города, и надо все равно вызывать такси. А второй вариант — это тошнота. И тут уже не про сон. Я еду домой, в салоне автобуса долго не выключают свет, и я, к несчастью, вижу в отражении в окне свое наглое тупое и уставшее лицо. Оно расплывается, меня тошнит, и я ненавижу это все. Эти пять бокалов крафтового пива, этот автобус, эту себя, эти оба города, между которыми пролегает эта дорога, которую я тоже ненавижу, потому что от нее автобус трясёт, меня мутит и так по кругу. И лишь бы дотерпеть до своей остановки, лишь бы не выходить блевать на трассу. Я терплю, и я благополучно выхожу на своей остановке, а из меня благополучно выходит лишнее пиво. С облегченным желудком, но совсем не облегченным сознанием, я топаю домой. Бабушка лежит со светом, наверное, мама заходила. Это хорошо, значит можно без ужина. Я пытаюсь аккуратно выключить свет и удалиться в свою комнату. Она открывает глаза.

— Я уже думала, ты не приедешь.

Надо попытаться сделать беззаботный и веселый вид. Щас.

— Да ты бы позвонила, если переживала, а я че то задержалась маленько, да.

— Какая-то ты веселая приехала, Уля.

Веселый вид сработал чуть больше чем надо, она спалила меня. А может нет, я не знаю, а она все равно напрямую не скажет.

— Ладно, я спать, утром поболтаем.

— Я заснуть не могу.

— Давай я радио включу.

— Нога разболелась. Прямо мучение. Сделаешь укол?

Врач прописал при сильной боли колоть бабушке обезболивающий укол. Внутримышечно. Вроде как от уколов меньше нагрузка на печень, чем от таблеток… и действуют быстрее.

— А может таблетку просто. Ночь уже.

— Я мучаюсь, Уля, давай укол.

— Ладно. Давай.

Укол — это не сложно. Я беру шприц. Хотя нет, шприц чуть попозже. Хотя нет, все-таки сначала шприц. Беру шприц, надеваю иголку, немножко снимаю колпачок. Афигеть, успех. Дальше надо открыть ампулу. Для того, чтобы ее открыть, в упаковку кладут такой плоский камешек круглый… или это не камешек. Короче, им надо поскрести ампулу в одном месте, потом надломить, потом стекло ломается по ровной линии. Я поскребла. Упираюсь пальцем, надавливаю на стеклянную пимпочку ампулы. И! Да! Класс, она раскалывается, стекло прорезает мне палец. Моя жидкая пьяная красная кровь быстро и залипательно течет по руке вниз. Красиво.

— Ты скоро там?

— Да.

Моя кровь не попала ни на иглу, ни в сам препарат, не парьтесь. Она просто залила все вокруг, стол и даже джинсы. Надо вытереть и продезинфицировать. Мне на секунду даже пришла мысль продезинфицировать своей слюной, спирта то там дофига…Шутка… я просто прижигаю рану борной кислотой, щиплется. Я зажимаю порез ватным диском и набираю в шприц лекарство.

— Давай, на бок.

Я толкаю и поворачиваю бабушку. Осталось дело за малым- уколоть этот кровавый укол. Внутримышечно… Внутримышечно да, какое- тут. Вы когда-нибудь видели попу старого человека? Там максимум внутрикожно. В общем, не знаю, успешно или нет, бабушка терпеливый человек, она промолчала, я сделала укол и пошла спать.

— Спасибо, миленькая.

— Не за что, бабуль, спокойной ночи.

12

— Ты уходишь?

— Ну да (я кричу из коридора) Я в универ.

— Покажись хоть, я на тебя посмотрю.

Я захожу в комнату.

— Вот

— Тьфу, зачем каблуки надела, и так высоченная, как мать.

— Да каблук маленький

— ты и так высокая, а сейчас всех парнишек выше будешь на голову.

— Ну и буду, тебе то что?

Я с силой бахаю дверью, да пошла ты, выше не выше, какая разница. Я спускаюсь до первого этажа…Выдыхаю, поднимаюсь обратно, открываю дверь её комнаты. Наверное, надо что-то сказать. Она лежит с задранным вверх подбородком, так люди делают, чтобы не плакать, смотрят вверх, чтобы слезы не полились. Но она как будто плакать не собирается, по-моему, это злость. Я оставляю дверь открытой и ухожу, вечером помиримся.

13

— Улечка, ты куда-то уходишь сейчас?

— Нет пока, а что?

— Включи мне Максима!

Максим — это Галкин, он ведет шоу на первом «Лучше всех» про маленьких и очень талантливых детей. «Надоело быть маленькими-миленькими. Надоело быть маленькими-миленькими». И так далее. Мы с бабушкой обожаем это шоу. Полина 3 года- самый маленький повар. Маленькие гимнасты близнецы Артем и Кирилл делают сальто. 7-ми летний киргиз Албан из города Каракол прекрасно разбирается в животных субтропиков. Влад Пасечник, 4 года- лепит невероятные фигуры из пластилина. Маленькая бесстрашная циркачка Лиэль делает кульбиты на обруче, подвешенном у потолка. «Лучше всех- лучшие дети страны. Лучше всех- попробуй повтори…». Я увлечена шоу только процентов на 50. Остальное время я смотрю за бабушкой. Она так радуется, глядя на этих маленьких всемогущих людей, что я радуюсь, глядя на неё. И мне всегда хочется плакать. Как будто, даже от счастья.

14

Моя жизнь вообще-то капец какая насыщенная сейчас. Утка, таблетки, готовка, протирание спины спиртом от пролежней, сделай радио погромче, сделай радио потише. Это я шучу, жизнь правда насыщенная, я работаю, учусь, даже путешествую. Еще я в театре играю, ну студенческом, короче, я живу на полную. Говорят, когда человек много видит, его мозг медленнее стареет, ну якобы впечатления питают его и замедляют какие-то там процессы. Стена. Ковёр. Часы. Дверь. Кусочек коридора. Кусочек входной двери. Радио. Одеяло, собственные ноги. Иногда кот. — Вот все вещи, которые ежедневно видит моя бабушка. Я понимаю, что это очень мало и очень не поможет остановить старение мозга. Поэтому я пытаюсь бабушке показывать кино, опять же Галкин, одно время я хотела переставить кровать к окну, в окне хотя бы птицы летают. Она не захотела, ей ценнее знать, кто уходит и приходит в квартиру. Единственное, как я могла расширить бабушкин угол зрения- рассказывать ей что-то. Рассказывать каждый день, когда приходила домой.

— Ну расскажи, что у тебя новенького.

Я начинаю спокойно.

— Да, ничего

— Ну что, прям совсем ничего интересного не произошло?

— Баб, че ты пристала, если я сама захочу, я приду расскажу, че ты меня допрашиваешь?

И снова я хлопаю дверью. Я ненавижу себя за это и сильно ругаю. Кажется, что каждый раз, ругаясь на бабушку, я обижаю ребенка. Но ведь я только получила сама свою собственную жизнь её так мало мне самой, мне до нее так жадно. Она моя, поймите, моя, эти глаза мои, это они видели и руки мои они что-то там трогали, мои ноги меня отнесли туда, где было интересно, красиво и пьяно. И время это моё. С чего бы вдруг я буду тратить его на эти долгие рассказы. Нет, такой жадиной быть нельзя, ты же видишь, у нее нет, у нее уже почти ничего нет, её почти уже нет, так дай. Я не могу дать, я не могу побороть свою злость, я ничего не могу …. Но самое главное, я, пожалуй, не могу смириться с тем фактом- что все это, с бабушкой — это уже дорога только в один конец. Бабушка иногда спохватывается.