— Прости, если я помешала тебе и Иветт…

Александр резко поворачивается ко мне.

— Так вот в чем дело? Иветт ушла домой. Она не… — Он хмурится, как будто мой комментарий сбивает его с толку. — У нас не те отношения, Ана. Она не спит со мной.

По какой-то причине я начинаю плакать сильнее, мой желудок скручивается в холодные узлы. Александр смотрит на меня так, как будто он совершенно сбит с толку, проводя рукой по волосам.

— Анастасия, ну что еще?

— Я…я просто… — Я не знаю, как выразить словами то, что я чувствую, и особенно к этому мужчине, который такой странный во многих отношениях. — Я совсем одна. Я так устала от одиночества.

Слова вырываются прежде, чем я успеваю их остановить, зависая в воздухе между нами, и Александр делает шаг вперед, включая свет у моей кровати, опускаясь в кресло с подголовником у окна.

— Ты не одна, крошка, — наконец говорит он, его голубые глаза останавливаются на моем лице с явным замешательством. — Ты здесь, со мной. Как ты можешь быть одна?

— Это не то же самое, — шепчу я. — Я принадлежу тебе. Это не…

— Это не что? — Раздражение возвращается, губы Александра сжимаются, когда он смотрит на меня. — Что из того, куколка, если ты принадлежишь мне? Я даю тебе приют, кормлю тебя, забочусь о тебе и хорошо к тебе отношусь, так как же ты можешь быть одна? — Он повторяет вопрос, и по тону его голоса я слышу, что он, похоже, действительно не понимает. Это смущает меня так же сильно, как мое заявление, кажется, смущает его, и мы долго смотрим друг на друга, тишина сгущается по мере продолжения.

Александр внезапно щелкает пальцами, плавно вставая.

— Ванна, малыш. Это то, что тебе нужно. — Он направляется в ванную, прежде чем я успеваю сказать хоть слово, включает свет, и мгновение спустя я слышу плеск горячей воды из кранов.

— Я не думаю… — Я начинаю протестовать, когда он возвращается, но он прикладывает палец к моим губам, его руки уже движутся, чтобы расстегнуть пуговицы на моей пижаме.

— Ванна приведет тебя в порядок. — Он быстро и эффективно снимает с меня одежду, поднимает меня, как будто я ничего не вешу, а я почти ничего и не вешу, и несет в ванную так же, как он сделал в тот первый день, когда я проснулась здесь.

Это немного успокаивает, как знакомый вкус, так и тепло воды с цветочным ароматом, когда он опускает меня в нее, и я чувствую, как паника сна отступает. Мне неприятно признавать, что он был прав, но я чувствую, как мои мышцы расслабляются, тепло проникает в кости, когда я расслабляюсь в ванне.

— Вот так, — говорит Александр с довольным выражением лица, садясь на табурет рядом с ванной. Его глаза, как обычно, не задерживаются на какой-либо определенной части меня, и я ловлю себя на том, что мысленно возвращаюсь к предыдущему ужину, к тому, как его пальцы касались моих губ, как напряглось мое тело, когда он кормил меня, к ощущениям, покалывающим кожу.

Это напомнило мне о том, что я почувствовала, когда он впервые привел меня сюда искупаться.

— Если Иветт не проводит ночь с тобой, то кто проводит? — Осторожно спрашиваю я. Я не могу выбросить из головы ее упоминания о других девушках, других домашних питомцах, и я также не могу избавиться от того, как она смотрела на него. Я могла ощутить ее ревность, когда она осязаемо осматривала меня и прикасалась ко мне. Я также не могу забыть, как Александр сказал, что я принадлежу ему, когда стоял в дверях, спасая меня от нее.

Он также спас меня от Алексея. Возможно, нетрадиционным способом, но он спас меня. Я понятия не имею, что было бы со мной, если бы я осталась в руках Алексея.

— Это не твое дело, — коротко отвечает Александр, но что-то в том, как он это говорит, подсказывает мне, что нет никого. Я думаю о нем наверху, в его постели, в полном одиночестве. Я снова думаю о том, как покалывало мою кожу, когда он положил кусочек круассана между моих губ, о вкусе шоколада и о прикосновении его пальцев к моему рту.

Прежде чем я могу остановить себя, я тянусь к его руке, мои пальцы обхватывают его запястье, когда я притягиваю его к себе, прижимая его ладонь к своей груди. Что-то пронзает меня, когда я чувствую, как его рука касается моего соска, прилив тепла, который разогревает мою кровь и заставляет мои бедра сжиматься вместе, а сердце учащенно биться в груди. Рука Александра задерживается на долю секунды, на его лице выражение чистого изумления. Затем он вырывает руку из моей хватки, вода расплескивается и он отшатывается.

Боль мгновенно вытесняет желание, которое я испытывала, моя грудь ноет от чувства отверженности, хотя я знаю, что не должна так себя чувствовать. Я даже не должна хотеть его, но я хочу, и я чувствую, как слезы мгновенно наворачиваются на глаза, когда он отшатывается от меня.

— Значит, она была права, — бормочет Александр, его взгляд прикован к моему лицу. — Ты действительно хочешь меня. Или, возможно, ты просто чувствуешь, что должна отплатить мне таким образом?

— Но ты не хочешь. Я имею в виду, меня. — Я обхватываю себя руками за грудь, отстраняясь. — Зачем ты купил меня, если я тебе не нужна такой? Что имела в виду Иветт, когда сказала, что ты заплатил за меня слишком много?

Александр игнорирует мой последний вопрос.

— Дело не в желании, — наконец говорит он после минутного молчания. — Красивые вещи предназначены для того, чтобы на них смотрели, а не использовали.

Я чувствую, как слезы все еще наворачиваются на глаза, горячие и внезапные. Он смотрит на меня с любопытством, его взгляд скользит по всей длине моего тела почти бесстрастно, но я вижу вспышку жара в его глазах, когда они возвращаются к моему лицу.

— Значит, ты возбуждена? — Мягко спрашивает он. — Когда Иветт прикасалась к тебе ранее, она сказала, что было очевидно, что ты хочешь меня.

Я тяжело сглатываю, мое лицо краснеет. Меньше всего на свете я хочу признаться этому мужчине в том, насколько я на самом деле возбуждена, особенно после того, как меня отвергли. Но его голос мягкий, не обвиняющий, любопытный. Он делает паузу, и на мгновение единственными звуками в ванной остаются мягкое журчание воды в ванне и наше дыхание, Александру тяжелее, чем раньше, когда он смотрит на меня, сидящую обнаженной в ванне.

— Тогда потрогай себя, — тихо говорит он хриплым голосом с сильным акцентом. — Если тебе нужно удовольствие, малыш, доставь его себе, пока я смотрю.

Я пораженно моргаю, глядя на него. Из всего, что я ожидала от него услышать, это было не это. Я чувствую, как моя кожа вспыхивает еще сильнее при этой мысли. Не то чтобы я никогда ни для кого не мастурбировала, я могу вспомнить не один секс, который доставлял удовольствие, наблюдая, как я трогаю себя для него или пока он меня трахает. Но это как-то по-другому. Это кажется странно интимным в тесной жаркой тишине ванной, когда Александр так близко, полностью одетый, в то время как я лежу голая в воде. Но я хочу этого. Боль между моими бедрами усиливается под тяжестью его взгляда, звука его дыхания, и я тяжело сглатываю, чувствуя, как моя рука скользит вниз, как будто ее тянет какая-то другая сила, неподвластная моему контролю.

Другая моя рука скользит к моей груди, туда, где я хотела его, мои пальцы обводят мой сосок, в то время как другая рука скользит по моему животу, вниз к вершине моих бедер. Я чувствую на себе взгляд Александра, когда мои пальцы скользят у меня между ног. Это только усиливает мое желание, мое сердцебиение пульсирует в груди и под моими пальцами, когда я раздвигаюсь, желая, чтобы он увидел.

Я не могу смотреть на него. Мне уже кажется, что я не могу дышать, мое сердце бешено колотится в груди, и я не могу встретиться с ним взглядом. Но я также слышу, как его дыхание учащается, когда мои пальцы скользят по моему клитору, описывая маленькие круги, чувствуя, какая я влажная и скользкая по причинам, которые не имеют ничего общего с водой.

Я хочу, чтобы он что-нибудь сказал, подстегнул меня, но он продолжает молчать. Однако я не могу остановиться сейчас, когда я начала, мой клитор пульсирует под моими пальцами, когда мои бедра выгибаются вверх в горячей воде, требуя большего трения. Я не знаю, о чем фантазировать, о чем думать, я не могу заставить себя задерживаться на каком-то одном изображении или мысли слишком долго. Но сидящего рядом Александра достаточно, смешанное возбуждение и смущение от того, что я так уязвима перед ним, толкают меня на высоту удовольствия, которого я никогда раньше не достигала сама.