© Жуков Д. А., 2011

© Научная книга, оригинал-макет, 2011

Во имя Всевышнего!

Об Имаме Хомейни можно говорить очень много, ибо эта личность воистину великая и универсальная. В предисловии к настоящей книге ограничусь упоминанием лишь двух ключевых моментов:

1. Если обратить внимание на все крупные социально-политические события последнего столетия, то становится очевидным, что причина большинства из них была связана с деятельностью партий и/или элиты. Не в пример этой традиции, Имам Хомейни опирался не на элиты или группы, но на народ. Он был подлинным выходцем из народа, служил народу и свято верил в него. Имам основал новую политическую доктрину, базирующуюся на двух принципах: народ и высшие ценности. Эта доктрина подтвердила свою актуальность в ходе недавних народных движений в Египте и Тунисе и подтвердит в будущем еще не раз.

2. Революция Имама Хомейни не только привела к грандиозным по масштабу и глубине социально-политическим преобразованиям, но также стала причиной крупных явлений в двадцатом веке, как-то:

• Религиозное возрождение: антирелигиозная и богоборческая атмосфера заменяется духовностью и верой в Бога.

Небесные религии, подвергающиеся непрерывным нападкам сионистов, реабилитированы в глазах общества.

• Безраздельное господство сверхдержав, в первую очередь США, сведено к минимуму; народы мира, вдохновленные примером Ирана, пробуждаются.

• Оккупация и все более расширяющаяся экспансия Израиля (длившееся 60 лет) приостановлена.

Я бесконечно рад, что за составление книги об Имаме Хомейни взялся лично академик Жуков – выдающийся писатель, блестящий мыслитель и один из ярких представителей российской интеллигенции. Как представитель Исламской Республики Иран, я выражаю господину Жукову глубокую признательность за это, поистине, великое начинание и в свою очередь спешу поделиться с уважаемыми читателями радостной вестью о том, что имя Дмитрия Анатольевича Жукова вместе с именем Имама Хомейни останется в современной истории двух дружественных народов. Каждый русскоязычный читатель, познакомившийся с Имамом Хомейни через эту книгу, будет считать себя в долгу перед ее автором.

Также выражаю признательность руководителю Культурного представительства при Посольстве Исламской Республики Иран в Российской Федерации господину Абузару Эбрахими Торкаман, который сделал все возможное для выхода в свет настоящей книги.

Чрезвычайный и Полномочный

Посол ИРИ в РФ

Махмуд Реза Саджади

В эпоху всеобщего разочарования в личностях, пытавшихся изменить мир в лучшую сторону революционным путем, и робких упований на чудо появления вождя, верующего и достойного доверия, лишенного чувства самолюбования и корысти, жажды власти и равнодушия к народным страданиям, что сказали бы вы о таком феномене?

С детства он был памятлив, серьезен, благочестив и неспособен к дурным поступкам. По семейной традиции, он избрал карьеру ученого-богослова и прошел все ее стадии, являя собой образец послушания учителям и усердия в постижении религиозных догм и множества языков и наук, что, однако, не иссушило его души, оставив место творческим сомнениям, поэзии и стремлению сблизить мистические абстрактные теории с вечнозеленым древом жизни.

Во благовремении он женился и обрел в семейной жизни любовь и верность, был счастлив в пятерых детях, радовавших его своими успехами и привязанностью, освятившей всю их жизнь. Он был всегда справедлив и проницателен – от его зорких глаз не укрывалось ни одно дурное поползновение общавшихся с ним, как и многообещающие их задатки. Великолепный педагог и оратор, он вырастил учеников, не только навсегда оставшихся верными его идеям, но и готовых отдать за него жизнь.

Натура цельная, он никогда не кривил душой, высказывался свободно и так убедительно, что его превосходство редко вызывало неприязнь коллег, которых он не заслонял собой в собраниях, четко разграничивая тщеславие и дело. Написав несколько десятков объемных трудов и обретя соответствующие звания, он по праву считался авторитетнейшим ученым, но не стремился к какой-либо власти, даже академической, пока политика сама не вторглась в его мир, посвященный Богу, и не заставила безоглядно отстаивать свои идеалы.

Это случилось, когда ему минуло шестьдесят, когда тирания замахнулась на все, чем он жил, на Божественное право, которое он знал назубок, и он обрушился на тиранию со всем пылом своей безгрешной души, в одночасье превратившись в харизматического лидера, обретя невиданную духовную власть над верующими, вспомнившими о вере предков, находя без всякой натуги яркие слова, еще больше будоража мятущихся и в то же время давая им чувство уверенности в том, что они, наконец, нашли смысл жизни.

Его арестовывали и запугивали, но он ни разу не пошел на компромисс с теми, кого считал недругами народа и хулителями Бога. Его выслали из страны, но в пятнадцатилетнем изгнании ни на день не стихал его громовой голос, долетая до самой ничтожной из хижин на родине. Чистота его помыслов, неподдельная искренность, безыскусная гениальность его посланий и речей, всем известный аскетизм и неуклонность в соблюдении религиозного долга, совершеннейшая неспособность замечать жизненные неудобства, презрение к политиканству и уважение к политике, если она полностью подчинена Божественному праву, вселяли надежду на приход царства справедливости и духовного очищения.

Он вернулся на родину в разгар народных волнений, встреченный миллионами сторонников, возглавил революцию, а после победы ее создал государство, подсказал ему выстраданные в изгнании законы, обеспечивавшие народовластие, гарантией которого стал он сам.

Полностью лишенный капризов, свойственных властителям и победившим революционерам, он мечтал об одном – собственным примером и словом воздействовать на каждую личность так, чтобы она своим стремлением к совершенству и знанию приблизилась к Богу, и это во многом ему удалось.

Он вознесся на самый верх власти, став духовным лидером большой и богатой страны, в которой помимо него были президент, правительство, парламент и прочие известные и новые институты, но не менял образа жизни, обитал в арендуемом на собственные средства скромном домике. Скончавшись почти в девяносто лет, он не оставил после себя никакого имущества, раздарив даже то, что осталось от родителей.

История отношений нашей страны с Ираном, если считать и легенду о неудачном походе Дария на скифов, набеги казаков на персидское побережье Каспийского моря, имперские войны за Кавказ, Туркманчайский мир и гибель Грибоедова в Тегеране, в старину развивалась бурно. В свое время мне хотелось написать книгу о Грибоедове, и я собирался поехать в Иран, чтобы разобраться в таинственных причинах его гибели, но не поехал, не дали выездной визы, потому что на страницах советских газет замелькали сообщения о тамошних «беспорядках» и впервые появилось незнакомое звание и имя – аятолла Хомейни.

Однако в 1978 году я все же опубликовал короткий очерк «В последнем завидном году» после своей поездки по Кавказу, проследил путь Грибоедова до персидской границы, описал место встречи двух великих поэтов Пушкина и изуродованного тела российского посла в Персии, которое везли на арбе. Вспомнил упрек Пушкина: «Как жаль, что Грибоедов не оставил своих записок! Написать его биографию было бы делом его друзей; но замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов. Мы ленивы и нелюбопытны…».

Поехать в Иран удалось лишь теперь, но уже с другой целью – побольше узнать еще об одной феноменальной личности, исключительном явлении в истории человечества, богослове, революционере и вожде, превосходно знавшем, что слово «феномен» в его первом значении есть нечто субъективное, существующее только в сознании и противопоставляемое философом Кантом непознаваемой «вещи в себе», «нуомену». Но кроме блестящего знания философии, начиная с древнейшей, аятолла Хомейни был и прирожденным поэтом, что немудрено в стране, которая возвела мавзолеи над могилами таких всемирных знаменитостей, как Рудаки, Фирдоуси, Хафиз, Саади и Омар Хайям, и окружила каждый морем благоуханных роз. Это далеко не главное в его жизни и деяниях, но и не последнее, если принять во внимание слог его речей и посланий, способность говорить так, что его меткие слова и выражения стали, как и грибоедовские, как и пушкинские, достоянием повседневной народной речи.