— Я в универе.

Ответ его обрадовал. Он даже руку вверх поднял.

— Я тоже в универе учился. А ты на кого?

— На филолога, — ответил я. Мне было приятно говорить, что я учусь на филолога. И с этого момента разговор на время перестал меня раздражать. Я точно знал, что из молодежи я единственный филолог в нашем населенном пункте — и это значило, что хоть в чем-то я особенный. Они этого могли не знать, но у меня был шире кругозор, я смотрел на них с высоты прочитанных книг и отведанных стилей. Мы все одинаково плыли в никуда и убивали себя, не успев еще вырасти, нас ничего особенного не ждало, ни путешествий, ни Европы, ни Африки, ни океанов, ни морей. Мы несколько раз в неделю напивались разбавленным спиртом, курили план и химку, даже запивали феназепам самогоном. И я был почти таким же, но зато у меня теперь никогда не отнять этот волшебный чемоданчик, я как бы тоже тонул, но из последних сил прижимал к груди томик Кафки.

— А я на биологическом учился, — ответил Биолог.

Так он и стоял рядом с машиной и вел эту непонятную беседу. А мы сидели в машине и зачем-то ее поддерживали.

— Наш друг на биологическом учится, — сказал Миша, — Тимофей. Пьяница и дегенерат.

— Не знаком, — сказал Биолог, — но там все пьют, это да. Этого не отнять.

Это была правда. Я учился первый месяц и уже успел зарекомендовать себя как главный алкаш филологического, но по меркам биофака был бы вполне себе рядовой. Мы замолчали. Миша отхлебнул пиво и протянул баллон мне. Я глотнул, вернул Мише и указал, чтобы он протянул Биологу. Неприятно после этого левака пить, конечно, но все-таки не предложить было бы как-то не по-людски.

Биолог глотнул, поблагодарил и вдруг вспомнил с чего начал:

— Вы видели Настю Матвееву?

— Сегодня — нет, — сказал Миша.

Я тоже сказал, что не видел. И вдруг спросил как-то не очень ровно:

— А что у тебя к ней?

— Она моя девушка, — сказал он.

Миша озадаченно посмотрел на меня. Даже ему было неприятно узнать, что Матвеевой, по-видимому, регулярно вставляет тридцатилетний пьяница в брюках. Когда рядом с тобой хорошенькая девочка вырастает в красивую девушку, всегда как будто имеешь ее в виду и надеешься, что она будет с тобой или хотя бы с твоим другом. Виду я не подал, но в мыслях проклял этого урода.

Он еще немного поговорил с нами о какой-то ерунде. Больше с Мишей, я как-то задумался, ушел в себя, был в легком дурмане. Вернулся, когда Биолог достал мобильник и пытался звонить Матвеевой. Матвеева не брала трубку.

— Вы знаете ее домашний? — спросил он.

— А у нее что, есть мобильный? — удивился я. — Я думал, ты на домашний и звонишь.

Да, у нее был мобильник. Он звонил на мобильник, домашнего он не знал. Но она — блять, что она водит его за нос? — мобильник свой выключила, хотя сегодня было обговорено, что он приедет к ней. Конечно, я прекрасно знал наизусть домашний номер Матвеевой, но я не сказал, что знаю. Миша смог вспомнить только часть цифр.

— Ладно. Пойду искать, — сказал Биолог.

— Подожди, — сказал я. — Можно от тебя позвонить?

Биолог протянул мне мобильник. Это вроде был первый или, по крайней мере, один из первых моих звонков по мобильному телефону. У меня даже и пейджера не было никогда — не видел в нем смысла. Я думал позвонить домой, сказать отцу, что гуляю и приду поздно. Но связи не было. Вечерами на линии поселка постоянно происходили сбои — у той половины, где номера начинались на «13». А у другой половины, у Миши, например, номер начинался на «74», и сбоев никогда не случалось. Хотя мы жили на одной улице. Часто я просто не мог дозвониться до дома, и когда приходил поздно ночью ушатанный, случались короткие, но выматывающие ссоры с отцом.

Мы с Мишей еще съездили за пивом, дали круг по поселку и вернулись на то же место. Где-то на двадцатом дурмане откуда-то из глубокой ночи вернулся Биолог. Он заглянул в машину, и мы увидели в свете его нервное бледное лицо, как у покойника.

— Ну что, нашел Матвееву? — спросил я, как мне почувствовалось, немного резко.

— Не нашел Матвееву! — еще резче ответил он. И я понял, что он сделался раз в сто пьянее. И как в подтверждение, Биолог протянул нам в окно пакет. Миша взял этот пакет и раскрыл передо мной. В пакете были водка, сок и пластиковые стаканчики. Миша открыл заднюю дверь и впустил человека на борт. Я оперативно разлил.

— Бляди! — сказал Биолог торжественный тост.

И мы выпили.

Биолог залипал. Что-то бормотал, просыпался, опять уходил. Мы с Мишей неторопливо и деловито разделывались с водкой.

— Что с ним? — спросил я.

— Не знаю. Разбудим и пошлем на хуй, — предложил Миша.

Вдруг Биолог очнулся.

— Довезите до города, парни. А я вам сотню заплачу.

Миша повертел головой: вправо, влево, вверх, вниз, наверное, оценивая свое состояние, и сказал:

— Поехали.

Мы из-за дома выехать не успели, а Биолог уже храпел. Миша несколько раз поворачивался, внимательно смотрел на Биолога, и я догадался, что у Миши на уме.

— Не надо. Нельзя, Миша, — упрашивал я.

Миша остановил машину.

— Садись за руль, — сказал он.

И перелез на заднее сидение. Я пересел за руль, хотя водить почти не умел. Пробовал несколько раз на отцовской «Оке» и обычно трогался рывками, часто глох. Однако Мишин «Бобон» стартанул гладко.

— Получилось, — сказал я удивленно.

— Тише, — сказал Миша.

«Бобон» трясся подо мной и ехал как медленный танк. Мы проехали девятиэтажки — сердце поселка, проехали коттеджи и выехали на дорогу в город — финишную прямую. В зеркало я увидел, как Миша аккуратно шмонает Биолога. Нашел кошелек, достал его и через секунду положил обратно. Вот Миша все сделал, и мы как раз приехали. Он был королем этой ночи: хранение и распространение легких наркотиков, вождение в нетрезвом виде и без прав, грабеж. Хотя у меня был этот же набор минус наркотики. Миша перелез на переднее сидение, оглядел себя, меня, Биолога, убедился, что все чисто сработано, и вдруг резко сказал:

— Подъем! Приехали!

Биолог не реагировал. Мы потрясли его, тогда он проморгался, увидел силуэты городских домов и сказал:

— А дальше?

— А дальше нельзя, — сказал Миша. — Прав нет, и водка с пивом.

Биолог порылся по карманам, дал нам сотню, что-то там пробормотал и вышел. Миша развел руками, как бы завершая фокус. Я сказал:

— Подожди минуту.

Я вылез из машины. Помочился у обочины, глядя, как Биолог неверным шагом идет в город. Я застегнулся и вдруг, вскинув руки, со страшным воплем побежал за Биологом. Он повернулся на меня, ничего не понял, отвернулся, пошел дальше, опять повернулся, — я все вопил и несся на него — и тут он испугался и побежал. Пару секунд я еще бежал за ним и орал, а потом резко остановился и пошел в машину.

Миша уже пересел на водительское сиденье. Он удивленно разглядывал меня.

— Жук, ты ебанулся?

— Мне не нравится, что он трахает Матвееву, — объяснил я свое поведение.

— Может, и не трахает, — ответил Миша.

Он пересчитал деньги и отдал мне половину. Я пожал плечами и взял купюры. Мы подняли по семьсот рублей.

— Ты ему сколько оставил? — спросил я.

— Больше, чем взял, не ссы. У него там целая зарплата.

— Хорошо. Поехали, пожалуйста, домой, — сказал я.

Вдруг усталость навалилась, как когда выходишь из речки. Вроде, пока бултыхаешься, не чувствуешь, что вымотался, а как выбираешься на сушу — мышцы как налиты свинцом.

Мы поехали домой. Уже начало светать, немного тревожное утро, этот непонятно откуда свалившийся, неприятный тип и ожидающий меня дома вербальный распездон. Хорошо, если Матвеева не привезла обратно свою девственность, когда ездила на море, думал я. Мне хотелось считать, что она не подарила это сокровище человеку, с которым нас зачем-то свела сегодняшняя ночь.

Кислород

На улице +38 уже не первую неделю, и невозможно пальцем пошевелить, чтобы не вспотеть. Торфяные болота горят, область в вонючем тумане, и повсюду валяются трупы голубей.