– Что это такое «воспроизводство»?

– Я знаю, что вы для этого используете другие термины, – сказала Фэнси, стараясь быть убедительной, – но именно так мы говорим: «воспроизводство».

– Кто это «мы»?

– Мои друзья и я.

– И ты с ними тоже… занимаешься воспроизводством?

– Иногда.

Чертова наркоманская коммуна! Неужели это то, что Хеллстром скрывает от окружающего мира – оргии и стимулирующие наркотики? Перудж неожиданно почувствовал острую зависть. А вдруг то, что он испытал с Фэнси, у них проходит регулярно? Это, конечно, неправильно, с точки зрения… Зато какие ощущения может получить мужчина! Ну и женщина, разумеется.

Да, это – преступление, однако…

Фэнси бросила полотенца на пол и стала надевать халат, нисколько не смущаясь своей наготы, как и накануне ночью.

Несмотря на головную боль и сильную усталость, Перудж не мог не любоваться ее чувственной грацией. Вот это женщина!

Одевшись, Фэнси ощутила голод. Интересно, у Перуджа есть деньги, чтобы купить завтрак? Она любила экзотическую еду Внешнего мира, но перед тем, как ускользнуть из Термитника, не запаслась деньгами. Взяла лишь теплое пальто, стимулятор и велосипед.

Я торопилась, подумала Фэнси и хихикнула. Эти чужаки из дикого Внешнего мира становятся такими забавными, если их простимулировать, будто освобождается производительная сила, которую они копили для этого случая.

Наблюдая, как Фэнси одевается, Перудж размышлял. Что заставило ее залезть к нему в постель? Стремление к воспроизводству? Чушь! Но в распоряжении Фэнси был афродизиак. Свидетельством этого было его собственное поведение ночью.

Восемнадцать раз!

Да, там, на ферме, обстановка нездоровая!

Воспроизводство!

– У тебя есть дети? – спросил Перудж.

– Несколько, – ответила Фэнси и подумала, что говорить этого не следовало. Ей же объясняли, как чужаки относятся ко всему, что связано с воспроизводством; да и собственного опыта Фэнси было не занимать. Это было потенциально опасным признанием. Перудж, конечно, никак не сумел бы выяснить, сколько ей лет. А она запросто могла годиться ему в матери. Но о различиях в возрасте, которые существовали между чужаками и жителями Термитника, ни в коем случае нельзя было говорить с людьми из Внешнего мира.

Ответ Фэнси удивил Перуджа.

– Несколько? – воскликнул он. – Где же они?

– У друзей, – произнесла она, стараясь выглядеть беспечной.

Перуджа нужно было отвлечь.

– Хочешь еще? – спросила Фэнси.

Но отвлечь его было трудно – слишком поразили Перуджа ее слова.

– А муж у тебя есть?

– Нет.

– Кто же отец твоих детей? – поинтересовался он, тут же сообразив, что должен был спросить не об отце, а об отцах, во множественном числе.

– Я не хочу об этом говорить.

Косвенное признание в том, что рождение детей было ошибкой. Но и Фэнси припомнила эпизоды прошедшей ночи, когда Перудж, пребывая в тумане эротического экстаза, делал признания, исходящие из самых глубин его сознания. Двигаясь с нарочитой небрежностью, Фэнси подошла к велосипеду и взяла пальто.

– Куда ты собралась? – спросил он.

Перудж не без труда спустил ноги на холодный пол. Голова его кружилась от усталости, а в груди засела тупая боль. Что содержалось в том средстве, черт возьми? Да, Фэнси просто вымотала его.

– Я голодна, – произнесла она. – Могу я оставить здесь велосипед и пойти поесть? Надеюсь, потом мы снова займемся воспроизводством!

– Поесть? – Его желудок скрутило.

– Там, на улице, есть кафе. Я очень хочу есть после этой ночи, – хихикнула Фэнси.

Она обязательно вернется и заберет свой велосипед. Перудж понимал, что в таком состоянии ему с ней не справиться. Но, когда Фэнси придет, ее гостеприимно встретят его помощники. И уж они раскроют все тайны Нилса Хеллстрома, потому что у них в руках будет Фэнси.

– Итак, в кафе, – кивнул он, словно объяснял самому себе, куда она направляется и зачем. Да, там, на улице, Перудж видел неоновую вывеску.

– Мне нужен… завтрак, – сказала она и сглотнула. Нервничая, Фэнси едва не произнесла «завтрак чужака». Эти слова ни в коем случае нельзя использовать в общении с ними.

– У тебя есть деньги? Я собиралась в такой спешке, что забыла взять их.

Перудж не придал значения прерывистости ее фразы и, жестом показав на брюки, лежавшие на кресле, проговорил:

– Бумажник в кармане.

Он опустил голову на руки. Попытка сесть буквально забрала все его силы, а боль в груди не утихала. А если принять холодный душ? Перудж слышал, как Фэнси ищет деньги, но не мог себя заставить посмотреть в ее сторону. Да возьми хоть все! Мерзавка!

– Беру пять долларов, – сказала она. – Нормально?

Я часто плачу и больше, подумал он. Но Фэнси, вероятно, не обычная проститутка.

– Конечно. Бери, сколько нужно.

– Тебе принести кофе или чего-нибудь еще? – спросила она. Он выглядел действительно больным, и Фэнси даже забеспокоилась.

Перудж подавил накатывающий комок тошноты и слабым движением руки дал понять, что ему ничего не нужно.

– Нет… может, позднее, – пробормотал он.

– Точно?

– Да.

– Ладно.

Наверное, ему необходимо отдохнуть, подумала Фэнси. Она улыбнулась и, открывая дверь, произнесла:

– Я скоро вернусь.

– Подожди!

Перудж опустил руки и с усилием поднял голову.

– Ты все-таки хочешь, чтобы я что-нибудь принесла? – спросила Фэнси.

– Нет. Ты собираешься от меня иметь ребенка?

– Конечно. У меня как раз пик фертильности. – Она обезоруживающе улыбнулась и добавила: – Пойду поем. Вернусь так быстро, что ты не успеешь и заметить.

Фэнси вышла, захлопнув за собой дверь.

Да, все у нее быстро – и поесть, и… Ответ Фэнси встревожил Перуджа. Во что же он вляпался? Ребенок? Может, Карлос обнаружил именно это? Перуджу вдруг привиделся щеголеватый Карлос Дипо, в плену, в каком-то подземном притоне, где Фэнси и ее приятели принуждают его к участию в оргии, и он не вырвется на свободу, пока не закончится действие афродизиака. Или сам Карлос не отдаст концы. Непрекращающаяся оргия воспроизводства и конвейер, на который постоянно выкладывают все новых и новых младенцев. Нет, Карлоса в этой роли Перудж представить не смог. Так же как Тимиену и Портера. Тимиена никогда не ассоциировалась у него с материнским типом женщины. А суховатый Портер вообще избегал контактов с женщинами.

Хеллстром замешан в чем-то, что имеет отношение к сексу, и это – нечто грязное.

Перудж потер лоб. В номере стоял кофейный автомат с пакетиками растворимого кофе. Перудж, покачиваясь, встал и, найдя его около двери, нагрел воды и сделал две чашки. Кофе оказался слишком горячим, Перудж обжегся, но напиток немного взбодрил его и унял головную боль. Теперь он мог думать. Закрыв дверь на цепочку, Перудж достал трансивер.

Жанверт отозвался со второго сигнала. Руки у Перуджа дрожали, но он подтянул кресло к окну, положил прибор на подоконник и приготовился передавать сообщение. Они обменялись с Жанвертом паролями, и Перудж принялся рассказывать о своих ночных приключениях, не упуская деталей.

– Восемнадцать раз? – удивился Жанверт.

– Это только то, что я помню.

– Да, ночка была непростой! – Трансивер не смог скрыть нотки циничного одобрения, прозвучавшего во фразе Жанверта.

– Это не шутки! – воскликнул Перудж. – Она мне что-то ввела – афродизиак или нечто подобное, и я превратился в один сплошной детородный орган. Попробуй перевести это на профессиональный язык. Нужно выяснить, чем она меня наколола.

Он посмотрел на гематому на плече.

– Как вы собираетесь это сделать?

– Сегодня я еду на ферму. Могу прямо спросить у Хеллстрома.

– Не думаю, что это будет правильно. Вы связывались по этому поводу с офисом?

– Шеф хочет… Да, связывался.

Черт! Непросто объяснить, что шеф настаивает на прямых переговорах. Произошедшее ночью не изменит их общей логики, просто добавится еще одна деталь.