Но жизнь продолжается. Необходимо найти силы жить по-новому, взять себя в руки и идти вперед с гордо поднятой головой. Либо я переступлю через свою боль, насильно оставлю ее позади, либо она сожрет меня сначала изнутри, а затем и снаружи. Я сделаю маленький шажок: утренний завтрак более здоровый, макияж более привлекательный.

Критичный взгляд в собственное отражение не принес облегчения – красоткой я себя не считала, а в свете последних событий моя самооценка пострадала в разы. В итоге махнув отражению рукой, понимая, что ничего сейчас не исправить во внешности, вышла из квартиры.

Мне казалось, что все не так: я то и дело поправляла серую шапку, без конца съезжающую на глаза, заправляла выбивающиеся из-под шапки волосы, засовывала вылезающий из ворота пальто шарф, застегивала бесконечно расстегивающуюся пуговицу. И, наконец, возвращала на место съезжающую с плеча сумку. Бесконечно злилась на себя и одежду, не понимая причину неряшливости, я постоянно двигалась, не замирая ни на минуту. Посмотреть со стороны – нервно-психическое расстройство налицо.

Поездка в автобусе на работу была настоящим испытанием. Среди разнообразной толпы, я себе казалась самой нелепой и непривлекательной. Рядом со мной с надменным лицом стояла высокая девушка с длинными крашеными в модный цвет волосами и идеально ровным тоном лица. Стильно одетая, дорогой телефон, аромат духов, расползающийся по набитому автобусу, маникюр, длинные салонные ресницы и яркий макияж. Именно на таких мужчины обращают внимание, именно к таким уходят. В другое время я едва ли заметила бы ее, но сегодня внешность незнакомки отдаленно напомнили внешность разлучницы, заставляя вглядываться в черты лица до тех пор, пока не поймала на себе ее недовольный взгляд.

Автобус мягко затормозил на остановке, выпустив большую часть пассажиров в прохладное утро. Я не позволяла себе замедлиться, поскольку быстрый шаг не располагал к размышлениям, влетающие горькие мысли не задерживались в голове.

Работу свою я откровенно не люблю, и давно просматриваю сайты с объявлениями, но сегодня торопилась спрятаться в кабинете, погрузиться в цифры на компьютере и счета на бумаге, чтобы забыться хотя бы на время. Мне не хотелось ни с кем разговаривать, не хотелось никому улыбаться и даже просто здороваться, не хотелось быть приветливой и дружелюбной. Мне хотелось быть молчаливой и невидимой, чтобы переболеть в одиночестве.

Кабинет я делю с шестью коллегами. Слишком жесткая по характеру начальница сорока пяти лет сидит прямо напротив меня, следит за всеми работниками и делает бесконечные замечания. «Полное отсутствие дисциплины», – громко произносит она, стоит только кому-то из девчонок отвлечься от работы или ответить на личный телефонный звонок.

За глаза начальницу мы называем Грымзой (от фамилии Грызлёва), и как манны небесной ждем ее отпуска или редкого больничного. Знаю, что нехорошо поступаем, негоже вести себя взрослым подобным образом, но извечное напряжение, созданное исключительно жесткой начальницей, давило на нервы. И фразы: "не нравится, меняй" не всегда работают. Порой человеку требуется много времени, чтобы решиться на смену деятельности, и еще больше смелости. Осуждая других за нерешительность, люди не думают о воспитании, характере, конкретной ситуации. Я не буду оправдывать или корить себя за бездействие, скажу лишь, что на тот момент просто не пришло время перемен, я жила по накатанной, работала много лет на одном месте, не понимала, куда двигаться с одним-единственным образованием бухгалтера и навыками свода дебита с кредитом. У меня даже толком и хобби не было, так как все нерабочее время уходило на дом и семью.

Работала я без энтузиазма, просто выполняла свою работу вполне качественно и быстро, а в последнее время трудовой процесс шел через силу, путались цифры на калькуляторе и клавиши на клавиатуре, допускалась масса ошибок, отчего приходилось оставаться сверхурочно без дополнительной оплаты.

– Соколова, сосредоточься хоть сегодня на работе. К 16 часам на моем столе должен лежать отчет, – громкий, зычный голос нарушил тишину кабинета и камнем упал мне на голову.

– Да помню, – ответила я, хотя хотелось послать всех подальше, встать и навсегда уйти из этого кабинета. В последнее время желание окончательно перевернуть свою жизнь с ног на голову все сильнее давало о себе знать.

День тянулся бесконечно долго. Минуты превращались в часы, часы в вечность. Иногда казалось, что секундная стрелка застывала на месте, а затем, спустя длительное время, делала прыжок на следующее деление. Я честно пыталась сосредоточиться на отчете, но непрошенные мысли беспрестанно лезли в голову, заставляя улетать из реальности, прокручивать ленту прошлого, останавливаясь на самых острых местах. Я не люблю плакать на людях, и чтобы сдержать рыдания, у меня уходило еще больше сил, чем на изгнание мыслей и сосредоточение на отчете.

– Соколова, ты снова тихо и мирно ждешь окончания рабочего дня? – глядя поверх очков спросила начальница. – Я тебя предупреждаю, что, если ты не успеешь сделать отчет к четырем часам, я тебя лишу премии.

Спасибо, Тамара Петровна, за эмоциональную встряску. Копейки терять не хочется, поэтому придется взять волю в кулак и сделать этот треклятый отчет.

Пешая дорога до дома занимала около часа. Не желая запираться в четырех давящих воспоминаниями стенах, я неторопливо бродила по темным осенним улицам с мокрыми тротуарами, местами тронутыми тонкой корочкой льда.

Ноги сами привели меня на пустынную набережную – место наших с почти экс-мужем прогулок в стародавние времена. Асфальтированная дорожка тянулась вдоль темного, почти черного побережья и терялась в лесопосадке. Свет от фонарей расплывчатыми пятнами отражался на мокром асфальте, захватывая песок с берега. На набережной практически никого не было – мало у кого возникало желание в такую погоду проводить время на улице. Сырость, слякоть, мелкий противный дождь и, хоть и слабый, но неприятный ветер в лицо. Он трепал выбившиеся из-под шапки волосы и норовил обжечь щеки редких прохожих. А мне хотелось ходить по мокрой дороге, загребать ногами остатки желтой листвы и размышлять о своей неудавшейся жизни. Я перебирала трепетно охраняемые воспоминания о первом поцелуе с Андреем, неожиданном предложении руки и сердца, и простых прогулках на набережной. А теперь все казалось нереальным, произошедшим в прошлой жизни, и, возможно, не со мной. Та Полина умерла с уходом Андрея.

Я спустилась к воде и прошла вдоль берега, позволяя накатывающим на песок волнам лизать сапоги, вымывая остатки тепла. Каблуки проваливались, отчего приходилось идти на носочках, ноги затекали, но дискомфорт доставлял некое удовольствие – он отвлекал от мрачных мыслей. Присела на корточки и опустила руки в ледяную воду, позволяя намокать рукавам. Руки невыносимо заломило, холод забрался под плотную ткань пальто и морозил все тело. Не вытерпев, я вынула руки из реки, встряхнула их и засунула поглубже в карманы. Сгущающаяся темнота страшила, дрожащее тело требовало тепла, но возвращаться домой в ближайшие пару часов не было желания.

Недалеко от набережной располагался бар. Вывеска светилась ярко-красными буквами, издалека зазывая меня заглянуть на бокал пива в гордом одиночестве. Мне никогда не доводилось посещать подобные места, да и вообще старалась обходить такие заведения стороной, но сегодня невыносимо хотелось чего-то непривычно-экстремального. Мне хотелось себе, Андрею, всему миру доказать, что я не такая пай-девочка, не домашняя и спокойная, какой меня считают все знакомые, а с характером, способным развеять ореол приличия, поневоле возникший вокруг меня.

Бар встретил меня пустыми высокими стульями вдоль барной стойки и пустыми уединенными столами вдоль стен. Лишь компания из четырех подвыпивших мужчин в другом конце зала играла в бильярд. Впрочем, вели они себя прилично и не вызывали беспокойства.

По моим предположениям бар должен был принять основную массу посетителей ближе к полуночи, поэтому у меня было немного времени на расслабление и забытье. Как только часы пробьют одиннадцать, я быстро покину это заведение.