Отец, услышав мое прозвище, резко повернулся и снова стал рассматривать меня, так как Максим все же отошел к окну.

– Лира? – Недоверчиво переспросил он.

– Не узнал меня, – теперь вместо улыбки вышла усмешка. Не могла же я за неделю начать выглядеть еще более страшно. Хотя, всякое может быть. Мне бы зеркало найти.

– Да как же тебя узнать-то? – Он сделал робкий шаг вперед. – Но это просто невозможно! – Он остановился и посмотрел на Максима.

– Мы восстанавливаем все функции организма, поэтому у вашей дочери сейчас такой вид, – невозмутимо сказал тот.

– Все функции? – Отец почему-то пошатнулся и побледнел.

– Все, – Максим покосился на меня, но быстро вернул взгляд на папу.

– Макс, сворачиваем лечение, – в палату буквально вбежала Алиса с папкой листов в руках. Она резко остановилась при виде посетителя и обернулась, посмотрев на Акима. – Не выпускай пока никого из палаты. Я кое-что нашла.

– Что случилось? – Парни сразу собрались и стали выглядеть серьезными.

Но Алиса их уже не слушала. Она повернулась к моему отцу и перелистнула страницу, бросив на меня задумчивый взгляд.

– Какой конкретно препарат вы давали своей дочери на протяжении около двадцати лет? Возможно, срок несколько больше, – растерянно добавила она.

– Что-о? – Максим отошел от меня на пару шагов. – Препарат?

– Да, – кивнула Алиса. – Я нашла в её крови одно вещество, которое содержится в некоторых препаратах, которые совершенно бесполезны при излечении рака. Но ей явно что-то давали или в больших дозах или….

– На протяжении долгого времени, что возымело накопительный эффект и вызвало саму болезнь, – прикрыв глаза ладонью закончил парень.

– Твою баб Раду, – выругался Аким и тоже шагнул к моему отцу.

До меня же пока медленно доходила вся суть ситуации, а когда дошла, то я не поверила в собственные выводы, если честно.

– Папа? – Требовательно вопросила я.

Отец стоял посреди палаты опустив голову. На меня он не смотрел. Лишь бормотал:

– Это не моя дочь. Не моя. Что вы с ней сделали? Не моя дочь. Куда вы дели мою дочь? – Мне стало совсем не по себе.

– Так какой препарат вы ей давали? – Алиса, казалось, не обратила на его странное поведение никакого внимания.

– Говори! – С угрозой надавил на него Аким.

Я устало откинулась на подушку, не желая слышать свой собственный приговор. Отец же просто не мог так со мной поступить. Не мог же?

– Ясно, – Алиса что-то записывала на бумаге. Видимо, отец все же сказал название препарата. – И сколько лет вы его давали Лире?

– Двадцать шесть лет, – отец все так же смотрел в пол.

Девушка кивнула и посмотрела на Градова.

– Аким, уведи его в палату и вызови Веру Родионовну. Нам надо решить, что с ним делать дальше, – велела она парню. Тот тут же взял отца под локоть и вывел из палаты.

– А теперь объясни мне, что это за препарат и зачем он так долго давал его Лире, зная, что это опасно, – потребовал Максим от девушки.

Что ж, мне тоже было интересно это послушать.

– Это – противозачаточное средство, весьма устаревшее. Его больше одного года без перерыва категорически не рекомендуется принимать, – Алиса все еще что-то расписывала на бумаге.

– Быть этого не может, – я собрала все свои силы и приподнялась на локтях. К моему удивлению, мне удалось это довольно легко сделать. – Зачем папе давать мне такой препарат, если я все равно не могу иметь детей?

Девушка перестала писать, бросила папку на стол и подошла ко мне. Поправив на мне шапочку, она грустно усмехнулась.

– Скорее всего, ты не можешь иметь детей из-за постоянного приема этого препарата. Твоему отцу зачем-то нужно было, чтобы ты не могла забеременеть, – пояснила она.

У меня в голове данный факт никак не укладывался. Даже озноб прошел и сознание на место встало.

– Зачем ему это? – Я не очень-то понимала мотивацию отца. – Я и так не очень красивая всегда была. Шанс забеременеть у меня всегда был минимальным.

Алиса села на край моей кровати.

– Максим, принеси сюда зеркало, пожалуйста, – велела она. Когда парень после некоторого колебания вышел из палаты, девушка нашла мою покалеченную руку и ободряюще погладила меня по ней. – Препарат, который давал тебе отец, являлся гормональным. Весь твой внешний вид с подросткового возраста строился с этим учетом. А если учесть, что некоторые компоненты отравляли тебя несколько десятилетий, то ты… еще неплохо сохранилась. – Я чуть не заплакала из-за навалившейся на меня реальности. Ведь такого просто не бывает. Не может быть! – Иногда самые близкие люди приносят нам больше всего боли, – Алиса вздохнула. – Просто надо смириться с этим и все. А мы с Максом будем тебя лечить и восстанавливать твое здоровье. Для начала нам нужно будет вывести из тебя всю эту накопившуюся гадость, так что полежишь пока под капельницами.

– Уж что-что, а лежать я привыкла, – фыркнула в ответ и отвлеклась на открывшуюся дверь.

Максим принес большое зеркало и поставил его на край кровати так, чтобы я смогла рассмотреть себя во всей красе. Но как бы я не всматривалась в отражение, узнать себя могла с трудом. Даже после химиотерапии и моего экстренного похудения мои маленькие от природы глаза никогда не казались такими огромными и глубокими. И привычный нос картошкой вдруг оказался аккуратным и задорно вздернутым. Излишне пухлых щек у меня давно не было, но теперь массивный подбородок казался более острым и менее тяжелым. Из-под шапочки на голове стали пробиваться мелкие светлые волоски.

– Это не я, – констатировала, глядя в зеркало.

Алиса с Максимом переглянулись.

– Это ты. Просто отеки сошли и организм стал приспосабливаться к жизни… без того яда, который в него поступал, – пояснила девушка.

Я вздохнула и снова посмотрела на отражение.

– Нет, это не я, – решила окончательно. – Эта женщина в зеркале выглядит лет на десять моложе меня. Что вы со мной сделали?

Максим убрал зеркало к стене, а Алиса только головой покачала.

– Лира, весь твой внешний вид ранее обуславливался неправильной работой гормонов, а потом еще и болезнь наложилась. Сейчас все становится на круги своя и ты начинаешь выглядеть так, как в тебя заложено природой, – попыталась она убедить меня в реальности происходящего. – Твоего отца мы допросим и узнаем, что он еще тебе давал и ради чего это делал. Ах, да! Документы о неразглашении он уже подписал, – она снова потрепала меня по руке, встала с моей кровати и вышла из палаты.

Я же молча смотрела на то, как Максим задумчиво подбирает папку со стола и читает написанное там, мрачнея с каждой минутой.

– Все плохо? – Спросила с опаской. Мало ли что там понаписано страшного.

– Придется ставить капельницы. Очень много капельниц. Никуда не уходи, – бросил он и вышел из палаты, оставив меня наедине со своими мыслями.

Так как ходить я еще не могла, то уставилась в потолок, размышляя над тем, что только что произошло. Зачем же отцу нужно было такое вытворять? Как я буду с ним дальше общаться после этого? Кстати, выглядел он весьма неплохо. Видимо, здоровье ему здесь все же подлатали.

Макс вернулся через десять минут с какой-то корзинкой в руках. Открыл шкаф, одно отделение которого оказалось холодильником и принялся туда выкладывать принесенное. Молча. Я вообще заметила, что он не сильно разговорчивый и постоянно сосредоточенный на том, что делает.

– А почему в других больницах у меня не нашли остатки этого препарата? – Назрел у меня вопрос.

Максим закрыл холодильник и с пакетом в руке подошел к кровати, где принялся устанавливать его на стойку.

– Скорее всего, у врачей не было такой задачи. Они лечили болезнь, а не искали ее источник, – пожал он плечами. – Или они все знали, но молчали по какой-то причине.

А я вдруг вспомнила одну вещь.

– Отец никогда надолго не оставлял меня в одной больнице. Как только мне становилось лучше, он перевозил меня в другую клинику, – проговорила я задумчиво.