— Это который вторым в Дубне запустили? Я скажу вот что: Игорю Ивановичу минимум Героя соцтруда присвоить нужно, а тому, кто здание электростанции проектировал, орден Трудового Красного знамени нужно дать.
— А я… меня интересует твое мнение о реакторе как таковом.
— Лаврентий Павлович, я же уже говорила: все, что я про реакторы знаю, я знаю из школьного курса физики. А специально изучала лишь как сделать реактор на тяжелой воде, да и то в самых общих чертах. И вот как специалист такого, можно сказать, нулевого уровня, считаю, что если он придумал реактор, работающий на паре тонн урана с пятипроцентным обогащением — он молодец, Доллежаля переплюнул, причем серьезно переплюнул. А судя по параметрам, которые мне передали, на подводную лодку его ставить нельзя. То есть можно, но смысла нет: он разгоняется довольно медленно и тормозить его в ноль нельзя, так что годится лишь для надводных кораблей. А полста мегаватт электрических как бы намекают, что корабль должен быть очень большим. Это — всё, что я могу про него сказать.
— Спасибо, ты мне сказала главное, что я хотел услышать. Почти всё: Игорь Васильевич хочет ему проект один передать, а конкретно — быстрого реактора с натрием. Как думаешь, справится?
— Понятия не имею.
— Просто мы тут обсудили твои рассказы о том, что вы там в Системе все побережье заставили такими реакторами с опреснителями, а у нас кое-где воды пресной не хватает. Возле Каспия…
— Вы с ума сошли такое всем рассказывать⁈
— Ну, во-первых, не всем, а во-вторых, сослались на германские опреснители в Испанской Сахаре. Просто вместо ветряков предложили атомную станцию использовать, как источника электричества, от ветра не зависящего. Нашим атомщикам идея вроде понравилась, но хотелось бы деньги напрасно не тратить.
— Еще раз скажу: я не знаю. Я про Игоря Ивановича до вашего рассказа вообще ничего не знала, а теперь знаю лишь как его зовут и что он работающий реактор сделал. Сами решайте, я все же просто врач.
— Не просто врач, а регенератор второй категории, — заржал Берия, — это мы помним. А с регенерацией как у нас дела?
— Машину-чесалку, то есть автоматический массажер, запустили в серию, госпитали потихоньку приступают к плановой реабилитации инвалидов. Пока — на этот год — планируется излечить порядка тысячи человек, но врачи опыта поднаберутся и в следующем году тысяч пять уже в госпитали положим, а повезет — так и десять тысяч. Все же, должна сказать, я не ожидала столь массового проявления патриотизма и милосердия от наших женщин, и, думаю, нужно для них отдельную госнаграду ввести, причем не медаль, а орден, со статусом не меньшим, чем «Знак Почета».
— Вот что мне в тебе нравится, так это забота о людях, и ты всегда готова очень щедро награждать тех, кто в такой заботе участвует. Но у нас сейчас несколько иные понятия о героизме, причем и у простых людей тоже. Мы уже обсуждали этот вопрос… с товарищем Бурденко обсуждали. Он высказал мнение, что женщины свидетельство того, что они выращивали… в общем, не будут они такие награды носить. И сейчас готовится решение о награждении твоих… ну этих… в общем, медалью, по статусу равной «за спасение утопающих» и «за отвагу на пожаре». Новой медалью, вроде ее назовут медалью милосердия, или медалью донора. И награждать ей будут доноров, сдавших много крови или сдавших ее в критической ситуации, доноров костного мозга и так далее. Ты, как врач, посмотри проект Положения, может добавишь что или поправишь…да, а это дело в Положении явно указывать не будем, считая его не подлежащей излишней огласке. Пусть женщины сами решают, говорить об этом или нет. Ты с нами согласна?
— Пожалуй, вы и правы… я пока еще не могу все же верно оценивать некоторые вещи.
— Это ты верно заметила. И убивать людей просто потому, что они не понравились твоему Решателю, тоже нельзя, между прочим.
— А…
— Андрей Януарьевич верно заметил: право на репрессии имеет исключительно государство, осуществляя это право исключительно по решению суда. Иосиф Виссарионович просто тебе не говорил, чего нам стоило всех, по кому ты нам информацию передала, осудить по закону и приговорить к высшей мере социальной защиты… с отсрочкой приговора. Поэтому твои… практиканты советских законов не нарушают. И ты не нарушай… по возможности.
— Советских законов я не нарушаю, под юрисдикцию СССР то, что я где-то делаю, не попадает.
— А нам ты рассказать про это, как я вижу, и не собираешься…
— Зачем? Многие знания — многие печали. Да, мы отвлеклись от испанской темы, а каудильо, между прочим, приобрел лицензию на производство третьей Оравы. А так как кое-что он в Испании делать еще долго не сможет, с мандаринами и оливковым маслом у нас все будет хорошо, как, кстати, и с вольфрамом. И Испания теперь под янки не ляжет: Франко сообразил, что при поддержке немцев он промышленность легко поднимет и получит экономическую независимость. Да, Свиссайр высказала большой интерес к приобретению Ил-18, думаю, швейцарам в такой мелочи отказывать не стоит. Рейсы Берлин — Цюрих — Мадрид нам и сейчас уже весьма полезны, а с Илами у них и до Москвы маршрут протянуть не заржавеет, если такое условие в поставки включить.
— Ты уже и в Швейцарии побывала?
— Я всего лишь недельку отдохнула на даче у товарища Хонеккера, а вы сразу подозреваете меня во всяком нехорошем! Как вам не ай-яй-яй!
— Ладно уже… я пошел. Не буду спорить с древними старухами… Да, пятнадцатого июня Иосиф Виссарионович собирает небольшое совещание по проблемам здравоохранения, очень просил тебя никуда не уезжать. Думаю, враги недельку могут и подождать твоего неотвратимого возмездия…
Глава 30
В начале лета случилось давно уже объявленное мероприятие: в трех «временно присоединенных» областях состоялись референдумы на тему «оставаться ли в составе Российской федерации или вернуться в состав Украины». Результаты трех референдумов оказались совершенно предсказуемыми, непредсказуемым стало то, что в Лемковщине местные власти (под сильным давлением населения) тоже объявили «референдум 'о присоединении к РСФСР», поскольку лемки (они же русины) были очень недовольны ведущейся в области «украинизацией», а в Холмщине и Подолье — уже референдумы о вхождении в состав Белоруссии: распространенная в этих краях трасянка была куда как ближе к языку белорусскому, нежели к украинской «мове» и там людям «украинизация» тоже сильно не нравилась. И эти «инициативные референдумы» тоже дали очень даже предсказуемые результаты.
У Сталина после упоминания Таней о том, что «на территории бывшего СССР первой войной была война России с Украиной», отношение к этой республике стало весьма настороженным, а проведенные под руководством Лаврентия Павловича «исследование настроений в руководстве республики» дали довольно неожиданный (для Сталина и вообще для советского правительства) результат, так что был — уже со стороны руководства СССР инициирован еще один такой же референдум, уже в Одесской области. Результаты которого были неоднозначными, однако никуда не делся и «административный ресурс» — и область тоже стала частью РСФСР. А в Галичине было введено «прямое управление» из Москвы с выводом ее из состава республики. Формально потому, что после переподчинения Волыни и Подолья регион «оказался в изоляции от остальной части Украины». А фактически — потому что настроения населения в Галичине (не всего, но очень значительной его части) были, по мнению руководства МГБ, абсолютно фашистскими, и для того, чтобы они не распространялись на другие регионы, область было решено серьезно «изолировать». Причем «изоляция» была организована всерьез, с обустройством охраняемой границы…
Отдельно был принят специальный закон, гласящий, что «сотрудничество с немецким фашизмом» в любой форме является преступлением, не дающим право на досрочное освобождение осужденных, и тем, кто свои сроки отсидел в лагерях, было запрещено возвращение в родные места даже «в гости к родственникам».
