— Это-то я представляю, но пока не представляю, во что может обойтись производство.
— Как вы, вероятно, уже выяснили, серийным производством у нас занимаются другие люди. Так что приступайте, а когда решение будет на подходе, поговорим и о производстве.
Хороший разговор получился, плодотворный: пинок в заданном направлении, да еще и с наглядной демонстраций сияющих перспектив, очень способствует творческому процессу — и уже к ноябрю Башир Искандарович предложил «вроде бы работающую» схему нового процессора. Собравшиеся в связи с этим технологи решили, что за весьма умеренную сумму в районе тридцати двух миллионов рублей можно за год с небольшим запустить изделие в серийное производство.
— А почему рублей не шестьдесят четыре миллиона? — очень ехидно поинтересовалась Таня. — Вы же даже не выбрали разрядную сетку прежней машины!
— А мы один разряд под знак отвели, — с довольной мордой лица ответил руководитель группы технологов Соломатин. — Чтобы точно знать, что деньги мы брать будем, а не отдавать… на время постройки нового завода, конечно. Шучу конечно, так случайно совпало. Вы когда сможете бюджет в Госплане согласовать?
— Через час положите мне на стол приказ о начале строительства, я подпишу. А в Госплане ничего согласовывать я не собираюсь, у них все равно денег нет, так что распечатаем свои загашники.
— Я бы хотел уточнить, — полюбопытствовал присутствующий на этом совещании Келдыш, — у вас таких загашников много? Просто ИПМ на следующий год получил примерно треть от потребностей, и я хотел узнать…
— Мстислав Всеволодович, насколько я помню, ИПМ недостающие денежки легко может заработать, выполняя заказы промышленности. И прочих организаций. Поговорите, например, со Струмилиным — он постоянно жалуется, что трое его программистов катастрофически запаздывают с разработкой нужных ему для анализа статданных программ. У вас же институт прикладной математики, так и прикладывайте ее не только к Королеву. А если вы приложите ее, скажем, к оптимальному раскрою тканей, то, думаю, швейные артели вас просто завалят деньгами…
— Очень неожиданное предложение… но интересное, я подумаю. Спасибо за совет!
Перед самым Новым годом Таня предоставила Сталину небольшой «отчет о проделанной работе»:
— Сейчас у нас основная проблема — это подготовка педиатров. Стране их срочно нужно примерно девяносто тысяч — я имею в виду новых, а столько институты подготовят года через три. Поэтому ВНИПИ, с помощью китайских товарищей, строит четырнадцать центров переподготовки младшего медперсонала, их уже в середине февраля запустим и будем в месяц где-то по семь-восемь тысяч медсестер, имеющих базовую квалификацию по работе с младенцами, выпускать. А через год-другой половину из них отправим на дообучение уже на врачей.
— Вы думаете, что месяца обучения в этих центрах будет достаточно?
— Нет конечно! Но они смогут хотя бы правильно младенцев обработать, чтобы исключить болезни, которые были причиной более чем восьмидесяти процентов смертей. У нас уже смертность среди младенцев упала с шести с половиной процентов до одного и семи, а они — даже с базовой подготовкой, снизят ее еще вдвое как минимум.
— Это хорошо. Но сейчас нам стали поступать довольно многочисленные жалобы на… извините, но некоторым товарищам кажется, что принудительные аборты — это перебор.
— Пусть им кажется дальше. Сейчас мы уже на втором месяце беременности можем однозначно выявлять болезнь Дауна, и я абсолютно убеждена, что увеличение поголовья дебилов стране категорически не нужно. Да и матери с такими детьми всю жизнь мучиться будут, а нам это надо? Я уже не говорю о последствиях краснухи… с которой я, вообще-то говоря, давно уже мечтаю полностью расправиться. Мечтаю, даже зная, что это невозможно… И да, сразу скажу: новые тесты на генетические болезни гарантируют абсолютную достоверность. Но мне все же интересно, а кто это жалуется на то, что им дебилов рожать не дают?
— Хм… жалуются… в общем, примерно те, про кого вы и предупреждали. Жалобы идут из окатоличенных областей Украины и Белоруссии, причем из Белоруссии их, в общем-то, единицы, и приличное число таких жалоб идет из, скажем, мусульманских регионов. Не из всех, в основном из тех, где все еще велико влияние зарубежных религиозных центров. А еще из Армении.
— Думаете, мне стоит посетить Мекку и Медину?
— Нет, так я точно не думаю. Мы просто постараемся усилить антирелигиозную работу…
— Не антирелигиозную нужно работу проводить, а образовательную. В Персии, скажем, отношение к религиозным догмам несколько своеобразное: они не подвергают сомнению написанное в Коране, но исходят из того, что человек может неверно там кое-что понимать. Я думаю, что из Азербайджана таких жалоб почти не поступает, я права?
— Не правы, их оттуда не поступает вообще.
— Ну, я примерно так и думала: шииты — люди гораздо более вменяемые, несмотря на религиозность. Да и религиозность у них все же скорее показная и является данью традиций: с веротерпимостью у них вообще все прекрасно. Да, насчет религий, национальностей и прочего такого. Это я вам на всякий случай сообщаю… сильно заранее сообщаю. Если Лаврентий Павлович будет и дальше продвигать свои идеи о так называемой коренизации, то, боюсь, скоро вам придется искать себе нового помощника.
— Извините, что вы сказали?
— Вы не ослышались. Он на самом деле гениальный руководитель важнейших государственных проектов, но продвигаемые им — хотя и не очень пока сильно — национальные идеи весьма напоминают нацизм. А, сами понимаете, социализм и национал-социализм — это все же очень разные вещи. Принципиально разные, и у нас обоих нет сомнений в том, какая из них должна, обязана победить. Любой ценой победить…
Глава 27
Зимой пятьдесят третьего закончился перевод Ярославской железной дороги на напряжение в двадцать пять киловольт. Закончился с серьезным, на три месяца, отставанием от плана – но тут причина была не в том, что «медленно работали», а в том, что министр путей сообщения товарищ Бещев решил одновременно на этой дороге и путь поменять на бесстыковый. Это тоже получилось, но опыта у рабочих было маловато, к тому же «Фармацевтика» слишком поздно подключилась к работе. Да и с переводом подвижного состава все было не так хорошо и быстро, как казалось вначале. Но все плохое когда-нибудь, да кончается, а хорошее…
Железнодорожники, благодаря появившимся вычислительным машинам, слегка «поправили» расписание и изыскали два «окна», в которые поместили две пары скоростных поездов от Москвы до Ярославля. И сами поезда (точнее, «электрички повышенного комфорта») успели изготовить, и теперь утром и вечером эти самые электрички ходили между городами со скоростью чуть выше ста двадцати километров, отчего время в дороге сократилось по двух с половиной часов. То есть чуть больше, чем вдвое — а на чертежах уже прорисовывались контуры поездов, которые должны были «летать» со скоростью уже в сто шестьдесят километров. В будущем, конечно, но это будущее как-то вдруг стало таким близким…
Близким, но не очень-то и дешевым. На очередной встрече со Сталиным Таня сказала, что по ее мнению «пассажирские поезда должны ездить со скоростью в районе двухсот пятидесяти-трехсот километров в час».
— Ну, это вы через призму тысячелетий смотрите, — недоверчиво хмыкнул Иосиф Виссарионович, — на нашем веку о таком и думать…
— Вроде такие скорости в прошлом мира Системы были достигнуты как раз во второй половине двадцатого века, — ответила ему Таня, — причем не в самом конце, это уже потом прирост скорости замедлился. Потому что, скажем, пассажирские самолеты делать быстрее километров девятисот в час невыгодно, возле скорости звука качественный скачек нужных технологий возникает. А с железными дорогами такой возникает как раз в районе четырехсот — четырехсот пятидесяти километров.
— Что-то не очень верится, в особенности в наших условиях. Я имею в виду климатические условия, тот же снег зимой. В Норильске, вон, поезда сто двадцать километров, бывает, по несколько суток идут: пути снегом заносит.
