Мне тоже Маяковский нравится, особенно про винтовки.
«Возьмём винтовки новые, на штык флажки!
И с песнею в стрелковые пойдём кружки…».
Мне вообще всё вот такое нравится: серьёзное, про войну. Песни про войну нравятся. Я люблю встать посередине комнаты и запеть: «На позицию девушка провожала бойца, тёмной ночью простилися на ступеньках крыльца. И пока за туманами видеть мог паренёк, на окошке на девичьем всё горел огонёк». У меня есть железная лампа, в которую надо заливать керосин и крутить колёсико, и тогда будет тоже гореть огонёк. Так Лиля объяснила. Но керосина мне, конечно, не дали, поэтому я машу пустой лампой и воображаю, что в ней горит огонёк, а я – та самая девушка, которая проводила бойца на какую-то таинственную позицию. Но Лиля и Миша не любят, когда я пою. Не знаю, почему. По-моему, это очень здорово – петь, особенно если погромче.
– Шарики давай, – командует Миша с табуретки. – Нет, поменьше. На макушку вешаются самые маленькие шарики, а вниз – самые большие. Запомнила?
Я киваю. Но ничего я не запомнила. Через пять лет, когда Миши уже не станет, мне придётся первый раз самой наряжать ёлку. И я, пытаясь вспомнить его наставления, всё перепутаю и сделаю ровно наоборот – на макушку повешу огромные шары, а внизу – россыпь мелких игрушек. Но Лиля скажет, что очень красиво, потому что это будет наш первый Новый год вдвоём.
Дед Мороз-то ненастоящий!
Перед Новым годом всегда столько хлопот. Не успели разобраться с гирляндой, как новая забота. С самого утра всё идёт как-то неладно. Лиля говорит, что надо надеть платье Снежинки и колготки. Зачем? Зачем так много страшных слов подряд? Платье Снежинки – это белое платьице, расшитое блестками, и с мишурой по подолу. Блёстки меня не смущают, пусть будут. Но платье! Я ненавижу платья. В них неудобно ползать, в них неудобно лазить, в них даже сидеть неудобно! Но хуже всего, что комплектом к платью идут колготки! Я никак не могу запомнить: два шва – это перед, а один – это зад, или наоборот? Они морщинятся на коленках. Под ними всё чешется. Жуть! Поэтому колготки я прячу под крышку старого пианино, на котором всё равно никто не играет. И когда Лиля требует надеть колготки, я сообщаю, что их у меня нет. Она удивляется, долго роется в шкафу, обещает купить новые, а я счастливо напяливаю штаны и какую-нибудь кофту.
Но сегодня фокус не прокатывает. Мне выдают платье Снежинки и новые белые колготки, которые обязательно надо надеть.
– Мы идём гулять? – уточняю я осторожно.
Лиля качает головой.
– Нет. Но к тебе придут очень важные гости. Надо быть нарядной.
Какие ещё гости? Зачем они нужны? У меня нет времени на гостей – я играю в ёлочные игрушки. Потому что ёлочные игрушки достаются раз в год, и надо успеть наиграться. У нас вон Дедов Морозов оказалось целых три штуки: резиновый в зелёной шубе, из папье-маше в бело-красной шубе и пластмассовый с огромным жёлтым мешком и резным посохом. А Снегурочек четыре! И получается, что какой-то из них Деда Мороза не достанется. А это проблема, которую мне надо срочно решить! Ну и какие гости?
Пока никаких гостей нет, я сижу на диване в неудобном платье и колючих колготках и разбираюсь со Снегурочками. Но вдруг в дверь звонят. Я очень надеюсь, что это Лайонел Локридж. Что, я не рассказывала? Я тайно влюблена в Лайонела Локриджа из «Санта-Барбары». И я жду, что однажды он откроет дверь нашей квартиры и появится на пороге. Несколько грущу по поводу того, что не говорю по-английски – мы с мамой пока что только алфавит учим. Но я надеюсь на мамину помощь в этом вопросе и всё равно жду мужчину своей мечты.
На пороге, увы, не Лайонел. А какой-то мужик в больших квадратных очках и бело-красной шубе. С посохом и мешком. Рядом с ним стоит улыбающаяся тётенька.
– А здесь ли живёт хорошая девочка Юлечка? – громко вопрошает мужик.
Я не уверена. Не уверена, что Юлечка хорошая девочка, это раз. Не уверена, что с мужиком стоит разговаривать, это два.
– Здесь, здесь. Проходите!
Лиля провожает гостей в зал. Я снова забираюсь на диван с ногами. Мужик смотрит на меня в упор.
– Не узнаёшь? К тебе пришли Дедушка Мороз и его внучка Снегурочка.
Да ладно! Я знаю, как выглядит Дед Мороз. Во-первых, у него есть борода. Во-вторых, он старенький. А этот выглядит как мой папа. А тетка без кокошника даже.
– И у нас есть для тебя подарок, – уже менее уверенно продолжает мужик, обескураженный не слишком тёплым приёмом. – Но, чтобы его получить, надо спеть Дедушке Морозу песенку.
Он уверен? Я-то спою, я очень люблю петь. Но окружающие обычно на моё пение как-то нервно реагируют.
– Ты споёшь нам песенку? – присоединяется тётя, выдающая себя за Снегурочку.
– Спою, – милостиво соглашаюсь я.
– Какую? Может быть, мы тебе подпоём? «В лесу родилась ёлочка?».
Я отрицательно мотаю головой. Про ёлочку неинтересно, про ёлочку пусть малышня поёт. Я весёлую песню знаю.
Выхожу в центр комнаты. Беру в руку пластмассовую Снегурочку как микрофон, потому что всем известно, что без микрофона не поют. И затягиваю:
«Ах, когда помрешь ты, милый мой дедочек?
Ах, когда помрешь ты, сизый голубочек?
Во середу, бабка,
Во середу, Любка,
Во середу ты моя сизая голубка…»
У фальшивого Деда Мороза вытягивается лицо. Фальшивая Снегурочка тоже выглядит озадаченной. Только Лиля ничему не удивляется, потому что я эту песню уже неделю пою. По телевизору её часто крутят, ну я и выучила.
– Замечательная песенка, Юлечка, – выдавливает наконец Дед Мороз. – А какой-нибудь стишок ты нам расскажешь?
Милостиво киваю. Стишок мы буквально вчера с мамой учили. Ну, то есть мама учила, по листочку, который ей дал какой-то друг. А я слышала. И тоже выучила: я быстро запоминаю то, что слышу. Стихотворение немножко непонятное, но серьёзное, мне такие нравятся. Чтобы можно было с печальным выражением читать.
Так я и начинаю читать, с печальным выражением.
«Год за годом в тихом озерце,
обрамлён пейзажиком исконным,
отражался маленький райцентр
с красным флагом над райисполкомом.
Но однажды вздрогнула вода,
потемнело озеро к ненастью —
передали новость провода,
что пошла борьба с Советской властью!»1
Половина слов непонятна, но с песнями и стихами так часто случается, ничего страшного. Главное же – настроение! Я это стихотворение уже Мише читала, но он почему-то ругаться начал, причём на маму. А мне нравится!
Вот и Дед Мороз не в восторге. Смотрит почему-то на Лилю, а та только плечами пожимает.
– Какое время, такие и дети, – говорит непонятно.
– Юлечка, а давай вокруг ёлочки хоровод водить! – весело предлагает фальшивая Снегурочка.
Я мрачно смотрю на неё. Тётя, ну ты вообще нормальная? Ёлочка стоит в углу комнаты, это раз. Обойти её просто не получится, за ней книжный шкаф. А ещё ёлка огромная, это два. А нас всего трое. Какой хоровод?!
– И твоя бабушка к нам присоединится, правда? – заискивающе спрашивает фальшивый Дед Мороз.
Хых… Это он загнул, конечно. Во-первых, Лиля ему сейчас объяснит, что никакая она не бабушка. Во-вторых, не будет она хороводы водить. Она, между прочим, большой начальник и такими глупостями не занимается.
– Давайте без хороводов, – сухо говорит Лиля. – Мне кажется, Юля уже хочет получить подарок.
Не то, чтобы хочет. Но мешочек выглядит соблазнительно. Он фиолетовый и расшит золотыми звёздами. Внутри наверняка какие-то игрушки или что-то не менее интересное!
– Да-да, конечно! – спохватывается фальшивая Снегурочка. – Держи, Юленька! С Новым годом! Давай сделаем фото на память!
Мне вручают мешочек, фальшивый Дед Мороз достаёт фотоаппарат. Нерешительно протягивает его Лиле.
– Вы умеете фотографировать?
Лиля всё умеет. Она берёт фотоаппарат, фальшивые Дед Мороз и Снегурочка садятся на диван по обе стороны от меня. В очередной раз обещают птичку, которая всё равно не вылетает. И это понятно, потому что птичка живёт не в фотоаппарате, а в часах, у нас на кухне. И вылетает из них каждый час. При чём тут фотоаппарат – вообще непонятно.
