– Ну, как тебе? – наклонившись к плечу Немца, крикнул Вера.
– Жалко парней… да и хохлов тоже жалко, – поняв, о чём спрашивает Вера, ответил Артём.
– Жалко у пчёлки… – грубо отозвался напарник. – А как тебе философ с «поломанными крыльями»?
– Занятный мужик. Я вот сейчас думаю о том, что он нам там сказал. Как всё просто и правильно. Запомнить бы, – ответил Немец, задумчиво глядя в темноту ночи.
– Это он не нам, это он тебе говорил. Колян тебя сразу вычислил. У тебя взгляд потеряшки. Как смотрит на проходящих мимо людей бездомная собака, видел когда-нибудь? Смотри! На северо-запад смотри. Всполохи видишь? – показывая в сторону горизонта, справа от их движения, громко спросил Вера.
– Вижу. Грозовой фронт. Видно, к утру дождь будет. Что… правда на бродячую собаку похож? – растерянно переспросил Артём, косо поглядывая на соседа.
– Не на собаку. Взгляд у тебя потерянный и неопасный. Разведчик опасным должен быть. Таким туда нельзя.
– Куда?
– В окопы, пацанчик. Это не дождь и не гроза, это бои на горизонте, – громко крикнул Вера, махнув рукой в сторону всполохов, становящихся всё ярче и ярче. – И если взял «калаш» в руки, нужно ясно понимать, кто ты, за кого ты и для чего ты здесь. А враг бояться тебя должен.
– Это как? Мне что теперь, со злой рожей… – с обидой в голосе попытался огрызнуться Немец.
– Баран! – не дал договорить Вера, шутливо стукнув Артёма по каске кулаком. – Смотришь пристально, взгляд не отводи. Движение уверенные, выверенные. И руки… руки всегда на оружии. Ты готов… ко всему готов. Понял? Всем своим видом должен показывать, что ты опасен… очень опасен! И не задавай глупых вопросов. Смотрит своими голубыми брызгами, улыбается… Достал! Артист, блин!
Следующие километров десять проехали молча. Только пару раз Артём ясно уловил звуки отдалённых разрывов. Вера достал флягу, умыл лицо и промыл глаза, предлагая Немцу сделать то же самое. Потом натянул на лицо «балаклаву» и надел тактические очки. С разбитого асфальта, поднимая стену чёрной донбасской пыли, свернули на просёлочную дорогу и впереди идущие два «бардака» (бронированные разведывательно-дозорные машины). Наконец Немец не выдержал молчания и, толкнув в плечо напарника, громко спросил:
– Так что… Что надо делать? Что надо делать, чтобы не быть брошенной собакой?
Вера громко рассмеялся и, похлопав ладонью по каске Немца, весело ответил:
– Собака перестаёт быть брошенной, когда она при ком-то. Ей напарник нужен. Не боись, братан, есть выход. Предлагаю тебе сделку! Раз уж мы здесь, сначала ты мне помогаешь защитить мою родину и батю с матушкой от всякой бандеровской и прочей сволочи, а потом я помогу тебе навести порядок в твоей деревне под названием Москва. Анатолий Малашихин, – улыбаясь, протянул руку Вера, называя своё имя по паспорту.
– Артём! – пожав руку, представился Шиллер. – С условиями сделки согласен. Я так понял, что ты хочешь, чтобы и у меня мотивация появилась… ну, как у тебя. За Родину воевать.
– Ну да! А если конкретней и проще, ты мою жопу прикрывать должен, а я твою! Согласен, Немец? – смеясь и обнимая за шею Артёма, спросил Вера.
– Согласен… Верочка, – в ответ весело рассмеялся Артём. Но потом, вдруг посерьезнев, спросил: – Толян, как думаешь, победим? Слышал… мужики говорят: пять к одному… Кстати, а почему так-то? У нас же народу больше…
Сделав минутную паузу, Вера таким же серьёзным голосом ответил:
– Я перед нашей отправкой поздно вечером телик смотрел. Не спалось что-то… Президент выступал. Наш, в смысле. Долго. Правильно так… Об Украине, Европе, про нас с тобой упомянул…
– И что он про нас? – улыбнувшись, поинтересовался Немец.
– Да так… точно не помню уже. Но одну фразу про тварей про этих запомнил. Знаешь, что Путин сказал? Замучаетесь, говорит, пыль глотать, суки бандеровские. Ясно тебе?
– «Суки» он не говорил, я его тоже слушал, – перекрикивая гул двигателя БТР, поправил друга Немец.
– Может, и не говорил… но подумал точно! – поставил «точку» в разговоре Вера. – А то, что нас пока меньше, так это временно. Подтянется… подтянется братва.
* * *
Вновь прибывшая на авансцену театра военных действий отдельная бригада оперативного назначения должна была усилить давление на участке фронта в районе Горско-Золотого котла. Ей была поставлена задача перерезать и блокировать основные дороги с тем, чтобы затянуть горловину создаваемого огневого мешка. Вторая рота первого мотострелкового батальона прибыла на позиции одна из первых. Подошедшие свежие силы меняли черноморских морпехов. Порядком измотанных в крайних боях под Мариуполем моряков отводили на отдых и пополнение. Но на своих позициях оставались пока подразделения кубанских казаков. Кубанцы вот уже восьмой год в донецких степях «махали шашками», помогая своим братьям-славянам отстоять свою землю от других славян, но уже не-братьев.
Отделение Гуся заняло ещё не совсем восстановленный после прямого попадания снаряда блиндаж. Было видно, что ещё недавно это было вполне себе приличное помещение, профессионально обустроенное и универсально подготовленное товарищами укронацистами как убежище, схрон, место отдыха и приёма пищи, арсенал для боеприпасов и оружейка. Тут даже небольшая банька была когда-то. Полы были вымощены стругаными досками, а стены изолированы от грунта пенопластом и фанерой. Всему этому комфорту положил конец всего один снаряд 152-х миллиметровой гаубицы, попавший точно в цель.
Новые «апартаменты» разведчикам показывал специально «прискакавший» казачок из разведвзвода кубанского сводного добровольческого батальона. Краснодарец был приветлив и весел и подозрительно источал запах самой настоящей бражки.
– А чего тут брёвна не поменяли? – глядя на потолок, спросил у мужика с запылённой кубанкой на голове Череп.
– А на хрена козе баян, дядя? Зимовать, что ли, собрался? – криво улыбаясь, спросил в свою очередь казак. – Вы тут долго сидеть не будете. Наступаем. Слышал? Меня тут Бесиком зовут. Я по части разведки, ну и по житейским вопросам.
– Всё равно… как-то… А что за запах тошнотный? Аж глаза слезятся. Не чувствуешь, Бесик? – сморщив нос, спросил у передающей стороны Гусь.
– А хрен его знает, мужики. Мы как-то не принюхивались. «Двухсотых» всех вроде выкопали. Может, кому-то что-то оторвало и землёй привалило. Но неглубоко, видно… Вот и пованивает. Ничего, привыкнете, – обнадёжил парней казак, быстро выходя на воздух. – Пошли «немцев» ваших покажу.
– Кого? – удивлённо переспросил Немец.
– Кого… немцев! А как ещё этих сук назвать? – протягивая Немцу бинокль, сказал Бесик. – Смотри… правее пятнадцать… над блиндажом телепается.
До позиций ВСУ, судя по извилистой линии обороны, было от шестисот до восьмисот метров. В «полевой» бинокль Немец чётко рассмотрел на крыше блиндажа флаг. Полотнище вяло болталось на каком-то ржавом штыре. Сам флаг был красного цвета, а в центре «красовалась» знакомая по военным фильмам чёрно-белая фашистская свастика.
– Ну как? – передавая пропахший салом и чесноком бинокль Черепу, спросил казачок.
– Это не немецкий… – ошарашенно сказал Артём, прикрывая ремнём автомата свой бейдж на груди. – Это фашистский флаг. Точно, как настоящий.
– Я и говорю – фашисты. Наш Пастух его два раза сбивал, пока эта тряпка на деревянном древке болталась. Так они начали его цеплять на какую-то ржавую арматурину. Ну не суки, а? Времени сколько?
– Десять тридцать, – посмотрев на часы, ответил Вера.
– Всё! Давайте все в мой блиндаж. Он у меня правильный, в три наката, как учили. А в вашем и правда какой-то дух нездоровый. Я собачку приведу, найдёт. Сейчас мины набрасывать будут. Расписание у них такое. Я ж и говорю – фашисты! – вкусно дохнув на Черепа бражкой, хмыкнул Бесик и повёл всех в укрытие.
К блиндажу они бежали бегом, потому что мины засвистели уже через минуту. Первые разрывы вспахали землю, когда бойцы уже сидели в укрытии, прислонясь вспотевшими спинами к вздрагивающим стенкам.
