Дорога то шла под уклон, то едва заметно взбиралась вверх. Симпатичное, должно быть, местечко, если ты не шлепаешь по грязи, да еще под нудным дождем. Паша все шла и шла, уже механически переставляя заледеневшие ноги. Теперь даже вонючее и тесное нутро «копейки» вспомнилось как самое уютное и теплое место на земле. Про дом она вообще старалась не думать.
И вот еще что. Стены, ну той самой, которую Паша разглядела из машины, не было. Получалось, что Паше, как бедуину в пустыне, привиделся мираж. А может, ей снится кошмар? Может, она, как в детстве, сбросила с себя во сне одеяло и мерзнет, свернувшись на постели маленьким дрожащим клубком? Но тогда ей уже давно пора проснуться и укутаться потеплее, да только вот все никак не получается.
Паша оглянулась, и сердце снова тоскливо сжалось – пустынная дорога и голый неприветливый лес… Нет, как она могла оказаться здесь совершенно одна, и кто сказал, что там впереди и в самом деле Крюки? Ну вот, теперь она еще и испугалась – отсталое развитие, запоздалые рефлексы, сказала бы Машка. Паша не без усилия перекинула на другое плечо от чего-то потяжелевший рюкзачок и затянула потуже шнур внизу куртки. Она не позволит себе отчаиваться, просто нужно идти вперед и думать о чем-нибудь хорошем. И она шла.
Дорога становилась все уже, но Паша заметила это как-то вдруг, когда в сотый раз, едва удержавшись от падения, поняла, что идет скорее по очень просторной пешеходной тропе, заросшей по краям кустарником. То, что ни один автобус здесь не проезжал, по крайней мере, лет двадцать – ясно, но что дорога все-таки действующая, тоже ясно. Или второй вариант она просто придумала для самоуспокоения?
А что, если скоро этот жалкий след цивилизации все-таки исчезнет совсем и окажется, что вон за теми корявыми елками простираются лишь леса да болота? «Ну и что, – ответила Паша не себе, а ужасу, шевельнувшемуся где-то внутри, – вот тогда поверну и пойду обратно, а что такого? Я все умею, я толковая, выносливая, я все делаю как надо. Машка бы сейчас… Да Маня никогда не оказалась бы в таком положении, вот что».
Смешно, но Бог, наверное, задумал Пашу не такой, какой она стала, потому что с первых секунд своего существования, еще в утробе матери, она пряталась. Возможно, просто техника подвела или врач оказался неопытным, но Пашу разглядели не сразу, то есть вообще не разглядели. Машка – да, с ней все было ясно с первого взгляда: крупная девочка, активно двигается. И сердце у сестры работало как «пламенный мотор», за его стуком врачиха, наблюдавшая маман, не сразу расслышала некие подозрительные шорохи, оказавшиеся Пашиным сердцебиением.
«Не может быть», – сказала врачиха. «Кошмар», – сказала маман. Возможно, она произнесла совсем другое слово, но из не очень внятных и очень редких ее воспоминаний на эту тему Паша сделала примерно такой вывод. Маман ужаснулась. Но только сначала, от неожиданности, утешала себя Паша, она и сама бы ужаснулась, наверное. Потом все изменилось, по крайней мере, Паша сделала все от нее зависящее, чтобы маман больше никогда не считала ее появление на свет кошмаром.
Ну так вот, насчет обследования. Во время попытки номер два, после того как было обнаружено присутствие в животе матери неопознанного объекта или, точнее сказать, субъекта, техника сыграла с маман еще одну шутку – она взяла да и показала, что за крупной активной Машкой скрывается робкий тихий Паша. Почему именно Паша, а не Коля или, скажем, Сергей? У Паши опять же были на этот счет некоторые соображения, не очень ее утешавшие.
С Машкиным именем все было ясно: отец – выдающийся музыкант, мать – прекрасная певица, волею судеб отказавшаяся от блестящей карьеры и посвятившая себя великому мужу. Спрашивается, какое еще имя она могла дать своей дочери? Естественно, имя другой прекрасной певицы, которой рукоплескал весь мир. Вот так, еще в животе матери крупная активная девочка стала Марией. Когда же на экране прибора из-за спины Марии вдруг робко выглянул некий мальчик, маман решила – а пусть он будет… ну скажем, Пашей. Маша – Паша, удобно… Хотя нет, не так. Вроде бы все-таки отец предложил это имя для сына. Конечно, он был рад рождению дочери, но сын… Сын – это просто отлично.
А этот самый Паша, как потом выяснилось, держал, образно говоря, в кармане фигу, которая и ввела врача в заблуждение, и через десять минут после девочки родился… родилась опять девочка. Маман успела привыкнуть к выбранным именам, и кто-то умный напомнил ей о существовании прекрасного старинного имени – Прасковья. Этому кому-то Паша была ну очень благодарна, благодарна до такой степени, что иногда представляла, как выдергивает волосенки на гениальной голове. Потом, правда, Паша со своим именем смирилась.
Для Марии заранее была приготовлена колыбель, в которой, по преданиям, спала в младенческом возрасте мать. Для Паши тоже нужно было что-то готовить, но маман так сильно удивлялась и все никак не могла осознать до конца важность сделанного врачами открытия, что после рождения Паша какое-то время спала в футляре из-под виолончели. Естественно, этого она никак помнить не могла, но ей казалось, что-то такое все же припоминается, и выучила эту краткую историю наизусть.
Возможно, именно из-за футляра маман позже решила, что Мария станет великой скрипачкой или, если бог даст, певицей, а Паша – виолончелисткой. Но Паша в этом отношении ее надежд не оправдала, на великую, да еще виолончелистку она не потянула как-то сразу. Маша занималась по классу скрипки, а Паша – фортепиано. Виолончель долгое время превосходила ее по размерам, и вряд ли Паша смогла бы с ней далеко уйти. Во всех смыслах. При этом преподаватели говорили про Машку, что она способная, но ленивая, а про Пашу ничего не говорили, но она все равно старалась.
Был ли разочарован отец? Возможно, но Паша этого так никогда и не узнала наверняка. Отец был недосягаем. Даже Машке приходилось усмирять свой норов, когда он работал или отдыхал, хотя именно в эти часы ее начинало тянуть на подвиги. Машка никак не желала сидеть тихо в их детской и рвалась прогалопировать на кухню, чтобы стянуть чего-нибудь вкусненького и при этом грохнуть дверцей холодильника, уронить чашку – папино присутствие в доме почему-то пробуждало в Машке зверский аппетит.
Однажды после неудачной, то есть особенно шумной, Маниной экспедиции дверь резко распахнулась и в детскую вошла маман. Она очень редко переступала порог их комнаты, и Паша как-то сразу внутренне подобралась, угадав родительский гнев, и не ошиблась.
– Куда ты смотришь? – обратилась маман к Паше. – Ты что, совсем не можешь за ней уследить? А я так рассчитывала на твой здравый смысл и твою ответственность.
Паша не очень поняла детали, но суть ухватила точно – маман считает ее умной и серьезной, она на Пашу рассчитывает! И все, отныне Манина участь была решена. Ну и пусть эта упрямая кобыла пихалась и умела очень больно щипаться, маленькая тщедушная Паша стояла насмерть – сказали сидеть тихо, вот и сиди! И Машка не могла вырваться из своего стойла. Пусть она мстила, но Паша старалась не обращать внимания на увесистые плюхи, которыми награждала ее сестра, доверие матери того стоило.
Став постарше, Машка изменила тактику и стала применять более изощренные методы: всех домработниц, когда-либо переступавших порог их квартиры, она упорно звала Пашами. Домработницы, все как одна, обижались, а Машка картинно пожимала круглыми плечами: ой, ну какая разница? Возможно, за это домработницы «Паши» Маню не любили, а свою новоявленную тезку старались почему-то подкормить и говорили примерно одно и то же: «Господи, и в чем только душа держится?»
Какая глупость. Паша отлично знала, что она ужас какая сильная, она даже занималась по утрам гимнастикой, пока Маня досматривала последние утренние сны, и потом украдкой щупала свои тоненькие ручки – не появились ли на них, наконец, мускулы. То есть иногда тот самый несостоявшийся мальчик давал о себе знать.
Вот взять, например, коньки. Машка как встала на лед своими крепкими толстенькими ножками, отставила круглую попку и пусть неуверенно, но покатилась. А у Паши сразу обнаружилась целая куча лишних суставов, которые ходили туда-сюда и заставляли ноги разъезжаться в разные стороны. Ей пришлось нелегко, но коньки она все равно приручила. Короче, у Мани вдобавок к врожденному слуху обнаружилось врожденное чувство равновесия. Похоже, у нее имелся целый комплект всяких врожденных достоинств, которые еще ждали своей очереди, чтобы проявиться.
