– Сенсация будет в новостях, когда два русских придурка окажутся в американской тюрьме.

– Знаешь что, – Костя резко встал. – Я сейчас позвоню Петровичу и скажу, чтобы он прислал мне другого оператора! – совсем по-детски пригрозил он.

– Звони, звони, – Эдик равнодушно передернул плечами.

«Сволочь, скотина! Понимает, конечно, что никто никого не пришлет, вот и куражится», – Костя чуть не расплакался.

– Ну, Эдик!

– Нет! – отрезал тот. – И вообще, ты тут решай свои дела, а я пойду прогуляюсь.

– Нет! – злобно выкрикнул Краснов. – Ты будешь сидеть здесь! У тебя, между прочим, рабочий день.

– Щас! – Эдичка на прощание присел в реверансе и вышел из комнаты.

– Суки, все суки! – Костя в бессильной ярости упал на кровать и расплакался.

– Нет! Это никогда не закончится! – Надежда Николаевна выронила из рук трубку. – Господи! Бедная девочка! – ее губы затряслись, и она тяжело опустилась на стул.

– Надюша, что? Что случилось? – Алекс бросился к жене. – Кто звонил?

– Я этого не переживу, опять все по кругу! – она страдальчески закатила глаза. – Неужели прошлое будет преследовать нас всю жизнь?

– Да кто звонил?

– Алекс! Мы должны спасти ее, – она схватила мужа за руку. – Мы должны ее спрятать!

– Надюша, успокойся, – Алекс в растерянности смотрел на жену.

– Боже, ну за что?! – она вознесла руки к небу. – Что мы сделали, чем прогневали тебя? Если ты хочешь наказать, покарай меня! – она горько заплакала.

– Попей водички, – Алекс поднес к губам женщины стакан.

– Хорошо, что я взяла трубку, – глотая воду, сумбурно объясняла женщина.

– Ты успокойся и… давай по порядку, – Алекс присел рядом с женой. – Кто звонил?

– Какой-то репортер из России, они снимают фильм о школе, в которой училась Маша.

– Только не это! – Алекс побледнел. – И что он еще сказал?

– Ничего, я попросила его сюда больше не звонить, – лицо ее посерело от страха. – Что же делать?

– И чего вы такие грустные? – в кухне появилась Маша.

Алекс от неожиданности выронил стакан.

– Так, легкие проблемы между мужем и женой, – он попытался улыбнуться.

– Не переживай, ничего страшного, – мать тоже взяла себя в руки. – Кушать будешь?

– Да нет, разговаривайте, извините, что помешала, – Маша смущенно улыбнулась.

Эдичка вернулся, держа в руках бумажный пакет из «Burger King».

– На, перекуси, – добродушно предложил он лежавшему на кровати товарищу.

Костя даже не повернулся.

– Не хочешь, как хочешь, – не обиделся Эдичка.

Костя пропустил его слова мимо ушей, все это время он обдумывал и искал выход. «Ничего не поделаешь, придется звонить Петровичу», – он поднялся и набрал номер главного редактора.

– Слушаю.

– Сергей Петрович, это Костя Краснов.

– Узнал, – голос потеплел. – Ну, как дела?

– Заминка.

– В чем дело?

– Отказываются встречаться.

– Ну, так прояви настойчивость.

– Попробую. Я вот что подумал.

– Слишком много думаешь! – грубо перебил собеседник.

– Не могли бы вы узнать, где работает эта Маша, может, мы ее на работе поймаем?

– Совсем обалдел, я тебе что, Интерпол? – взорвался начальник. – Я и так дал тебе слишком много информации, можно сказать, почти сделал за тебя твою работу! И если после этого ты не в состоянии принести мне репортаж, меняй профессию! – главный редактор положил трубку.

– Дурак, – беззлобно прокомментировал Эдичка, не переставая жевать гамбургер.

– Что?

– Кто ж начальству о своей несостоятельности сообщает?

– Да! Если ты такой умный, придумай что-нибудь! – зло парировал Краснов.

– У меня другая работа, – не обиделся Эдичка.

– Ну что ты ходишь взад-вперед? Сядь, – попросила Надежда Николаевна мужа, нервно вышагивающего по кабинету. – Ну что ты молчишь? – женщина была на грани нервного срыва, из кухни они перебрались в кабинет, чтобы обсудить дальнейшие действия, но консенсуса не получилось. – Саша, скажи что-нибудь, – в который раз взмолилась жена. – Сделай что-то! Ты же мужчина! – она на секунду задумалась. – Позвони в контору, пусть они немедленно вышлют их из страны.

– За что?

– Ты что, первый день на свете живешь?!

– Откуда он звонил?

– На определителе нью-йорский номер, Holiday Inn, вот, – она протянула мужу смятый листок.

– А как его зовут?

– Зовут, как же его зовут? Подожди, – он потерла виски. – Ах да, Константин Красный.

– Красный?

– Да. Константин Красный.

– Очень звучная фамилия, – задумчиво пробормотал Алекс.

– Какая разница! Звони!

Алекс подошел к телефону, поднял трубку, немого помедлил и положил на место.

– Ну что еще?!

– Надюшенька, ты только меня внимательно выслушай, – он присел рядом с женой. – Спокойно и без истерик, хорошо?

Она молча кивнула в знак согласия.

– Я все время думаю. Мы не имеем права вмешиваться в ее жизнь, она должна все решить сама.

– Ты с ума сошел? – закричала женщина.

– Подожди, – он взял ее за руку, – выслушай до конца. Это ее жизнь и ее решения, она нам больше не принадлежит. Вспомни, что было?

– Я-то, в отличие от тебя, помню все!!! А ты, по-моему, забыл, что девочка чуть не умерла! – Надежда Николаевна возбудилась от воспоминаний и почти не контролировала себя. – Я помню бессонные ночи и боль, которая жжет и прожигает! – она громко заплакала.

– Надюша, успокойся, – Алекс обнял жену и крепко прижал ее к себе. – Не кажется ли тебе, что мы самым коварным способом используем нашу дочь, ведь она нам в качестве «смысла жизни» нужна больше, чем мы ей в качестве «помощников»? Мы ведь не знаем, что для нее хорошо, а что плохо?

– Я знаю! И не позволю еще раз сломать ее жизнь! – она резко встала и с упреком посмотрела на ужа. – Не хочешь звонить, хорошо! Я сама!

– Ма, па? Ну, это уже серьезно, – в кабинет заглянула встревоженная Маша. – Вы до сих пор ругаетесь?

– Заходи, – предложил отец.

– Нет! – закричала мать.

Маша совсем растерялась, в ее жизни это был первый публичный скандал родителей. Она, конечно, догадывалась, что они не всегда согласны друг с другом, но была благодарна им за то, что они всегда решали свои проблемы без посторонней помощи.

– Маша, входи, присаживайся, нам нужно поговорить, – продолжал настаивать отец.

– Нет! – яростно выступила мать. – Выйди, мне нужно переговорить с твоим отцом с глазу на глаз.

– Мам, ну что же ты плачешь?

– Да, – Надежда Николаевна быстро вытерла слезы. – Плачу! А что, я уже и поплакать не могу?

– Машенька, сядь, – Алекс взял дочь за руку и посадил на диван.

– Нет! Ты этого не сделаешь! – Надежда Николаевна угрожающе посмотрела на мужа.

– Ты мне хочешь что-то сказать? – тихо спросила Маша у отца.

– Да, – он присел рядом.

– Мы долго думали с мамой, – он выразительно посмотрел на жену. – Но все-таки решили, что тебе следует знать, – он тяжело вздохнул. – И еще, мы доверяем тебе.

Надежда Николаевна затихла, и Маша почувствовала, с каким трудом даются отцу эти слова.

– Сегодня звонил Константин Красный, он приехал из России.

Маша вздрогнула и побледнела.

– Деточка, тебе плохо? – мать бросилась к дочери. – Все, больше ни слова.

– Нет, – Маша сделала глубокий вдох и выдох. – Я хочу знать все.

– Они с ТВ, хотели взять у тебя интервью о том периоде, когда ты училась в России, – Алекс подал ей смятый листок. – Вот его телефон, теперь тебе решать.

Маша молча взяла листок и медленно встала с дивана.

– Что ты наделал? – закричала женщина, когда ушла дочь. – Что ты наделал?

Маша поднялась наверх, в свою комнату, легла на кровать и закрыла глаза. Кадр за кадром проплывала ее жизнь.

Она до сих пор любила Федора и очень хотела его увидеть. После ее возвращения из монастыря прошел еще год, прежде чем она поняла, что готова вновь встретиться с ним. Маша отправилась в российское посольство, где ей быстро и доходчиво, не церемонясь, объяснили: «Ваш въезд не желателен для России». Она не ожидала отказа, ведь прошло столько лет и мир изменился, в России давно демократия, но, как оказалось, изменились лозунги, или рамка для картинки, а сам мир остался прежним. Она сама удивилась тому, с каким спокойствием восприняла эту новость. Маша попробовала позвонить в Москву по телефону, который помнила лучше, чем дату своего рождения. Ей ответил приятный мужской голос и сообщил, что у него этот телефон уже четыре года и никакого Федора он не знает. Она и это известие приняла достаточно отстраненно. «Значит, в этой жизни нам не суждено быть вместе. Вот и все», – сказала она себе, но душа неприятно заныла, тупой болью отдаваясь в сердце.