– Отлично!

Федору хотелось его убить, но «толстокожий» друг не обратил на его колючий взгляд никакого внимания. Они договорились встретиться в шесть у кинотеатра «Ударник».

Маша сделала химию, позанималась английским, но все равно до шести оставалось еще так много времени. Сидеть дома не было никаких сил, и девушка, переодевшись, позвонила отцу.

– Па, я иду в кино с ребятами!

– Машенька, только не задерживайся допоздна.

– Пап, ну ты прям как ребенок. Это самая спокойная столица в мире, которую мне приходилось видеть, и потом, с такой «охраной» что со мной может случиться? – Она рассмеялась и добавила: – Знаешь, а мне здесь нравится!

Времени в запасе было еще много, и Маша пошла пешком сначала по Садовому кольцу, а затем свернула на Калининский проспект. На ней были простые голубые джинсы, хлопчатобумажная футболка, а сверху накинут легкий кожаный жакет. Люди почтительно расступались, с завистью разглядывая ее неприхотливый наряд. Маша уже подметила, что в России очень развит культ одежды. Есть хорошая поговорка: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Для СССР это звучало по-другому: «Покажи, во что ты одет, и я скажу, кто ты».

Еще издали она увидела у кинотеатра одинокую фигуру Федора.

Он тоже не смог оставаться дома и ждать, пока наступит время встречи. Минуты ползли невыносимо медленно. Он оделся и отправился к кинотеатру. И вот теперь Федька стоял и мечтал, злясь на Кольку за то, что он не дает Маше прохода. «Нужно поговорить с ним по-мужски! Ну и что? Маша сама должна решить, с кем ей общаться. Именно так он и скажет. И будет прав!»

– Привет!

От неожиданности он вздрогнул и покраснел.

– Привет… – «Теперь она догадается, что я, как кретин, пришел сюда раньше всех, в надежде увидеть ее первым».

Маша остановилась рядом с ним.

– Я так рада, что ты уже здесь, – совсем тихо произнесла она.

– И я, – его голос был хриплым. «Она сказала то, что должен был сказать я. Идиот!»

– Хочешь мороженого? – Федор решил немедленно исправиться.

– Хочу!

– Пошли, – он взял ее за руку. – У нас еще уйма времени.

Федор повел свою спутницу на Старый Арбат, – город в городе, сказочное королевство, затерявшееся в бетонных блоках мегаполиса. Она, как маленький ребенок в магазине игрушек, реагировала на лотки с русскими сувенирами. Ее задорный смех и открытая улыбка заражали всех вокруг, и усталые продавцы непроизвольно улыбались в ответ девушке.

Федор чувствовал себя с ней легко и свободно, словно они были знакомы уже тысячу лет. Они ели мороженое, пили кофе и весело болтали ни о чем.

– Маш, ты видишь вон того мужчину в сером костюме, – он кивнул в сторону соседнего столика. – Мне кажется, он следит за нами.

– Следит, – безразлично протянула она. – Не забывай, я ведь представитель не совсем дружественной вам державы.

– Ну ты же еще ребенок, – вырвалось у него.

– Да, ты так думаешь? – Маша кокетливо надула губки.

– Ну, то есть… – он замялся, не зная, как исправить новую глупость. – Я хотел сказать…

– Федь, не обращай внимания, если им хочется за мной следить, то пусть следят. – И, наклонившись совсем близко, прошептала: – А вдруг я шпионка, тебе не страшно?

Он почувствовал ее дыхание, и пьянящая радость с новой силой захватила его.

– Ты не хочешь меня завербовать? – голос предательски дрожал.

– Можно попробовать.

В кино они не пошли, а гуляли по Москве в сопровождении скучного дядьки в сером костюме, который, правда, им абсолютно не мешал.

На следующий день Крылов демонстративно отвернулся. Федьке было немного стыдно перед другом, но подойти первым и извиниться он не мог. А Маша смогла. Глядя прямо в Колькины обиженные глаза, девушка совершенно искренне проговорила:

– Коль, ты извини нас, пожалуйста!

Крылов растерялся.

– Ладно, проехали.

Лерка Рыжова постепенно успокоилась, для своего возраста девушка была неплохим психологом. Она сразу угадала в Маше задатки лидера, но не прямолинейного и твердого, стремившегося подчинить себе всех и вся. Маша была какой-то другой, с глазами ребенка и повадками взрослого человека, совершенно не склонного к соперничеству. И еще она обладала харизмой, под ее обаяние вскоре попал весь класс. Маша никогда не ныла, ни на что не жаловалась, никого не загружала своими проблемами. Наоборот, она слушала, а главное, слышала и всегда находила нужные слова. Осознав, что борьбы не будет, Лерка успокоилась, и между девочками завязалась дружба.

– Маш, у меня к тебе просьба, – Лерка отвела подругу подальше от посторонних глаз. – В «Березке» на Горького висит курточка, купи мне ее, пожалуйста, а я рассчитаюсь с тобой из расчета один к трем.

Маша внимательно посмотрела на просительницу и, перейдя на шепот, ответила:

– Ты отдашь мне по государственному курсу, но я прошу тебя, никому не говори об этом. У меня могут быть большие проблемы.

– Машка, ты прелесть! – Лерка бросилась ей на шею. – Что я, дура? Зачем болтать? Инка давно о такой мечтает, еще тоже напросится.

Федька с тоской наблюдал, как Рыжова уводит его Машу, и нехотя направился к группе одноклассников, среди которых находился и Колька. Крылов не оставлял попыток поближе сойтись с Машей, и на этой почве они даже как-то отдалились друг от друга. Хотя от этого Федор испытал только облегчение. Крылов раньше частенько бывал у них дома, и теперь он по крайней мере в ближайшее время не будет задавать неприятные вопросы об отце.

– О чем базар? – не выпуская Машу из вида, поинтересовался Федор. «И чего это Рыжая на ней повисла? Сейчас шею сломает», – мысленно переживал он.

– Федька, ты пришел кстати, – почему-то обрадовался Колька. – Мы вот тут мозгуем, что на выходные делать. Давай махнем к тебе на дачу.

Мальчик замялся – с тех пор как ушел отец, на дачу они не ездили.

– Поговори с предками. – Федору стало совсем плохо, каждый раз, когда разговор заходил о родителях, ему казалось, что одноклассники делают это специально. Вот и сейчас их веселые и добродушные взгляды он принимал за скрытые насмешки.

– У тебя же классный батя, поймет. Последние деньки догуливаем, – уговаривал «недогулявший» Петров.

– Шашлычки сделаем, – подключился Смирнов.

Мимо проходили девчонки.

– Маш, поедешь с нами на дачу в воскресенье? – предложил Колька.

Она остановилась и пожала плечами.

– Не знаю, как Федя?

Васька присвистнул, Рыжова открыла рот.

Федор воспарил к облакам.

– Поедем!

Девчонки ушли.

– Сдаюсь, – Федору на плечо упала рука Крылова. – Ну почему тебе так везет?

– Должно же когда-то, – усмехнулся тот в ответ.

– Ладно, займусь Рыжовой.

– Смотри не опоздай!

– Мир! – Колька протянул руку.

– Мир!

Нина Сергеевна Степанова сидела в кресле в собственной огромной квартире, в полной темноте и одиночестве. Последнее время ей было больно видеть свет, днем она плотно закрывала шторы, а вечером старалась не включать электричество, так было легче прятаться от мира. Ведь она не видела его, значит, и он ее не замечает. Еще Нина Сергеевна сделала открытие, что друзей у нее нет, только знакомые – до первой беды. Она ощущала только слабость и апатию. Ничего не хотелось делать, тело, налитое свинцом, не желало слушаться.

В голове стучало одно – Павел! Павел!.. У него же язва, а эта молоденькая дурочка, наверное, не знает, что по утрам ему нужна овсянка, а соленое нельзя совсем. Она хваталась за телефон, но тут же в бессилии опускала руки. Нина и сама не заметила, как полностью растворилась в муже. Сейчас она не ощущала ничего, кроме пустоты и одиночества. Дети? Но даже дети отошли сейчас на второй план. Ведь все, что она делала, было для мужа. Когда покупала мебель, думала, удобно ли будет ему. Выбирала новое платье – первым делом прикидывала, понравится ли Павлу.

Когда это началось?

Закончив иняз, Нина пошла работать в Интурист. Увлекательная работа, интересные люди, новые встречи и впечатления. Потом декрет, сначала Светочка, через два года Федор. Нина вернулась на работу через четыре года и узнала, что у нее новый начальник – Игорь Матвеевич, высокий, интересный, молодой мужчина, с мужественным лицом и фигурой атлета.