Подавая документы, Ваня почти не верил в успех, считал, что у него слишком мало шансов. Даже несмотря на высокий балл ЕГЭ, победы на олимпиадах по истории и льготы для детей-сирот – ведь у него не было родителей. Ваня вырос в детском доме. Это был очень хороший детский дом, особенный, с экспериментальной программой под эгидой Министерства образования и условиями, максимально приближенными к семейным. Детей там было немного, а педагогов, напротив, достаточно, и обстановка вполне благоприятная. Ребят не обижали, более того, заботились о них, занимались ими, развивали по всяким новомодным методикам, даже, можно сказать, любили. Словом, по сравнению с обычными детскими домами это был почти рай… Но всё-таки не семья. И Ваня чувствовал это всю жизнь, хотя и понимал, что с детдомом ему необычайно повезло.

Как и с поступлением в универ. Так вышло, что Ваня вообще был счастливчиком, и в этом сквозило даже нечто мистическое, – настолько ему фартило в важных ситуациях и на всевозможных испытаниях. Накануне каждого экзамена или олимпиады ему снилась мама. Не то чтобы она подсказывала, какие вопросы будут завтра, а наутро это совпадало, – нет, конечно. Но каждый раз, увидев её во сне, он просыпался с чувством какой-то особенной спокойной уверенности в своих силах, и это ощущение не покидало его весь день. Почти всегда всё шло как по маслу, вопросы и темы попадались как минимум хорошо знакомые, а нередко и именно те, которые ему самому были наиболее интересны. Так Ваня без особых трудностей для себя стал студентом заветного университета, по территории которого и спешил сейчас, торопливо шагая по направлению к приземисто-обширному зданию, где располагался бассейн.

Несмотря на ранний час, бассейн уже не пустовал, – кроме Вани и Сеньки в универе находилось немало любителей поплавать спозаранку. Несколько шкафчиков в раздевалке оказались заняты, а вдоль бортика кто-то уже ухитрился щедро наплескать воды. Коснувшись её босыми ногами, Ваня тотчас мысленно вернулся в свой сон и так явственно вспомнил маму и незнакомку в старинном сарафане, что пришлось даже тряхнуть головой, отгоняя наваждение. Вернувшись в реальность, Ваня оглядел просторное помещение, ища взглядом друга среди торчащих над водой голов и пока ещё немногочисленных фигур в плавках и купальниках вокруг бассейна.

Сенька обнаружился быстро. Стоя у лесенки, неловко переступая с ноги на ногу и смешно пытаясь втянуть круглый волосатый животик, друг что-то увлечённо и обстоятельно рассказывал плескавшейся в воде девушке. Та тем временем подплыла к бортику, взялась за него, подтянулась, ловко выскочила из воды, встала на ноги… И Ваня так и замер в изумлении.

Это была она.

Та самая девушка из его сегодняшнего сновидения.

Ваня с трудом удержался, чтобы не начать, как в детстве, тереть глаза, глядя на неё. Он узнал её сразу, хотя с виду Сенькина собеседница имела мало общего с застрявшим в его сознании образом. Вместо вышитой русской рубашки и голубого сарафана – тёмно-синий с белыми вставками спортивный купальник, вместо венка из полевых цветов – гладкая силиконовая шапочка. Как раз в этот момент девушка сняла её, встряхнула головой, – и Ваня убедился, что никакой косы до пят тоже нет, обычные, разве что очень красивые и густые русые волосы до лопаток. Даже веснушки – и те отсутствовали. И всё же это была та самая девушка из его сна. В этом Ваня мог бы поклясться чем угодно.

При виде Вани на лице Арсения отразились смешанные и противоречивые эмоции. С одной стороны, он был рад встрече, а с другой – досадовал, что появление друга помешает беседе с прекрасной незнакомкой. Ваня, хорошо знавший Сеню, мог как в книге читать все его невысказанные мысли и чувства. Он сразу догадался, что незнакомка Сеньке понравилась, и даже очень. Настолько, что тот, похоже, на некоторое даже время забыл о своей давней, но, увы, безответной страсти к однокурснице, смуглой красавице Бэлле Геворкян. Застенчивому и «душному», как она выражалась, Сеньке, спортсменка и фанатка эскстрима Бэлла однозначно предпочла молодого педагога физкультурной кафедры Рустама Алаева.

Девушка из сна тем временем оглянулась в поисках своего полотенца. Сенька тотчас метнулся к стоявшим вдоль стены скамейкам, схватил кусок махровой жёлтой ткани и проворно подал ей.

Скажите на милость! Увалень-увальнем, а туда же…

– Благодарствуйте! – с улыбкой проговорила незнакомка.

В устах любой другой это прозвучало бы манерно. Ну кто так сейчас говорит – «благодарствуйте»? Ясно же, что девушка просто выпендривается. Но у неё это вышло мило и как-то… естественно, что ли.

– Привет! – Ваня, подходя, кивнул другу, но смотрел не на него, а только на его собеседницу. – Я вижу, ты тут без меня даром времени не теряешь…

– Привет, – Сеня точно так же глядел не на приятеля, а на девушку, и обратился к ней: – Это мой друг Ван Хельсинг. А это Алёна. Она к нам из другого вуза перевелась. У неё отец тут преподаёт…

– Ван Хельсинг?

Судя по интонации и удивлённо вскинутым бровям цвета спелой пшеницы, это имя было девушке незнакомо. Похоже, «Дракулу» Алёна и не смотрела, и не читала, и в многочисленные видеоигры не играла. А голос у неё был удивительно нежный и мелодичный. Он звучал как лесной ручей или хрустальный колокольчик. Конечно, донельзя банальное сравнение… Но что поделаешь, если её голос действительно напомнил Ване журчание ручья и звон колокольчика?

– Можно просто «Ваня», – торопливо произнёс он, почувствовав, что его собственный голос отчего-то срывается, во рту пересохло, а колени дрожат.

– Я рада нашему знакомству, Ваня.

– Э-э… И я… э-э-э…

Приветливая улыбка сделала лицо Алёны ещё красивее, хотя только мгновение назад Ваня считал бы, что такое просто невозможно. Больше всего на свете он сейчас хотел бы ответить, что рад знакомству ничуть не меньше. И сказать это легко, непринуждённо, весело, может быть, даже пошутить, – обязательно как-нибудь очень оригинально и остроумно, чтобы Алёна засмеялась… Но, как назло, ничего в голову не приходило. Отчего-то вдруг стало невозможно не то что придумать хорошую шутку, но даже просто выговорить что-то хоть мало-мальски связное. Всегда обычно бойкий, уверенный в себе Ваня, привыкший не лезть за словом в карман и находить выход из любой ситуации, сейчас чувствовал себя так, будто у него выбили почву из-под ног. То есть полным идиотом. Который вместо того, чтобы поддержать разговор с приветливо улыбающейся ему девушкой, лишь тупо пялится на неё и не в состоянии выдавить из себя ни слова. Да что же это такое с ним, что за наваждение! Никогда ведь не было проблем с девчонками, привык чуть не с самого детства легко общаться с ними, пользовался немалым успехом… А сейчас только и может, что краснеть и мямлить, как малолетка.

– Так, бишь, о чём это я рассказывал… – Сенька, похоже, очень хотел вернуть внимание Алёны себе. – Ах да, об экзамене по культурологии. В общем, у меня все конспекты остались. Могу поделиться. Если дашь мне свой номер телефона или адрес почты, я пришлю…

Он явно ждал ответа, но Алёна ничего не сказала, только снова улыбнулась. И явно не Сеньке, а Ване. А потом вдруг засобиралась.

– Ладно, ребята, пока. С удовольствием ещё пообщалась бы с вами, но мне пора бежать, – проговорила она, обуваясь в шлёпки. Ступни у неё были розовые и совсем маленькие. Размер тридцать четвёртый, не больше. Как у ребёнка. Или у Золушки.

– Надеюсь, ещё увидимся… – с явным сожалением в голосе пробормотал Сенька.

– Конечно, обязательно увидимся, – заверила Алёна. – Вы же будете сегодня на… На вечеринке?

– На какой ещё вечеринке? – это снова спросил Сенька. Ваня и хотел бы задать тот же вопрос, но дар речи, похоже, покинул его окончательно и навсегда.

– Меня пригласил парень с вашего… как это… потока. Гордей, кажется, его зовут. Вечеринка у него дома, – бесхитростно сообщила девушка, аккуратно, уголок к уголку, складывая влажное полотенце. – Он сказал, будет чуть не весь университет… То есть универ.