— А какой ящик наш, этот? -ткнул старлей в один из зеленых ящиков, — Пересчитывать будем?

— Чего? -недовольно глянул на него капитан, — Иди ты в баню, Фомин, он же опломбированный. На тебе сопроводительные, забирай своих зеков и валите уже, не мозольте глаза!

Старлей с завистью покосился на ящики и тюки с грузом, потом махнул своим людям рукой, — Анищенко, Короедов, сюда идите. Вон, тот ящик зеленый берите и к нам его. А на зеков одежка где?

— Ты сначала выбери четверых, потом уже с робой разберемся.

— Всех выбираю? -прищурился скуластый старлей.

— Ага, бля, всех ему! -хмыкнул капитан, — Рожа треснет! Как договаривались, двоих ты выбираешь и двоих, я тебе сам определяю.

— Ну тогда, ту бабу давай! -ткнул старлей пальцем в женщину помоложе, отчего куртка распахнулась и Адам увидел оперативную кобуру висящую у того подмышкой.

— Ну кто бы сомневался. -снова хмыкнул высокий капитан, — Еще кого берешь?

Старлей прошелся вдоль всего неровного строя и ткнул пальцем на Адама.

— Его давай, вроде молодой и жилистый с виду и наколок не видать. Кого еще забирать? Только старуху не втюхивай, она на лесоповале и пару месяцев не протянет.

Капитан посмотрел на него прищуренными глазами, но потом кивнул.

— Хорошо, тогда этого забирай. -ткнул он пальцем в очкастого, который все так же облизывал губы, видно это было у него нервное и по прежнему что-то шептал. А потом снова оглядел стоявших и ткнул на скособочившегося бегунка, у которого на лице уже растекся синий фингал, а губы больше напоминали окровавленные вареники.

— Роба зековская, где? -напомнил старлей.

— Вот на троих, -скинул капитан с платформы три связки черной робы, -а у этого учетной карточки нету, как я тебе размер определю?

— Вот же, засада. -поскреб высокий старлей щетину на щеке, — Ай-ди есть? Ну так там и рост и вес стоит. Он взял из рук капитана пластиковую карточку и прочитав хмыкнул, — Адам, а это случаем не Ева? -повернулся он к миловидной женщине, — Эй, тебе говорю, зовут как?

— Меня? -испуганно дернулась блондинка, — Меня, Арина.

— Ну тоже, неплохо, -снова хохотнул капитан, потом подошел к Адаму смерил его по себе и оглядел. — Ну точно, рост как у меня — сто восемьдесят три где-то, а размер, размер… ща подберу. -сказал он старлею и полез на платформу. Через несколько минут он кинул Адаму связку черной робы, которую парень поймал, не смотря на все так же скованные браслетами руки.

После выдачи робы, Адама и остальных отвели в пассажирский вагон, который был прицеплен сразу за тепловозом. В вагоне отсутствовало половина скамеек и окна, кроме двух первых и двух последних были забиты фанерой и досками. Один из солдат протягивал толстую жердину между стенкой вагона и лавками, а второй продевал цепочки их наручников через эту палку.

— Зато удобно, можно лежать когда поедем. -пояснил Адаму молодой солдат, что продевал цепочки через длинный шест.

Вообще, Адама удивило, что простые солдаты здесь, за завесой, были явно старше двадцати лет. Один из них, только был молодым.

Старлей, тоже залез в вагон и с нетерпением поглядывал на часы.

— Ну и где, этот старый хрыч? Подведет он меня когда-нибудь под монастырь.

Через некоторое время в вагон, отдуваясь, влез уже не молодой прапорщик в таких же как у старлея камуфляжных штанах и серой милицейской куртке. Вообще, у них с формой был полный раздрай, солдаты, как подметил Адам, тоже были одеты весьма разномастно, а у молодого вообще, вместо военной куртки была надета синяя ветровка с двумя черными полосками на рукавах, из-под которой выглядывала бело-зеленая футболка. Да и вооружен он был простой двустволкой, хотя за спинами двух солдат висели потертые калаши. Единственно, что роднило молодого с армией, было потертое кепи с полевой кокардой и зеленые хэбэшные штаны.

Прибежавший последним, пожилой мужик с погонами старшего прапорщика снял из-за спины и положил на скамейку карабин Симонова, скинув серую куртку остался в тельнике. Адам, хоть и не помнил ничего, но почему-то знал, что это полный разброд и бардак. На ум приходили чьи-то слова, про «безобразно, зато единообразно». А тут единообразием, вообще не пахло.

— Ну чего, взял? -спросил старлей пожилого прапора, — А то я тут, уже извелся весь.

— А то! Михалыч, семь бутылок настоящего «жигулевского» урвал. Как знал, с собой сухой рыбешки взял. -растянул рот в улыбке прапор и протянул старлею тяжелый и брякающий стеклом вещмешок, — Так что, весело поедем. У вас-то, чего? Спецуху получили, а паек?

— Хрен пайка, -мотнул головой старлей, -только взаиморасчетом за пиломатериал — четыре мешка крупы, мешок сахару и четыре коробки тушняка выдали. А… вон чай еще, -показал он на большую картонную коробку.

— Ну и то хлеб!

— А вот муки у них тоже нет, так что эту неделю еще на сухарях посидим. Хотя, навигация открылась пару недель назад, думаю продукты нам уже по реке закинут.

— Да и к лучшему, -кивнул прапорщик, -не доверяю я асинским, эти как минимум половину нашего закроят. Лучше уж по реке сами получим.

— Филлипыч, а мне пива взял? -заглянул в вагон парень с сержантскими погонами.

— Максим, ты чего из тепловоза вылез? Сейчас уже поедем, дуй обратно к Петровичу.

— Ладно, мы тебе бутылку пивка оставим, дома выпьешь. -а когда сержант снова выскочил из вагона и побежал к тепловозу, старлей пояснил, — Ну а чего, Максу одну отдадим и нам как раз по три будет.

— Ладно, -махнул рукой прапор, — Максимке не жалко, одну отдадим. Что там, по спецгрузу, по сколько в этот раз прислали, смотрел в бумагах?

— Как и прошлые разы — треть зарплаты монетами, -вздохнул старлей, -остальное бумажными.

— Вот же жмоты, у них бумажки эти, каждый день обесцениваются, я вон продавщицу еле уболтал бумажными взять. -кивнул пожилой Филлипыч на вещмешок, — Не хотела за деревянные отдавать, говорит у меня и за серебро хорошо расходится.

— Ну так, асиновские тоже часть серебром получили, вот и шикуют, пока не кончились монеты. Хотя, не имеет права только за серебро продавать, сказали же, что и бумажные рубли все брать обязаны.

— Не имеет, согласен, -кивнул прапор, -но не силой же у нее отбирать? Заверещит, а асинским ментам, только повод дай, закроют на пару суток как два пальца! Народ боится, что снова деньги поменяют, уж слишком быстро эти обесцениваются.

— Не имеют права… -снова начал возмущаться старлей, когда вагон дернулся и тепловоз стал набирать ход. — Так, Анищенко, ты на передней площадке, Короедов, на задней. Молодой пока тут отдыхает, через пару часов поменяетесь. И не спать там! -крикнул он в спину направившемуся к задней площадке парню.

Прапорщик ловко сковырнул металлическую крышку со стеклянной бутылки, одну отдал старлею, звякнул своей о его горлышко.

— Ну давай, Михалыч, чтобы все нормально прошло. — Он с жадностью присосался к бутылке и выдул чуть не половину. — Заебца! Месяца два пива не пил, только самогон. Ох, хор-рошо то как!

— Ну да, -согласно кивнул Михалыч, -нам пару бочек разливного, последний раз тем летом завозили. Слыхал у них там импортного, в железных банках, полные ларьки. Могли бы и нам подкинуть.

— Тоже слыхал, за импортное. Говорят, водка там, сейчас вся по талонам. Что там, кстати, по полтишкам, сколько на рыло выходит?

— Рядовым по четырнадцать монет, офицерам и прапорщикам по двадцать. -чуть понизив голос поведал ему старлей.

— Фу-ты, осчастливили! Что я на эти двадцать монет куплю? За одну курицу или за пару кило муки на рынке серебряный полтинник просят, а бумажные и у нас берут, дюже неохотно. Мне чего, полмесяца не жрамши сидеть?

— Да ладно, Филлипыч, там, -неопределенно мотнул он головой, -вообще одними деревянными зарплаты выдают и ниче, не померли. -старлей повернул голову к сидящему ближе всех к ним Адаму и спросил, — Слышь, как там тебя, что правда у вас зарплату рублями дают, а в магазинах на них хрен чего купишь?

— И бухло все по талонам? –добавил свой вопрос прапор.