Это было обидно. Пусть я в классе почти ниже всех, но видно же, что мне не семь лет. Впрочем, спорить сейчас совсем не хотелось. Единственный выход в данной ситуации – это бежать, и как можно быстрее.

– Не вздумай убегать, – тут же отозвался Жорик, отделяясь от группы своих дружков, – тебе же хуже будет. Я бить не буду, только в луже искупаю, а потом деньги принесёшь мне на новые кроссы.

Я покорно кивнула, но едва он сделал ещё шаг, рванула с места к кустам сирени. Вот возле этих кустов, Жорик меня и поймал. Снова схватил за шиворот и встряхнул, словно пыльный коврик.

Зубы клацнули, во рту появился привкус крови. Похоже, я прикусила губу. Курточка жалобно затрещала по швам, рюкзак с учебниками упал на землю. Безжалостные и какие-то дикие глаза мучителя смотрели в упор, на лице расцвела мстительная ухмылка. Похоже, ему доставляло огромное удовольствие издеваться над теми, кто слабее. Мои ноги болтались над землёй. Негодяй, наученный горьким опытом, держал меня на вытянутой руке подальше от себя, чтобы не достала ногой. Боковым зрением я видела, как его дружки подходят ближе, окружая нас полукольцом.

– Жорик, закинь её вон в ту лужу, – посоветовал кто-то из них.

– Давай, научи её летать, – подхватил другой.

– Сейчас эта мразь тройное сальто сделает, – пообещал мой мучитель.

– Да, ты не докинешь, – подначил его новый голос.

– Отпустите меня, пожалуйста, – пропищала я едва слышно.

Парни дружно заржали. Жорик начал отводить руку в сторону, чтобы закинуть меня подальше. И вдруг все звуки смолкли, словно кто-то резко выключил их. На пару секунд воцарилась звенящая тишина, а затем раздался громкий щелчок. Все разом повернулись на звук. Я увидела лежащий на асфальте рюкзак. Он был открыт и шевелился.

В следующее мгновение из него, словно пуля, вылетело нечто полупрозрачное, похожее на кусок тумана. Жорик завизжал и разжал пальцы, которыми держал мой ворот. Рукав его светлой куртки оказался порван в клочья и окрасился бурыми пятнами. Почти сразу же раздался крик и другого хулигана, а вслед за ним и ещё несколько разноголосых воплей.

Я сидела на траве возле куста и видела, как старшеклассники в панике разбегаются в разные стороны. Кто-то из них прихрамывал и держался за ногу, у кого-то я заметила глубокие царапины на лице. Быстрее всех улепётывал мой обидчик Жорик.

Я не могла сразу сообразить, что произошло. Минут пять просидела под кустом, пока немного не пришла в себя, а потом с опаской подняла рюкзак и заглянула в него. Поверх тетрадей, пенала и учебников там лежала какая-то тряпка. Я осторожно потянула её на себя, достала. На голубой ткани увидела изображения облаков и звёздочек.

«Ой, это же наволочка с моей подушки!»

Котень каким-то образом смог засунуть этот предмет постельного белья в рюкзак, чтобы отправиться со мной в школу и защитить. Я расплакалась. У меня не было приятелей и подружек. Единственным другом и защитником стал мой призрачный питомец.

В тот день я прогуляла уроки, пошла в магазин и на все сэкономленные карманные деньги купила банку сгущённого молока – любимое лакомство Котеньки.

Наши школьные хулиганы мне больше не встречались. Может, избегали странную маленькую девочку с опасным рюкзаком, а может, перевелись в другую школу – не знаю. Я быстро забыла о них.

Где-то в глубине души меня тяготило осознание непохожести на других людей. «Призрачное зрение» казалось пороком, каким-то психическим уродством. Я хотела доказать всему миру, что Дария Денисова не изгой в этом обществе. Единственной возможностью для школьницы проявить себя в лучшем виде – это, конечно, показать свою успеваемость по школьным предметам. Знания мне давались легко, но этого было мало. Я запоем читала классиков мировой литературы, самостоятельно изучала психологию и философию. И это с десяти лет!

Детство проходило под шелест книжных страниц, а не в играх со сверстниками. Жалела ли я об этом? Тогда не жалела. По выходным бабушка водила меня по музеям и выставкам, а в будни по вечерам я читала Котеню. Если книга ему нравилась, он мурлыкал и гладил меня лапкой по коленке, если не нравилась – захлопывал книгу. Иногда я брала с собой в театр или в музей наволочку от подушки, чтобы мой друг тоже мог приобщаться к искусству. Знаю, что ему это нравилось. Но однажды мне пришлось отнести Котю на охоту. Никогда не забуду то страшное зрелище. Впрочем, лучше расскажу всё по порядку.

Ирина Рабенко появилась у нас в доме как-то внезапно. Помню, был выходной. Мы с бабушкой собирались прогуляться в городской парк на открытие книжной ярмарки. Клара обещала купить мне одну книгу, если она не будет стоить слишком дорого. Затем мы хотели отправиться на пруд, покормить уток. Я решила взять с собой и Котеня. Утки ему наверняка понравятся.

По привычке я встала в семь утра, умылась, причесалась и решила позавтракать. Сначала гремела чем-то в холодильнике, пытаясь найти йогурт, потом уронила ложку, хлопала дверцами кухонного шкафчика – короче, разбудила бабушку, которая намеревалась в свой выходной поспать подольше. Конечно, она стала ворчать. Мы чуть не поругались.

Мне к тому времени было уже двенадцать лет – энергия бурлила внутри, искала выхода, и слово «отдохнуть» казалось каким-то устаревшим. В результате Клара нашла применение моей неусидчивости – послала меня в булочную купить хлеба для нас и уток. Уже выбегая на улицу, я услышала, как кто-то позвонил ей на мобильный, а когда вернулась, застала дома Ирину Рабенко.

Женщина мне сразу не понравилась. Нет, она была вполне миловидная, с открытым простоватым лицом, мелированными волосами, собранными в неаккуратный пучок, но от неё исходило неприятное ощущение горя и обречённости. Пока я переобувалась в коридоре, заметила на вешалке тёмный плащ гостьи. Так вот, от этого плаща исходил какой-то кисловато-горький запах неприятностей. Не могу точно описать его. Наверное, всё же это был не запах, а нечто другое, воспринимаемое на грани ощущений.

Я слышала, как Ирина о чём-то рассказывает бабушке. В её голосе читалась тревога, иногда туда примешивались всхлипы. Решив не лезть в разговоры взрослых, я ушла в свою комнату. Похоже, наша сегодняшняя прогулка на книжную ярмарку может не состояться. Мне стало обидно. Понимаю, конечно, что у человека возникли какие-то неприятности, но прийти к другим, почти незнакомым людям и портить им выходные…

Чтобы отвлечься, стала делать доклад, который задали по биологии. Через час он был готов, а эта Ирина всё ещё сидела с бабушкой на кухне. Очень интересно, о чём можно так долго разговаривать? Я прокралась на цыпочках по коридору до поворота на кухню и замерла за углом прислушиваясь.

– Ты хоть любишь их? – раздался голос бабушки. – Если судить по словам, то ты готова убить их от ненависти.

– Люблю, конечно, сильно, – всхлипнула Ирина, – и ненавижу тоже сильно… Не знаю я… Как на работу ухожу, так и думаю о них, беспокоюсь. Всё себя ругаю – что же я за мать-то такая! И жена из меня – непутёвая! Каждый божий день клянусь, что всё изменю, налажу нашу жизнь, склею по кусочкам заботой да вниманием. А как домой прихожу – руки опускаются, чувствую себя ненужной, униженной. Они словно издеваются надо мной, всё назло делают, хотят с ума свести, ну я и закипаю, начинаю кричать, остановиться не могу.

Послышался шорох, какая-то возня. Ирина стала тонко подвывать, бабуля запричитала:

– Надо тебе священника позвать, квартиру освятить. Это всё проделки бесовские. Ты же сама чувствуешь, что дело тут нечисто.

– Да приглашала я батюшку! – раздражённо вскричала гостья. – Два года назад это было. Он тоже сказал, что квартира нехорошая. Освятил там всё, иконку на стену повесил, велел в церковь по воскресеньям ходить, молиться. А я работала тогда по выходным, когда мне ходить-то? И иконка потом пропала куда-то. Но год целый мы нормально жили, даже Юленька учёбой увлеклась. Только потом всё опять повторяться стало, даже хуже. Тётя Клара, у меня теперь на вас одна надежда.