— Вот почему ты это сказал, — шепчу я. — Когда мы поцеловались. «Я не должен этого делать. Пока что нет».

Вздохнув, он открывает глаза.

— Я хотел подождать, пока мы оба не узнаем, пока всё не станет известно и открыто. Только ты была такой идеальной, стояла там, ловя снежинки на язык, и улыбка озаряла твоё лицо, и я знал, что ты хотела меня, даже несмотря на то, что разрывалась на части. Я провёл с тобой тридцать минут в моей машине, слушая хрипотцу в твоём голосе, наблюдая, как ты ёрзаешь своей маленькой попкой по сиденью, потираешь бёдра, пялишься на мои губы и… Боже, Габби, я не мог остановиться. Не тогда, когда ты была прямо там, со мной.

— А когда мы поцеловались? — я прикусываю губу, вспоминая каждое горячее, влажное прикосновение наших языков и ртов, то, как его руки вцепились в моё пальто и прижимали наши бёдра друг к другу.

На мгновение он притихает, пристально глядя на меня, крепко обнимая, так крепко, как будто боится, что я могу исчезнуть, когда он меня отпустит.

— Вот тогда-то я начал молиться, потому что поцелуй с тобой был как вода в пустыне, солнечный свет, пробивающийся сквозь горизонт, ибо я бесповоротно влюбился в тебя, и пути назад не было. Я не верующий человек, Габриэлла, но я так чертовски усердно молился, чтобы это не оказалось какой-то ужасной шуткой, чтобы ты обрадовалась, когда поймёшь, что это был я, что какая бы космическая сила ни подарила мне возможность ворваться в твою жизнь, она не настолько жестока, чтобы помешать мне навсегда остаться рядом.

— Джонатан, — я отстраняюсь, обхватывая ладонями его лицо. — Мой Мистер Реддит. Мой личный сварливый Скрудж Макгринч. Это был ты. Должен был быть ты.

— Как ты узнала? — тихо спрашивает он.

Я улыбаюсь так сильно, что у меня болит лицо.

— Ты спалился. В тот вечер, когда мы закрывались, ты упомянул Мистера Реддита.

Его глаза выпучиваются.

— Чёрт. Правда?

Я киваю.

— Я не осознавала этого до прошлой ночи… ну, сегодняшнего раннего утра. Во сне сообразила.

Его улыбка медленная, ленивая и такая высокомерно-чувственная, что мне хочется стереть её поцелуем с его лица.

— Я тебе снился, не так ли, Ди Натале?

Я игриво пихаю его.

— Я уже призналась в этом в ту ночь, когда мы закрывались, — наше веселье улетучивается, когда я смотрю ему в глаза. — Почему ты не сказал мне сразу, как только заподозрил это?

Он проводит костяшками пальцев по моей щеке, нахмурив брови. Такой серьёзный.

— Сначала потому, что я был потрясён. Мне нужно было время, чтобы разобраться в этом. И потому что ты ненавидела меня, Габриэлла. Особенно после того, как я понял, как сильно мне хочется, чтобы всё сложилось, я понял, что тебе нужно время, чтобы увидеть мои менее ужасные качества… — он медленно выдыхает струю воздуха. — И мне нужно было время, чтобы закончить создание книжного онлайн-магазина, а затем набраться смелости рассказать тебе об этом. Мне казалось неправильным раскрывать, кто я такой — кто мы такие друг для друга — до того, как я расскажу тебе всё, в том числе и про магазин.

— Я так рада, что это был ты, — шепчу я, обвивая руками его шею и крепко прижимаясь к нему. — Я так сильно хотела, чтобы это был ты.

Он впитывает меня, и его губы изгибаются в нежной улыбке.

— Посмотри на себя.

Я смотрю на свой уродливый рождественский свитер с возмутительными мерцающими огоньками, который только и ждёт, когда я щёлкну скрытым переключателем, и он запоёт.

— Кошмарно, правда?

— Красиво, — шепчет он, лаская руками мою талию, притягивая меня ближе. — Ты самая красивая. Здесь, — он наклоняется и целует меня в висок. — Здесь, — над моим сердцем. — И здесь, — затем его губы касаются моих.

Мои губы приоткрываются, когда он крепче сжимает меня в объятиях. Этот поцелуй тихий и нежный, но длится он недолго. Считанные мгновения спустя Джонатан вынуждает меня пятиться, пока мы не натыкаемся на стену. Я начинаю срывать с него куртку, стаскивая свою.

— Подожди, — говорит он, хотя это звучит так, будто ему меньше всего хочется говорить такое, особенно когда я провожу рукой по его твёрдому бедру, туда, где я вижу явные доказательства того, что он изнывает так же сильно, как и я. — Притормози. Габриэлла.

Боже, этот голос, глубокий и повелительный, именно так он звучал в моих фантазиях о грязном аристократе, спутанных простынях, многочасовых занятиях любовью. Он сводит меня с ума.

— Ты нужен мне, — говорю я ему.

— Боже, Габби, — он притягивает меня ближе, и его руки скользят вниз по моей заднице, к бёдрам, приподнимая меня и обхватывая ногами за талию. — Ты мне тоже нужна.

— Итак… насчёт того свидания? — говорю я ему. — Как насчёт того, чтобы перенести его? Куда-нибудь, где есть кровать. И где никто нам не помешает, чёрт возьми. В течение нескольких дней.

— Ко мне домой, — говорит он. — Никаких соседей по комнате. Никто не мешает.

Я целую его крепко и глубоко, затем медленно скольжу вниз по его телу.

— К тебе домой, — я делаю шаг назад.

— Эй, — он хмурится. — Куда ты идёшь? У нас свидание.

— Мне просто нужно… ненадолго заскочить к себе домой? Пятнадцать минут?

— Пятнадцать минут! — он орёт так, будто я сказала ему подождать пятнадцать лет.

— Просто взять кое-что из необходимого. Подсказка: я не буду упаковывать нижнее белье.

Его глаза темнеют. Он устремляется ко мне.

— Я отвезу тебя. Так будет быстрее.

На моём лице появляется лукавая улыбка.

— Я сказала пятнадцать минут, Фрост, и я говорила абсолютно серьёзно.

Я визжу от смеха, когда он наклоняется и перекидывает меня через плечо, легонько шлёпая по заднице.

— Ладно. Просто будь готова компенсировать упущенное время.

***

— Срань господня, — судя по звукам, Джун роняет свою подводку для глаз. — Скрудж — это Мистер Реддит? Джонатан Фрост?

— Это как сюжет книги, — говорю я ей, собирая самую хаотичную в мире сумку для ночевки. Моя личная подушка. Пушистые носки. Никакого нижнего белья. Куча свитеров. Любовные романы. Тонкое мятное печенье. — И всё же это моя реальность. Я никогда не перестану щипать себя.

— Вы собираетесь трахаться до умопомрачения, не так ли?

— Несколько дней подряд, да, — я плюхаюсь на кровать рядом с Пряничком и скармливаю ей пригоршню лакомств. — Не скучай по мне слишком сильно, — говорю я ей. — И не волнуйся, я скоро приведу Джонатана, чтобы ты могла с ним познакомиться.

Имбирный Пряник урчит, как двигатель без глушителя, и хотя это, вероятно, потому, что я дала ей в три раза больше лакомств, чем обычно, я предпочитаю верить, что это её волнение по поводу встречи с мужчиной, который не очень терпеливо ждёт внизу в своём внедорожнике.

— Габби? — голос Джун доносится из ванной, которая наделена двумя дверями и соединяет наши спальни.

— Да?

— Каковы были шансы, что всё так сложится? Ты вообще осознаёшь?

Взглянув в окно, выходящее на улицу, и на машину Джонатана внизу, я представляю его — тёмные волосы, строгие черты лица, глаза цвета зимней зелени, эту мягкую, тёплую улыбку, предназначенную только мне.

— Ужасающе мизерные, — говорю я ей. — Я самый счастливый человек в мире.

Слезая с кровати, я перекидываю сумку через плечо. Такое ощущение, будто Рождество наступило повторно.

Джун ловит меня в зеркале, наблюдая за моей ослепительной улыбкой, за сердечками, пляшущими в моих глазах.

— Вау, — говорит она. — Ты втюхалась по уши.

Я улыбаюсь ещё шире.

— Ага.

— Что ж, главное, чтобы он просто заслуживал тебя, — бормочет она, возвращаясь к подводке для глаз.

— Учитывая, что он создал интернет-магазин с достаточной прогнозируемой прибылью, чтобы «Книжный Магазинчик Бейли» был в безопасности ещё долго, и он сделал всё это для меня…

— Чёрт возьми, — на виске у неё красуется полоска чёрной подводки для глаз. Джун отбрасывает подводку в сторону и поворачивается ко мне лицом, в глазах у неё стоят слёзы. — Больше никакой сопливой ерунды. Это портит мои стрелки. Почему ты обязательно мучаешь меня сентиментальной чушью, рушащей макияж?