В Северной Африке наиболее успешная в то время империя – Османская – никак не могла расшириться за пределы пустыни, ограничивавшей ее владения. К западу от Египта, вдоль африканского побережья Средиземного моря, процветало множество небольших государств, основанных на доходы от торговли или пиратства: здесь как раз был перекресток средиземноморского и сахарского торговых путей. Первым проливом, определившим жизнь Магеллана, был тот, что отделял западную часть Северной Африки от Пиренейского полуострова. Марокко, где он провел большую часть трехлетней военной кампании, было королевством на рубеже исламского мира, сдерживавшим натиск христиан. В 1465 году наследственные визири династии Маринидов совершили государственный переворот, но вынуждены были отражать натиск других претендентов из пустынных сект, некоторые из них утверждали, что якобы происходят от пророка Мухаммеда. Последователи аль-Джазули, убитого суфийского имама, подняли в стране восстание, объезжая марокканские города с его набальзамированным трупом. Это ослабило государство перед вторжениями из Испании и Португалии. Для пиренейских монархов Северная Африка являлась естественной целью расширения собственного полуострова, легитимной зоной военных действий. В качестве оснований для завоеваний выдвигалось то, что в древности Северная Африка составляла одно политическое целое с Испанией и некогда была христианской землей, которую и необходимо отобрать у исламских узурпаторов. Португальцы стремились захватить порты к западу от Гибралтарского пролива. Там, как мы увидим, и служил Магеллан, обороняя новые португальские территории от новых наследников аль-Джазули – рода Саадитов из долины Драа в современной Западной Сахаре, утверждавших, что ведут происхождение от самого пророка, а в 1509 году объявивших джихад и организовавших конфедерацию племен, которая сперва фактически, а затем формально стала править Марокко.
Приключения Магеллана за Гибралтарским проливом были лишь кратким эпизодом в его заморской карьере, в основном проведенной в более отдаленных проливах, через которые проходили прибрежные маршруты Азии на берегах Индийского океана – от Ормуза до Малакки (сейчас пролив принято называть Молуккским) на восток.
Здесь жизнью управляет муссон. К северу от экватора зимой преобладают северо-восточные ветры. В конце зимы направление ветра меняется, и он, как правило, устойчиво дует с юга и запада, поглощаясь азиатской сушей, когда воздух нагревается и поднимается над континентом.
Регулярность системы ветров сделала этот океан древнейшей и богатейшей в мире зоной коммерческих дальних плаваний, чему завидовали сравнительно бедные и замкнутые христианские государства. Спланировав экспедиции так, чтобы воспользоваться предсказуемыми изменениями в направлении ветра, мореплаватели могли быть уверенными в том, что благоприятный ветер доставит их к месту назначения, а затем домой. Более того, в Индийском океане, по сравнению с другими удобными для навигации морями, постоянство сезона муссонов позволяло быстро передвигаться в обоих направлениях. Судя по сохранившимся древним и средневековым источникам, путешествие по Средиземному морю с востока на запад против ветра занимало от 50 до 70 дней. А при помощи муссона корабль мог пересечь весь Индийский океан от Палембанга на Суматре до Персидского залива за более короткий срок. За три-четыре недели от Индии можно было добраться в любой порт Персидского залива и обратно.
Муссон значительно ускорял плавание, но океан был бурным и небезопасным. Кроме того, в него было сложно войти, а затем сложно его покинуть. Летом с востока в океан было почти не попасть, поскольку у берегов бушевали тайфуны. Южные подступы охраняли яростные шторма. Никто из тех, кто знал славу этих вод, не совался в район между 10 и 30 ° южной широты и 60–90 ° восточной долготы в сезон ураганов. На протяжении большей части истории, таким образом, в этот торговый рай попадали только жители окрестных государств или немногие сухопутные путешественники из Европы или Армении. Более того, вся торговля была внутренней. Купцы Индийского океана совершенно не собирались выходить на своих судах за пределы системы муссонов и не интересовались другими рынками.
Одна вымышленная испанская мать советовала сыну: «Держись богатых – что-нибудь от них да отвалится» (Arrimarse a los buenos por ser uno de ellos). Европейцам очень хотелось найти способ прикоснуться к богатству региона, даже оставив за скобками привлекательные продукты, которые нельзя было найти где-либо еще. Однако в XV веке в регионе произошли значительные изменения, связанные с растущим всемирным спросом (и, соответственно, предложением) на специи и ароматические вещества, главным образом на перец. Эти продукты продавались богатым покупателям из Китая и Юго-Восточной Азии, а также, хотя в меньшей степени, из Европы, и были самыми прибыльными в мире из расчета цены на единицу веса. Пока никому не удалось удовлетворительно объяснить причины, по которым произошел такой резкий рост спроса. На рынке доминировал Китай, обеспечивавший больше половины мирового потребления, но Европа, Персия и Османская империя стали поглощать еще больше. Конечно, сыграл свою роль рост населения, но увеличение спроса на специи, похоже, намного его опережало. Традиционное объяснение – дескать, повара маскировали специями вкус и запах подгнившего мяса – не выдерживает критики[27]. В средневековом мире продукты были в среднем гораздо более свежими, чем в современных урбанистических и индустриальных обществах, а те из них, что не потреблялись сразу же, уже можно было надежно законсервировать. Говорилось об изменении вкуса, но никаких свидетельств этому тоже нет: моду на специи породил неизменный спрос на резкие вкусы, который виден и сейчас по успеху в мире мексиканской, индийской и сычуаньской кухни; те же обстоятельства и в то же время способствовали спросу на сахар, который стал популярен не из-за новизны вкуса, а потому, что на расширяющемся рынке сделался более доступен[28]. Бум специй был частью общего, пока еще не до конца изученного резкого улучшения экономических условий по всей Евразии. Особенно заметно это стало в Китае, где повышение благосостояния сделало дорогие пищевые добавки доступными более широким слоям населения: смута, которая привела к воцарению династии Мин, улеглась и сменилась долгим периодом относительного покоя и внутренней стабильности.
Одним из последствий повышения спроса стало то, что производство специй началось на новых территориях. Перец, традиционно выращивавшийся на Малабарском берегу Индии, и корица, некогда ограниченная территорией Шри-Ланки, распространились по всей Юго-Восточной Азии. Перец в XV веке стал главным продуктом экспорта Малайзии и Суматры. Камфара, саппановое и сандаловое дерево, ладан и гвоздика – все, чему приписывалась медицинская и кулинарная магия, – вышли за пределы своего традиционного ареала. Тем не менее регионы сохраняли свою специализацию в достаточной степени, чтобы обеспечивать огромные доходы корабельщикам и торговцам. Коммерческие возможности Индийского океана не позволяли арабам, торговым сообществам суахили, персам, индийцам, яванцам и другим островитянам сидеть на месте. Однако они уже не справлялись с межрегиональной торговлей в условиях новых масштабов спроса. Вот почему они в целом благожелательно встретили в XVI веке пришельцев из Европы, хотя те вели себя грубо, по-варварски, а часто и просто жестоко: их появление добавило логистических мощностей, а следовательно, внесло свой вклад в общее увеличение благосостояния.
Парадоксальным образом бедность европейцев сыграла им на руку в конкуренции с местными торговцами: она стимулировала исключительно широкий по стандартам того времени охват территорий, вынуждая отправляться за море из-за ограниченности экономических ресурсов на родине и удешевляя их услуги по сравнению с обитателями берегов Индийского океана.
