@Int-20 = Следователь Перегудов не сводил с него пытливых, все замечающих глаз, но Илья крепился.

– Какие сложности? Я ничего не понимаю.

– Ладно, придется вам подсказать, раз уж вы такой невнимательный. Позавчера ночью вы встречались с гражданкой Окуловой.

– А-а, ну и что? – растерялся Илья.

– Ее муж утверждает, что вы силой затащили ее в свою машину.

– Силой?! Нет, она сама села ко мне в машину, – мотнул он головой. – Я ей сказал, и она села. А он потом появился. К нам шел, но мы раньше уехали... Врет он, не было никакого насилия.

– Значит, вы не отрицаете, что увезли Эльвиру Окулову из дома, в половине одиннадцатого ночи?

– Не отрицаю, – сдался Илья. – Только времени точного не помню. Да, где-то в районе одиннадцати...

– Куда вы ее отвезли?

– Да куда-то за город, к реке, прямо по дороге от их дома. Ехал и ехал, пьяный был, плохо соображал...

– Пьяный?!

– Ну, выпивший... А вы ничего не докажете, – раздосадованный собственной осечкой сказал Илья.

– А что я должен доказывать? – еще пристальней всмотрелся в него следователь.

– То, что я выпившим был.

– Я не из дорожной инспекции, я из уголовного розыска. Но все же меня интересует, как сильно вы были пьяны?

– Ну, грамм пятьдесят выпил, коньяка. Хороший коньяк, французский, настоящий, он голову пьянит, но не мутит. Я хорошо соображал...

На самом деле Илья выпил много больше, но решил не усугублять свое положение.

– Но только что вы сказали, что соображали плохо.

– Это не от коньяка. Это от переизбытка чувств.

– Скажите, пожалуйста! – усмехнулся Перегудов. – И чем вызван был этот переизбыток чувств?

– А любил я Эльвиру, очень любил...

– Любили? А сейчас, значит, не любите?

– Почему не люблю? И сейчас люблю. Но мне почему-то кажется, что это мое личное дело, кого любить, а кого нет... И вообще, я слишком много вам наболтал. Может, вы все-таки скажете, в чем вы меня обвиняете?

– А вы, значит, уверены в том, что вас обвиняют? – многозначительно усмехнулся следователь.

– Нет, но вы же неспроста пришли.

– Неспроста... Вы увезли Эльвиру на машине, что было дальше?

– А что может быть между мужчиной и женщиной, когда они остаются одни? – сказал Илья и вдруг его осенило: – Но я ее не насиловал. Все по взаимному согласию, и если она заявление написала, то говорю вам – это муж ее заставил...

Теперь он знал, кто подал на него заявление в милицию. Антон Окулов – банкир, человек в городе известный и довольно-таки влиятельный, он мог запугать Эльвиру, мог натравить ее на Илью.

– Не ломайте комедию, Теплицын, – скептически усмехнулся Перегудов. – Актер из вас, прямо скажем, никакой.

– Но это не комедия, это правда... Вы пришли ко мне с обыском, что вы хотите найти. Вы должны мне это сказать!

– Должен. И скажу. Мне нужны драгоценности, которые вы забрали у Эльвиры Окуловой.

– Драгоценности?! Которые я забрал?! – похолодел Илья.

Теперь он понял, что его могут обвинить не только в изнасиловании.

@Int-20 = Эльвира долго приходила в себя после бурного изъявления чувств. Наконец она открыла глаза, утомленно потянулась рукой к своему плащу, прикрыла им свою наготу.

– Это было нечто, – в умильном упоении сказала она.

Илья благодарно улыбнулся. Банальная женская лесть, а приятно.

Машина стояла на обрывистом берегу реки, ночь темная – без фар ни зги не видно. Тишина мертвая вокруг. Они лежали в полностью разложенном салоне, на мягкой коже. На часах половина первого ночи. Не так уж и долго они вместе.

– Антон на такое не способен, – продолжала Эльвира.

– Зачем тогда замуж выходила?

– Тебе назло.

– Жалеешь?

– Очень... А ты?

– О том, что у тебя муж?

– Нет, о том, что у тебя жена.

– А я, может, тоже назло тебе женился, – поморщился Илья.

Эльвира наступила на его больную мозоль, и он пока не понял, случайно она это сделала или преднамеренно. Хорошо, если случайно.

– И что мы друг другу доказали? Я со старым козлом, а ты со старой козой... А давай бросим все! – неожиданно предложила она.

– Что – все?

– Да все! Я брошу своего, ты бросишь свою, будем жить вместе... Помнишь, как мы мечтали создать свою семью?

– Помню, – буркнул Илья.

Он очень хорошо помнил, как Эльвира обещала ждать его из армии. А еще лучше помнил, как потрясла его весть об измене любимой девушки. До увольнения в запас оставалось всего ничего, когда он получил письмо от своего друга. Яшка Боков сначала сообщил ему, что Эльвиру видели с Толиком Каланчой, а затем нанес еще более болезненный удар – оказывается, через четыре месяца после того ее видели с надувшимся животом, и не абы где, а в женской консультации. Через недельку-другую после посещения врача живот исчез, а это значило, что Эльвира сделала аборт. Илья не смог простить ей измены и, вернувшись домой, ударился во все тяжкие – пьянки-гулянки, женщины оптом и в розницу. Эльвира пыталась объясниться с ним, но он ее даже не слушал. А когда она вышла замуж за своего Антона, заявился в ресторан, где пела и плясала свадьба, и устроил там самый настоящий дебош, после чего ушел в глубокий запой чуть ли не на целый месяц. Полтора года назад они случайно встретились у общих друзей на каком-то домашнем торжестве, но Эльвира очень спешила домой – потому как ее время вышло, а он все еще не мог простить ее, и снова они тогда разошлись как в море корабли. Зато сегодня, пусть и с досады, но он сам захотел встретиться с ней, и это желание оказалось настолько сильным, что довело его до порога дома, где она жила вместе с мужем. Он не побоялся узнать у общей подруги ее телефон, позвонить ей, пригласить на свидание. А она не испугалась своего мужа, поэтому они здесь, поэтому хоть и ненадолго, но вместе.

– Ты ее создала, – не без упрека сказал он.

Казалось бы, сейчас он должен был гнать от себя прочь прошлые обиды, чтобы не испортить настоящее. Но волна ревности захлестнула сознание, закоротила провода мозговых нервов.

– Ты так и не понял, – с горечью посмотрела на него Эльвира. – Не было у нас ничего с Каланчой.

– А как же больница?.. Ты же сама говорила, что Яшка не врет.

– Он не врал, он просто не так все понял. Толик пытался за мной ухаживать, но это же не значит, что я спала с ним. А больница... Ты же был в отпуске, мы же были вместе.

– Был в отпуске, – ехидно усмехнулся Илья. – За восемь месяцев до того. А тебе четвертый месяц поставили. Четвертый!

Они снова, в который уже раз, возвратились к этому разлучному для них разговору, и вновь в душе поднималась волна возмущения и обиды. Эта волна была уже не столь жгучей, как прежде, но Илья и сейчас испытывал боль. И все потому, что он не верил Эльвире. И не поверит.

– Кто тебе такое сказал, что четвертый? Сколько раз говорить, что не было такого диагноза? Я не знаю, кто это придумал!

– А в больнице ты была?

– Была.

– С животом?

– С животом.

– Я знаю, что ты скажешь дальше. Эмоциональный сдвиг, ложная беременность, – усмехнулся Илья.

– Да, эмоциональный сдвиг. Мы были вместе, я думала, что затяжелела, радовалась этому. А ничего не было. Первое время ничего не было. Я переживала, на этой почве у меня случился живот, но это был самообман, понимаешь? Не было ничего в животе, и врач мог бы это подтвердить...

– И где этот врач?

Врач ничего не мог подтвердить, потому что еще до того, как Илья возвратился из армии, он переехал куда-то в Санкт-Петербург, а новый его адрес и место работы в районной поликлинике никто не знал.

– Не знаю, – обреченно махнула рукой Эльвира. – Даже если бы я его нашла, ты все равно бы ему не поверил...

– А может, я верю тебе.

– Правда? – просветлела она.

– Ну, я читал про ложную беременность, такое случается...

И с Толиком Илья разговаривал. Тот не отрицал, что пытался приударить за Эльвирой, но, если ему верить, ничего такого с ней у него не было. Но вся беда в том, что Илья ему не верил... Зато сейчас он готов поверить и ему, и ей, и своему внутреннему голосу, который с самого начала и всякий раз безуспешно взывал к его благоразумию.