Она вцепилась Нарьяну в руку, причиняя ему боль, но он терпит.
– Ты не сможешь стать Хранительницей, — говорит он с грустью. — Это никому не под силу. И напрасно ты обманываешь этих невинных людей.
– Мне никого не надо обманывать! Они вняли моему рассказу и превратили его в свой собственный. Теперь они знают, что могут унаследовать, если им хватит духу. Это будет крестовый поход! — И она спрашивает гораздо тише: — Ведь вы все это запомните?
И тут Нарьяну становится ясно, что она знает, чем все закончится. У него сжимается сердце. Ему бы взмолиться не взваливать на него такой груз, но мольба не может сорваться с его уст. Он прикован к этой женщине, он ее свидетель.
Толпа восхищенным криком провожает платформу, устремляющуюся к летающей резиденции. Платформа откалывает от нее еще один фрагмент. На крышу дворца валятся деревья, барабанят камни и земля. На краю резиденции появляются фигурки, и вниз, на крышу дворца, падает в свете факелов маленькая трубка. Кто-то из толпы подбирает ее, подбегает к Ангелице, кидается ей в ноги. Он принадлежит к низшей категории Заново Рожденных: на его коже отчетливо видны чешуйки с темной каймой, похожие на чешуйки сосновой шишки, жесткие черные волосы падают на глаза, горящие, как угли.
Ангелица хватает трубку, встряхивает ее. Трубка разворачивается и превращается в гибкий лист, на котором появляется лицо Дрина. Губы Дрина приходят в движение, раздается тихий металлический голос. Ангелица внимательно слушает, потом кивает и произносит одно слово:
– Да.
Потом она встает и поднимает руки над головой. Затаившая дыхание толпа на крыше на сводит с нее горящих глаз.
– Они согласны сдаться. Не мешайте им спуститься.
Мгновение — и от резиденции отделяется платформа, сверкающая в свете усеивающих крышу факелов. Последователи Ангелицы кричат и прыгают от радости, из темноты вылетают снаряды — горящий факел, камень, ветка. Но ни один не долетает до платформы: их пожирает белый огонь. Команда корабля сумела защититься, изменив поле платформы.
Все они похожи на Ангелицу: такие же гладкие головы, та же долговязость, те же резкие движения. Рядом с ними Дрин кажется карликом. Нарьян не сразу начинает отличать мужчин от женщин; провести более тонкие различия тем более невозможно. На всех длинные белые рубахи, но руки и ноги не прикрыты. Все подпоясаны ремнями, унизанными какими-то приборами. Они взывают к Ангелице, скандируя пронзительные слова:
– Возвращайся к нам…
– …здесь нам не место…
– …это не наш народ…
– …мы вернемся…
– …мы найдем свой дом…
– …мы зовем тебя с собой!
Дрин видит Нарьяна и кричит ему:
– Они хотят ее забрать!
Он совершает отважный поступок, какого Нарьян от него не ожидал: спрыгивает с платформы и прорывается сквозь толпу.
– Весь экипаж, все они — один и тот же человек или вариации одного человека, — говорит он, задыхаясь. — Корабль синтезирует себе команду, пользуясь единым шаблоном. Ангелица — отклонение, сбой программы, ошибка!
Женщина встречает слова Дрина смехом.
– Ты смешон, карлик! Это я настоящая, а они — копии.
– Вернись к нам…
– …вернись и помоги…
– …помоги найти дом! Ангелица кричит им в ответ:
– Нет никакого дома, искать нечего! Вот глупцы! Перед вами все, что есть в целом свете.
– Я пытался им это объяснить, — говорит Дрин Нарьяну, — но они не пожелали слушать.
– Они не могут подвергать сомнению пурану, — говорит Нарьян.
– Лучше отдайте мне корабль! — кричит Ангелица.
– Он никогда не был твоим…
– …ты не могла им владеть…
– …а могла лишь служить!
– Нет! Я отказываюсь служить! — Ангелица запрыгивает с ногами на трон и делает рубящее движение рукой.
Сотни тонких серебряных нитей вылетают из темноты и устремляются к платформе и ее экипажу. Достигнув края модифицированного поля, они чуть отклоняются, но потом выправляют траекторию и низвергаются на экипаж, лишившийся щита.
Толпа снова начинает обстреливать платформу подручными средствами, но женщина дает сигнал прекратить.
– У меня единственная действующая платформа, — объясняет она. — Я ее усовершенствовала и заберу с собой. Сопровождайте меня, — предлагает она Нарьяну. — Увидите, чем завершится мой рассказ.
Толпа вокруг Ангелицы поражена. Нарьян оборачивается и видит шествующего к ней члена экипажа. Он так же высок и строен, как она, его маленькое лицо с высокими скулами так похоже на лицо Ангелицы в мужском варианте, что Нарьян жмурится, не веря своим глазам. Камень, брошенный кем-то из толпы, ударяет мужчину в плечо. Он вздрагивает, но продолжает путь, не замечая, судя по всему, что толпа сомкнулась у него за спиной, взяв его, Ангелицу и Нарьяна в кольцо.
– Я тебя не боюсь, — произносит женщина.
– Конечно, сестра, — говорит он и берет ее за запястья.
Нарьян падает на колени. Вокруг него завывает свирепый ветер, раздаются испуганные крики. Глаза делаются незрячими после ослепительной вспышки. Он не видит, кто помогает ему подняться, миновать потрясенную толпу и добраться до платформы.
Когда платформа начинает подъем, Нарьян снова падает на колени.
– Все кончено, — шепчет Дрин ему на ухо.
– Нет, — отвечает Нарьян, отчаянно моргая и не утирая бегущих по щекам слез.
Человек взял женщину за запястья…
Дрин что-то втолковывает Нарьяну, но тот упрямо трясет головой. Нет, это не конец.
Платформа движется вдоль корабля, потом проваливается в огромный люк. У Нарьяна восстанавливается зрение. Он стоит на коленях перед открытым люком. Внизу раскинулся город. От Великой реки разбегаются объятые пламенем улицы, теплый ночной воздух отдает гарью. Дрин восхищенно переводит взгляд с одного иллюминатора колоссального корабля на другой. Заметив, что Нарьян продолжает лить слезы, он пытается его утешить, но делает это слишком неуклюже. Он считает, что Нарьян оплакивает свою жену, оставшуюся в умирающем городе.
– Она была славной женщиной… — произносит Нарьян, сумев снова обрести дар речи, хотя горюет он не по ней или не по ней одной. Он оплакивает всех жителей Сенша. Их несет неумолимым вихрем перемен, им уже не стать прежними. Его жена, торговец орехами, владельцы маленьких чайных на всех углах, дети, попрошайки и остальные — все они изменятся, и некоторые погибнут в процессе перемен. Там, внизу, рождается что-то совершенно новое, на руинах города созидается будущее.
– Они заберут нас отсюда! — говорит Дрин восторженно. — Они будут искать место, откуда началось их путешествие. Сейчас одни прочесывают город в поисках новых помощников, другие готовят корабль к отлету. Они заберут нас за край света, в великую даль!
– Неужто им невдомек, что искомого им не найти? Пурана…
– Старые байки, дружище, старые страхи. Они заберут нас домой.
Нарьян с трудом выпрямляется. Он понимает, что Дрин попал к экипажу в рабство. Он принадлежит им, подобно тому, как Нарьян навечно принадлежит Ангелице.
– Те времена прошли, — говорит он. — Внизу, в городе, зарождается новизна, чудесное, неведомое… — Ему самому странно, что он не может выразиться яснее. Вера подсказывает ему одно: остановки не будет. Это не конец, а начало, это искра, свет от которой прольется на все Слияние, на безгрешных и изменившихся. — Это не конец, — бормочет он слабым голосом.
Большие глаза Дрина отражают пожары, пожирающие город.
– Я вижу одно — Войну за Перемены. В этом нет ничего нового. Люди возведут новый город, который будет отвечать их новому облику, — если не здесь, то где-нибудь еще по течению Великой реки. Так уже бывало раньше, на этом самом месте, с этим самым народом — моим народом. Мы пережили все, и они переживут. А мы покинем этот злосчастный край и устремимся туда, где все началось, на родину Хранителей. Ты только взгляни!
Нарьян позволяет Дрину увлечь его на другую сторону зала, настолько огромного, что в нем легко поместилась бы летающая резиденция. Из иллюминатора на противоположной стороне открывается вид за плоскость орбиты Слияния. Само Слияние выглядит как сияющая лента, как стрела, устремившаяся в пустоту. Позади точки, где исчезает стрела, лежат упорядоченные, замороженные спирали родной галактики, сияющие скопления и узоры звезд, созданные в последние дни величия Хранителей, предшествовавшие их исчезновению в черной дыре.
