Что тут скажешь? Он должен отпустить, а она? Любящий человек, наверное, не бывает свободным. Судьба заставляет всех нас играть по её правилам, но может ли она заставить забывать тех, кто уже стал частью нашего сердца?
На сколько процентов человек волен влиять на свою жизнь? Все ли его решения засчитываются за поворот? Каждый ли день мы получаем возможность изменить ход игры в свою пользу или для этого нужно ждать особого расположения звёзд?
Есть ли та справедливость, на которую мы сетуем? Такая ли она, как мы о ней думаем? И даже если существуют весы, на которых все наши дела делятся на хорошие и плохие, кто сказал, что за перевес той или другой чаши приготовлено именно то, чего мы так отчаянно хотим?
*
В расстроенных чувствах Клён достал нож из кармана джинсовой куртки, что валялась на переднем пассажирском. Это был подарок. Первый и последний её подарок.
Чёрное матовое лезвие и увесистая серебряная рукоять напоминали её характер, поцелуи, холодный тон, приступы отчаяния, злости и болезненной нежности.
– На, Клён, держи презент, это перышко отправит любого к праотцам, – повторил он слова Сони, вспоминая, как она гордилась, что смогла достать такую «полезную вещицу», – Почему ты такая, какая есть? Соня, Соня…
Соня всегда носила белое, разговаривала с окружающими как со слугами и ненавидела свою мать, которая превратила их с братом «не понять во что». Она брала то, что хотела, но оставалась на коротком поводке своей семьи, от осознания чего билась в истерических припадках.
Клён не знал, нравился он Соне или она лишь от скуки приходила к нему, предлагая провести время вместе. Денег у неё всегда хватало, он же не мог позволить себе не то что лишнего, но и просто необходимого. Пока Клёна не наняла контора, он жил, потерянный и никому не нужный. Подростком он сбежал из детского дома и автостопом шлялся от города к городу, подрабатывая, где придётся. Он знал, что не круглый сирота, где-то у него была бабушка, но она не взяла его к себе и не навещала в детдоме, поэтому он даже не думал, чтобы навестить её.
Можно сказать, что в контору Клёна взяли отчасти благодаря Соне, которая слишком много ему рассказывала. Но сама Соня не стремилась облегчить его существование. Видимо, и, правда, случайности не случайны.
*
Пицца заканчивалась быстро. Макс изучающим взглядом осматривал Марту.
– О чём думаешь?
– О чём-то, – ответила она и улыбнулась, – Странно стоять у черты за руку с тобой, зная, что настанет утро, и для многих это будет обычный день. Но не для меня. Кто-то нальёт себе кофе и будет думать, куда слетать в отпуск. Кто-то проснётся к обеду и будет весь день смотреть сериалы. Кто-то запланирует себе день с высоким КПД. Я буду тащиться с чемоданом в неизвестность, а ты…– Марта вздохнула.
– Я буду рядом с тобой. А ты будешь рядом со мной. Это состояние духа. Состояние души. Пойми, что мы с тобой всегда будем чем-то единым.
– Я почти понимаю, о чём ты, чувства будут развиваться вместе с тем, как развиваемся мы.
– Именно поэтому я не держу тебя, а ты меня.
– Но разве это не обеднит каждого из нас?
– Я не могу тебе ответить, в данный момент я – самый богатый и в то же самое время самый бедный человек из всех, – Макс задумался, – Знаешь, я…
*
Мари наблюдала, как мужчина осматривает комнату, перерывает ящики, перелистывает её записи.
– Так и будешь там сидеть? – спросил Иосиф, обернувшись к балкону. Он знал, что Мари там, знал, но не придавал особого значения, ведь что может сделать ему эта милая и, по всей видимости, глуповатая особа?
– Я не одета, – призналась Мари из укрытия, – Никак не могу составить вам компанию.
– Ах да, я же не художник, – ответил Иосиф, посматривая на мазню Гоши, у которого были явные проблемы с детализацией, – Пяти минут, думаю, будет достаточно?
– Обещаете не подглядывать?
– Честное пионерское, – мужчина отвернулся и закрыл глаза, – Время пошло.
Она знала, что этому типу попадаться нельзя. Хотя за Иосифом тащился шлейф успешно выполненных заданий, обеспечивших ему репутацию мастера-одиночки, способного любую ситуацию перевернуть себе на руку, и с него многие брали пример, он был крайне жесток со всеми, кто мешал его делам.
Замотанная в простынь девушка судорожно обдумывала план действий, хотя нутром уже чуяла, что кроме прыжка с третьего этажа в голову ничего не придёт.
– Что ж вы медлите, красавица? – нетерпеливо спросил мужчина.
А Мари тем временем уже висела на балконной плите, борясь с самым сильным из её страхов – страхом высоты, который сковывал её пальцы, не давая их разжать.
*
– Нормально у них там всё. Тихо, мирно, – пухлячок стоял у Нивы, поглаживая дверь. Ему всегда хотелось такую, в неё влез бы олень или мешок рыбы, заднее сидение казалось вполне пригодным для сна в одиночку или секса с незнакомкой, которую он всю жизнь мечтал встретить. Он так завидовал Клёну, его смазливой роже, а больше всего тому, что за ним бегала Соня, которой бы он показал, что такое «хорошо» по-настоящему, надел ошейник, поставил бы её как полагается и драл бы от всей души, как настоящий мужик. А Нива была как бальзам на душу: новенькая, чистенькая, особенная, он бы обнял её, если б никого рядом не было.
– Влад, точно там всё нормально? – серьёзно произнёс Клён, старательно стирая образ Сони, который навязчиво стоял перед глазами. Руки ещё дрожали, неприятный осадок в груди не давал успокоиться. Какие минуты он пережил с ней! Сумасшедшая Соня таскала его по концертам, поила коктейлями и появлялась в самое неподходящее время. Она кружила его голову, не давала спать, заявлялась в любое время суток. Что в ней особенного? Чем она так зацепила его? Когда-то Клёну приходилось подрабатывать на вокзале. Соня пришла в середине бела-дня и затащила его под поезд. Соня стаскивала с него брюки, а он был так рад, что она выбрала именно его. Самая горячая женщина в мире рвала на нём одежду, он и мечтать о таком не мог. До отправления оставалось меньше четверти часа, люди ходили по перрону, а Соня требовала не останавливаться. Зная, её слабости, Клён целовал её плечи и руки, гладил маленькую нежную грудь, называл ласковыми словами, водил пальцами по губам и заводил их глубже. Ускоряясь, он с удовольствием наблюдал за тем, как Соня получает то, за чем пришла. Толчок за толчком, он поднимал её всё выше так, что Соня забыла, где находится и закричала, отдаваясь своему восторгу. Клён же просто не мог прервать такое мгновение. За минуту до того, как поезд тронулся, они выползли из под поезда, довольные, растрёпанные, пыльные. Соня обещала зайти вечером. Клёна уволили, оштрафовав на всю зарплату, и весь оставшийся месяц он питался гречкой. Но за один лишь довольный взгляд Сони он мог вытерпеть всё, что угодно.
– Хлеба нет. Точно нет? Совсем нет? – ворвался в воспоминания Клёна язвительный голос Влада.
– Ладно, чего ёрничаешь, умник, залазь.
– Нервы береги.
– Дверьми не хлопай, – угрюмо кинул Клён.
– Тебе-то что? Не твоё ведро же.
– И не твоё. Звук бесит.
– А ты не бесись, – посоветовал Влад.
– А ты дверьми не хлопай. Соня тут.
– Блин, ты, Клён, удивлен что ли?
– Нет.
– Что с ней делать будем? – Владу пришли пошлые мысли, от которых он заерзал на сидении.
– Ничего. Шефа дождемся, пусть он решает.
– Не, шеф не такой, – задумчиво решил пухляш.
– Ты о чём? – не понял Клён.
– Так, ни о чём. Может, ты её на себя возьмёшь? – перевёл тему Влад и сделал странную гримасу.
– В смысле?
– Без смыла. Амур-тужур. Могу вас на жд вокзал отвезти.
– Да пошёл ты, – Клёну хотелась задушить пухлячка, но было нельзя бить напарника.