— Дорогу знаете?
Она кивнула.
— Покажите мне. Володин мотоцикл в порядке?
— Кажется... — ответ прозвучал неуверенно.
— Собирайтесь. Едем сейчас.
Разбуженный девушками Бельченко встретил его у порога.
— Антон Петрович! — Он был искренне рад. — Ну как там? Когда я домой-то?
— Погоди, Николай... Успеется. Что с Сапаром? Идем-ка под навес.
Они уселись под тентом в столовой, и Бельченко немногословно рассказал о Сапаре. По его словам, тот окончательно свихнулся: бормочет несуразицу, ругает милицию, часто плачет. Дважды приходил к нему, Бельченко, с требованием, чтобы Шамару отпустили к Айне, а его, Сапара, посадили в тюрьму. В общем, несет всякую чушь, почти не работает — ломать саксаул для кухни, варить, убирать двор приходится девушкам. Весь вчерашний день Сапар угробил на змей: ловил их и таскал с собой в мешке — штук пять, не меньше поймал. А сегодня утречком ушел с ними куда-то. Айна говорит, что на «святое место» собирался, там кумли от всех болезней лечатся. И вот нет до сих пор. Может, заночует, а может...
— У кого ключи от мотоцикла Шамары? — перебил Антон.
— У меня, конечно. Съездить хотите?
— Мотоцикл на ходу?
— Проверял. Вчера вечером кружок по такыру сделал. А то скучно.
— Дайте ключи, Бельченко. Поеду с Айной.
— Слушаюсь, — радист не сумел подавить ухмылку.
— Не так уж весело, Николай...
18
— Опять Узбой! — в сердцах воскликнул Антон и заглушил мотор.
Айна виновато вздохнула. Подняв подол длинного платья, она осторожно сползла с заднего сиденья и подошла к краю обрыва.
— Осторожно, может осыпаться! — сказал Жудягин, откидывая подножку мотоцикла.
Внизу, затуманенная льдинками соли, посвечивала малахитом неподвижная река. По существу, это была уже не река, а узкое соленое болото, где вода давно превратилась в тяжелую, нетекучую рапу — перенасыщенный солями раствор. Но берега густо обросли темным кустарником — даже такая влага была живительной для непривередливой каракумской флоры.
Антон оглянулся на девушку.
— Куда теперь, влево или вправо?
— Кажется, влево...
— Кажется!.. — раздраженно передразнил Антон.
Они уже третий раз выезжали к обрыву. Где-то поблизости, по словам Айны, должен быть сухой участок Узбоя. И склон там пологий. «Святое место» Аман-баба — на той стороне, совсем рядышком с берегом. Но попробуй переправься!..
Сегодня чувствовалось приближение осени. Разумеется, о прохладе не могло быть и речи, и все же послеполуденное солнце палило не столь яростно. Тем не менее рубашка Антона была хоть выжми, а красное платье Айны от плеч до лопаток стало бордовым.
Они отъехали от берега и продвинулись вдоль Узбоя метров на триста к востоку. Жудягин неплохо водил мотоцикл, у него были и права, однако до лихости Текебая или Шамары ему было далеко. Лавируя меж барханов, Антон для равновесия все время держал ноги растопыренными и потому быстро уставал. За всю дорогу они не обменялись и десятком фраз. Предчувствие, что сегодня случится нечто нехорошее, томило Антона.
На этот раз девушка оказалась права: вскоре за круглым, ослепительно белевшим на солнце солончаком — шором — прибрежные кусты стали редеть, пока не исчезли совсем. Это могло означать только одно: где-то здесь Узбой переметен песками и практически исчезает. Снова появится он где-нибудь за десяток километров отсюда: недаром на картах Каракумов его русло обозначено обрывками пунктира.
Победившие древнюю реку барханы сгладили, подровняли ее берега, и Антон без приключений пересек достаточно пологую для мотоцикла долину и снова повернул на запад. Скоро впереди показалась плоская крыша глиняного строения, за ней метрах в двадцати — другая.
— Аман-баба! — проговорила Айна, но Жудягину и без того было ясно, что они у цели.
Калитка в низенькой изгороди, оцепившей домик с фасада, была закрыта и прикручена проволокой. Антон перешагнул через ограду, подошел к двери и увидел, что она закрыта на палочку. Значит, внутри никого нет. Или там кто-то заперт, что маловероятно. Жудягин выдернул палочку из дверной петли, толкнул дверь. В лицо пахнуло затхлой прохладой. Свет пробивался в комнатку через два узких оконных проема, пробитых почти под потолком. Сапара здесь не было. Груда ватных одеял в углу, десяток пиал и чайников пылились на полках, ветхая кошма, почерневшее от копоти ведро, кумган, ржавый топор... Луженый кувшин для пожертвований. Антон заглянул в него: пуст. Похоже, люди в домик не заглядывали давненько.
— Сапар! — услышал Антон приглушенный стенами голос Айны.
Больно ударившись головой о притолоку и едва подхватив прыгнувшие с носа очки, Антон выскочил во двор. Айна, прижимая руки к груди, бежала ко второй мазанке.
...Сапар стоял на коленях, навалившись грудью на косяк, и во весь рот улыбался. Но когда Антон приблизился, он понял, что это не улыбка, а гримаса боли.
— Что с тобой, Сапар? — крикнул на ходу Антон.
Айна, подхватив Сапара под мышки, ставила его на ноги, но безуспешно: колени сгибались, и он обвисал, будто тряпичная кукла. Когда Жудягин взял его на руки и понес внутрь дома, Сапар слабо дернулся и крикнул в лицо следователю не своим, почти женским голосом:
— Зачем долго не ехал?!
Только опуская Сапара на расстеленное Айной одеяло, Жудягин понял, как жестоко тот исхудал. Всплыло давно забытое ощущение, что он укладывает в кроватку ребенка.
— Пить хочешь? — спросил Антон.
Мохнатые ресницы дрогнули.
— Не хочу пить, Антон Петрович, не хочу жить... Ай, зачем жить Сапару?
— Ты заболел? — тихо спросила Айна, присаживаясь на корточки. Обтянутая желтой кожей голова повернулась к ней так резко, что с узкой макушки слетела тюбетейка.
— Айнушка, я хотел хорошо тебе делать. Я охранял тебя, Володя просил: охраняй, Сапар, жену!..
— Успокойся, Сапар, о чем ты?..
— Зачем Володя бросил его вниз? Дурак!
Айна подняла глаза на Жудягина.
— Ему надо на станцию, он больной...
Голос Айны звучал умоляюще. Антон и сам решил немедля везти Сапара в Бабали, но ему нужна была еще хотя бы минута, чтобы услышать то, в чем они так был уверен.
— Скажи, Сапар, ты где прятался, когда начальник обижал Айну?
— На стенке. Слушал. Айна закричала — я по стенке слез. Я побежал — прямо с начальником столкнулся... Я упал, он ногой меня ударил. Он Айнушку звал, кричал.
— И чем же ты его ударил по голове? — волнуясь, спросил Антон.
Айна вздрогнула и закусила палец.
— Железка такой... Тяжелый... Монтировка называется. Я на крышу кухни бросил, кровь была, боялся. Зачем так сильно дрался, шайтан?! Ай, Сапар во всем виноват! Если бы Сапар не дрался, Вадим Петрович домой ушел. Тогда бы его Володька не убил...
— Антон Петрович! — Голос Айны дрожал. — Его надо скорее...
— Молчи, Айнушка! — крикнул Сапар, и его запавшие черные глаза сверкнули. — Володька — глупый йигит, зачем бросил начальника вниз? Драться людям надо — за жену надо, за семью надо, за детей надо. Убивать людей нельзя, всем жить надо... Сапар виноват, что Володька в тюрьму сядет. Зачем монтировкой дрался? Зачем с кыра ушел? Володьку не подождал?! Никогда бы он не бросил, если б я спать не захотел... Я бы сказал: зачем его бросать вниз, итак башка разбитая, до утра спать будет на кыре. Завяжем башку — пусть лежит...
Запальчивость, с какой говорил Сапар, очень не нравилась Антону: в ней чувствовалось не просто возбуждение, но и болезненность. Да и страдальческая гримаса, сопровождавшая рассказ, говорила о том, что кумли мучит не только душевный, но физический недуг.
«Да, а почему он на ногах-то не стоял?» — мелькнуло в голове у Антона, и, протянув руку, он несильно сдавил левое колено Сапара.
— У-уй! — пронзительно взвыл тот. Судорога передернула иссохшее тело.
— Спокойно, Сапар!..
Антон осторожно закатал штанину и содрогнулся: нога посинела и вспухла от лодыжки до колена. Две темные точки не оставляли сомнений: нога Сапара пострадала от укуса змеи.
