Сергей Ребцовский
Тый
Я уезжаю. Стою на снегу возле снегохода и смотрю на белые волнистые перекаты тундры, сливающиеся на горизонте с лохматыми серыми тучами. У меня несколько минут, пока мой возница аккуратно складывает и крепит коробки на сани-прицеп. Несколько дней назад он же привёз меня сюда на заднем сидении снегохода регулярным еженедельным рейсом. Для возницы этот рейс совершенно обычный, он ничем не отличается от предыдущего, а тот, в свою очередь, от десятков таких же – ничем, ну, пожалуй, кроме погоды. Курьер рутинно занимается доставкой продуктов, дров, топлива в стойбища оленеводов, кочующих в тундре, забирает от них некоторые отходы и ещё что-то мне неведомое. Для перевозчика ничего не изменилось, даже я для него такой же, как неделю назад. А вот сам о себе я такого бы не сказал. Конечно, вроде бы те же руки, те же ноги, даже сердце, надеюсь, то же самое, вот только что-то изменилось внутри моей души. Такое впечатление, что она вычистилась об этот ноябрьский слепящий девственно белый снег. И да простит меня Тундра за то, что я оставил на Её бескрайних просторах ту скверну, с которой явился. Сейчас даже трудно себе представить, куда бы завела меня судьба, не окажись я тут.
А ведь ещё в августе ничто не предвещало мне проблем: ни в личной жизни, ни в деловой. Конечно, у кого не бывает неприятностей, появляющихся нежданно, как грозовые тучи на голубом небе, и потом, отгремев, быстро сметаемых потоками свежего ветра. Вот и я был совершенно уверен, что в жизни всё прекрасно, будущее просто замечательное. Всё у меня было: и дорогая моему сердцу подруга, которую я считал почти женой, и хорошо оплачиваемая работа. А что ещё можно желать в мои тридцать два?
Находясь в таком пьянящем состоянии, я и не заметил, что моя жизненная идиллия находится на грани срыва. А заметить стоило бы. Ведь началось всё ещё с прошлой зимы. Уже тогда в моей личной жизни появились трещины: она как бы между прочим намекнула, а не лучше ли нам расстаться. Я не придал тогда особого значения её словам, сведя всё к шутке. И вот в августе первый сильный удар был нанесён по самому больному месту – по личным чувствам.
Как-то в ненастный сентябрьский вечер случилась обычная, как мне тогда показалось, ссора с моей подругой. И в запале пререканий она неожиданно объявляет мне, что уходит. Она, с кем я связывал своё будущее, заявляет, что я ей наскучил и что у неё появился другой. Тут же собрав свои вещи, она ушла в темноту вечера, оставив меня одного в нашем вмиг разрушенном гнезде.
Неделю или около того я места себе не находил, потерял счёт дням. Передо мной висела только одна страстная цель: вернуть её, вернуть любой ценой! Тщетно. От безнадёги я ощущал себя как дикий зверь, которого посадили на цепь, да ещё и заперли в клетке. И вот этот зверь всё время хочет к ней, рвётся с цепи, вцепляется в клеть, но вырваться не может: цепь крепка, замок на клетке надёжен. Приступы ненависти к неизвестному сопернику, которого я заочно возненавидел и даже был готов лишить жизни, ярость перемежались с периодами морального упадка и ощущением беспомощности. Отпустить её от себя, дать ей вольную я не мог. Она моя – и точка! Я стонал, если представлял её рядом с другим, истязал себя и морально, и физически: напивался, от злобы стучал кулаком в стену, набивая синяки на костяшках пальцев, а иногда бессмысленно лежал, глядя в потолок. Всё это в прямом смысле лишало меня рассудка.
Что будет, если из башни вырвать нижнее, корневое звено? Башня рухнет. Это произошло и со мной. Лишившись основы своей жизни, лишившись той, которую я чуть не боготворил, я потерял жизненный фарватер и перестал видеть маяки жизни. Вся жизнь полетела в тартарары.
Тогда я работал в небольшой фирме по продаже грузовиков. Работал хорошо, и процесс в общем-то мне нравился, и зарабатывал прилично. В этой работе крайне важно позитивно настроиться на работу, но если в душе что-то не так, всё будет валиться из рук. В моём тогдашнем состоянии я не мог работать. Наверное, стоило объясниться с боссом, уйти в краткосрочный отпуск, но я ничего этого не сделал. Через две недели ситуация дошла до того, что мой начальник сказал, что я больше не нужен, мотивируя своё мнение какими-то доводами, которые я не мог воспринять. Я попытался с ним спорить, на повышенных тонах доказать свою правоту, но это только усугубило положение. Мои попытки агрессивно оправдаться сожгли мосты взаимопонимания между мной и шефом. Так я был вынужден уйти с работы в никуда. Это был второй сильный удар.
Оставшись в те дни совсем один, я полностью начал утрачивать контроль над собой. К чему это привело? Это привело к сбою в работе организма. Уж как ни считал я себя двужильным и способным переносить любые перегрузки, но тут, видимо, загнал себя за предел возможностей. Однажды вечером стало так плохо, что сильно кружилась голова и тошнило. Я вызвал «скорую» и оказался в больнице. К счастью, ничего серьёзного со мною не произошло, но врачи предложили несколько дней провести под их наблюдением. Я согласился, ведь одной из причин моего пребывания в стационаре было то, что я смогу увидеть её. Да, да, она врач и работает в соседнем отделении тому, куда я попал.
И вот через пару дней я и направился в её отделение. Не входя внутрь, остался возле входной двери и наблюдал, выискивая знакомый силуэт. Через несколько минут она появилась в белом врачебном костюме, окружённая несколькими молодых ребятами, как я полагаю, практикантами. Она заметила меня, сделала знак практикантам подождать, а сама подошла ко мне.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она, посмотрев мне прямо в глаза. – Я знаю, что ты попал сюда.
– Ничего, – ответил я спокойно, будучи накачанным успокоительными, – лечусь.
– У тебя всё будет хорошо. Поправляйся. Извини, меня ждут, нужно идти, – только и сказала она на прощанье и, отвернувшись, направилась к стайке ожидавших практикантов.
Я видел её удаляющийся силуэт, такой знакомый, такой родной; на голове от ходьбы колыхался яркий мелированный локон. До того момента я и подумать не мог, что она, такая просто девочка в моём восприятии, оказывается врачом, которого слушают студенты, человеком, а не просто моей подружкой. Только в тот момент я понял, что у неё есть своя собственная жизнь, но не разбирал её, не понимал. И вот сейчас она ушла от меня в мир других людей.
Вернувшись домой, я будто впал в ступор. Дни шли за днями, но я никак не изменялся. Наступила осень. Ветер мёл по мокрым улицам рыжие листья, а я, убивая время, бесцельно бродил по паркам, невзирая на дождливую, промозглую погоду. Мне казалось, что весь мир находится в состоянии войны против меня и я должен обороняться, а ещё лучше – нападать. И в моей голове порой роились жуткие мысли о моей великой мести всем: и ей, и моему начальнику.
Однажды, блуждая по парку, я увидел, что навстречу идёт один мой знакомый. Я всегда считал его человеком чудаковатым, со странностями. Как-то он всегда довольно улыбается, разговоры у него не о работе и делах, а на какие-то отвлечённые темы. И вот во время встречи он тоже странно улыбался. У меня не было особенного настроения болтать с ним, однако мы поздоровались, и знакомый вдруг спросил:
– Чего это ты такой смурной?
– С работы уволили, – ответил я как мог спокойно и будто безразлично.
– Так это ещё не повод загонять себя в депрессию. Найдёшь себе ещё получше занятие, – бойко ответил он. – Только представь, жизнь сама для тебя готовит что-то необычайно хорошее, а ты не видишь этого, хмуришься.
– Да если бы только это. В личной жизни тоже… Драма случилась.
– А, понимаю-понимаю, – тут уж мой знакомец перестал улыбаться и как-то сочувственно поглядел на меня.
Тут мы почему-то перешли на другую тему, обсудили погоду, осень. Я поинтересовался, работает ли он сам. Оказалось, что он никогда не работает, но живёт в своё удовольствие и зарабатывает какими-то проектами, сути которых я так и не понял. С его слов выходило, что я очень однообразно понимаю, как можно зарабатывать, да и вообще жить. Знакомец был в своём репертуаре: снова всё неконкретное и непонятное.