© Громова, Н., текст, 2023

© Громова Н., оформление, 2023

© Издательские проекты, 2023

Я посвящаю эту книгу всем моим друзьям-коллегам, с которыми мы прошли вместе через все трудности и преграды. Всем, кто продолжал работать, даже не надеясь на лучшее, просто потому что не мыслил себя без этой работы.

Тем, благодаря кому наш Центр стал таким, какой он есть.

Моим молодым коллегам, которые поверили в наше дело и продолжают начатое нами.

Нашим волонтерам, без которых не получилось бы ничего из задуманного.

И, конечно, нашим незрячим, для которых мы работаем, тем, кто часто служил для меня примером мужества, стойкости и умения найти в жизни свой путь. Кому, смею надеяться, мы хотя бы немного помогли в их непростой жизни.

Тем, кто до сих пор кажутся мне героями нашего времени. Героями – потому что они просто живут, живут полноценной жизнью, заставляя других верить в свои силы и ценить жизнь!

Вместо введения

Я иду по нашему Керамику, вокруг меня люди, машины, дома, все как обычно.

Керамик – так в просторечье называется наш район, Керамическая улица в городе Балашихе, где расположен наш Центр, наш УКЦ. Полное название – Учебно-кинологический центр «Собаки – помощники инвалидов».

– Ой, какая же ты умница, какая же ты красавица! – раздается почти над ухом. Это не мне. Это моему четвероногому спутнику. Я привыкла к тому, что люди разговаривают с собакой, не замечая меня. Этому феномену нет объяснения. Иногда представляю себе, что будет, если она заговорит с ними человеческим языком. Но, к счастью для всех, собака просто виляет хвостом и улыбается прохожим. Собаки умеют улыбаться! Морда лабрадора очень выразительна. Мой четвероногий ученик – будущий партнер незрячего человека. Он сейчас учится. Пусть будет он. Хотя вполне может быть и она.

Многим, кто видит нас на маршруте, а именно так называется наш путь, думают, что мы просто гуляем. Я часто слышу: «Какая у вас замечательная работа – гуляете весь день на воздухе, да еще с собакой». Я согласна – работа у меня замечательная. С виду абсолютно незаметная. Я хожу с собакой по многу часов в день, порой проходя больше полутора десятка километров, шагомер обычно сдается на 16 тысячах шагов, и собака при этом вовсе не гуляет. Она меня ведет. Ведет по маршруту от одного ориентира до другого, от начального к конечному, при этом останавливаясь на каждом препятствии и выполняя все нужные повороты, следя за тем, чтобы я не задела ничего, не ударилась о припаркованные машины, не прошла по колодезным люкам. И еще во множестве ситуаций, что встречаются на маршруте, дает мне возможность сориентироваться и остаться в живых или не покалечиться.

А еще она будет уметь подавать упавшие предметы, например, варежку, выпавшую из кармана, или ключи, найти которые зрячему человеку не составит проблемы, а вот если он не видит – задача, особенно на улице, практически невыполнимая. А еще… впрочем, все это впереди. Ей надо всему этому научиться. Пока мой пес идет по маршруту, радостно виляя хвостом, иногда пытаясь познакомиться с прохожими, заглядываясь на встречных собак и кошек, и, если его вовремя не остановить, может ухватить что-то съедобное или условно съедобное на дороге. Он еще не знает, какая служба ему предстоит. Он просто рад тому, что его вывели на маршрут и есть возможность размяться, посмотреть на окружающий мир и, может быть, немного погулять, если я, тренер-дрессировщик, дам ему такую возможность.

Для меня эта история началась, когда я окончила сельхозтехникум. Я, московская девочка, с детства бредила лошадями и вставала в четыре утра, чтобы к шести быть на ипподроме, единственном месте конца семидесятых – начала восьмидесятых, где можно было покататься верхом. Лошади были для меня всем на свете, и я мечтала работать с ними.

Я со своей неразлучной подругой уехала из Москвы, поступила в техникум ради этих самых лошадей, чтобы, окончив его, понять, что лошадей для нас ни в Подмосковье, ни в ближайших к нему областях нет, а там, где они есть, нас вовсе не ждут с распростертыми объятиями. Тогда еще был Союз, еще было распределение молодых специалистов, после учебы ты должен был ехать по направлению в хозяйство и честно отработать там три года за то, что государство тебя обучало. Это было, скорее, хорошо, хотя имело и свои минусы. Но работа была реальной, и молодых специалистов должны были не только обеспечить работой и зарплатой (что сейчас далеко не всегда одно и то же!), но и жильем. Вышло так, что мы остались без распределения и поэтому, вначале обрадовавшись, ринулись искать себе работу с лошадьми, а потом, отчаявшись, были согласны и на обычную ферму. И я до сих пор благодарна усталой тетеньке из агропрома Московской области, которая, вопреки нашей готовности ехать куда скажут, отправила нас посмотреть на «школу собак» в Купавне, куда мы в конце концов и получили распределение.

Сейчас даже немного смешно, ведь мы не собирались там оставаться – у нас было направление в институт. Но судьба распорядилась по-своему.

Купавна. Полное название – Республиканская школа восстановления трудоспособности слепых и подготовки собак-проводников, сокращенно – РШВТС и ПСП. Огромная территория, вольеры на 80 собак и штат из 17 тренеров, состав которых постоянно менялся. Оставались лишь те, кто любил собак и любил работать с людьми. С людьми, которые остались без зрения. Эта часть работы отпугивала многих из тех, кто хотел работать только с собаками.

Собаки. Я их, конечно, любила больше, чем коров, но никогда не мечтала связать с ними жизнь. В отличие от тех, кто работал здесь по нескольку лет и уже не мыслил себя по-другому. Эти люди – как золотой песок, намытый из тонн пустой породы. Текучка была огромная, но те, кто остался, и составляли костяк тренерского состава. Именно эти люди стали причиной того, что я не пошла в ветакадемию, а потом поступила в институт заочно, оставшись в этой профессии навсегда.

Когда нас принимали на работу, ветврач, по совместительству старший методист, сказала, внимательно глядя в глаза: «У нас план. Одиннадцать собак в год на тренера». Я, знакомая с нормативами по производству молока и кормов, восприняла это не моргнув глазом. Откуда было знать – много это или мало? Говорят, одиннадцать – значит, одиннадцать. И только познакомившись с работой, поняла, насколько нереальна эта цифра. Каждый месяц выпускать по собаке-поводырю! Плановое советское хозяйство в действии. Собаки были далеки от идеала, люди, которым они предназначались, порой тоже. Но это были люди, с которыми было интересно работать и общаться. Иногда трудно. Иногда очень познавательно. Эпизоды из жизни лучше слов демонстрируют невозможность подогнать под конвейер и дрессировку, и человеческие отношения.

Эпизоды из жизни. Восемьдесят седьмой год, молодой парень, милиционер, ослепший в результате ранения. Друзья и начальство направили его в нашу школу за собакой. Но парень не хочет ни собаку, ни жить дальше. Собаку жаль, поскольку она чувствует его равнодушие и от этого тоскует. Парня тоже жаль до слез! И я, молодая девчонка, пытаюсь уговорить его, что жизнь не кончилась, хотя пока еще сама в это мало верю. Но парня очень жаль, и я знаю, что собака способна помочь вернуться к жизни. Но он не верит. В этом же заезде незрячих – два бывших фронтовика, потерявшие зрение на Великой Отечественной и уже давно с этим освоившиеся. Каждый берет уже вторую или третью собаку в своей жизни. Сидят курят на скамейке, шутят со мной, потом спрашивают, чего я такая невеселая. И я вываливаю им все про этого парня, который не хочет ни с кем общаться, про овчара, которого жаль, потому что он не нужен хозяину. Я жалуюсь им, что ничего не могу сделать с этим парнем.