Альварес, внимательно слушавший Пашин монолог, одобрительно кивал головой, хотя ни слова по-русски не понимал.

– Значит, завтра выдвигаемся в шесть утра, – подвел черту Заваров. – К этому времени все должны быть готовы. В лагере остаются три человека для охраны.

– Отлично, – одобрительно кивнул Аленочкин. – Значит, в пять подъем, а сейчас отбой.

И вскоре лагерь, где постепенно погасли все огни, погрузился в таинственный мрак тропической ночи. Лишь в центре оставался гореть большой костер, поддерживаемый караульными.

Утро следующего дня выдалось тяжелым. Аленочкин быстро убедился, что он сильно недооценивал трудности, с которыми им предстояло столкнуться. Путь от лагеря до заброшенного города он почти не запомнил, поскольку все силы тратил на то, чтобы не отстать от остальных. Примерно так же, видимо, чувствовал себя и Железякин, который вообще был непривычен к жизни вне стен лаборатории. Паша держался молодцом, но и ему приходилось несладко.

Отряд несколько часов пробивался сквозь джунгли. Никаких дорог не было в помине – только тропы, которые мог разглядеть лишь их проводник. Ловкий, проворный, он уверенно вел их через дебри. Время от времени они делали короткие остановки, чтобы зафиксировать на картах изменения маршрута.

В какой-то момент Вячеслав заметил, что в зарослях виднеются высокие каменные столбы, врытые в землю. Они покосились от времени и заросли мхом, но выглядели величественно. Кажется, экспедиция приближалась к цели.

Вскоре проводник, издав короткий выкрик, остановился. Все сгрудились вокруг него. Индеец быстро заговорил, беспокойно оглядываясь по сторонам. Альварес, хорошо понимавший здешнее наречие, стал переводить на испанский, а Паша, втиснувшись между Аленочкиным и Железякиным, транслировал то же самое по-русски.

– Он говорит, мы дошли до старой дороги, которая ведет в город.

Вячеслав опустил глаза и увидел, что они действительно стоят на мощеной дороге. Камни глубоко ушли в землю и во многих местах были едва различимы, но когда-то здесь явно проходил большой и широкий тракт.

– Дальше он провести нас не может, – продолжал Бочкин. – Существует что-то вроде табу… Им запрещено приближаться к городу. И он пытается предостеречь нас… – Паша на секунду замолчал, прислушиваясь. – Если мы нарушим запрет и войдем в город, мы столкнемся со злой силой, которая наверняка нас погубит. Больше он ничего рассказать не может, потому что им не разрешается даже говорить об этом городе.

– А куда нам дальше идти, он не собирается объяснить? – спросил Аленочкин раздраженно. Мистический флер вокруг развалин начал ему надоедать.

– Вот сейчас как раз объясняет, – ответил Паша и замер в напряженной позе. – Уверяет, что эта дорога выведет нас прямиком к городу. Он сделал все, что было в его силах, и теперь возвращается домой, чтобы не навлечь беду на себя и своих близких.

Сказав что-то на прощание, индеец махнул рукой и исчез в зарослях.

Начальник экспедиции отдал команду, и отряд двинулся дальше по дороге. Люди выглядели подавленными. Конечно, научных работников тяжело испугать легендами, но все же туманные намеки проводника и неподдельная тревога на его лице подпортили настроение. Аленочкин был едва ли не единственным человеком, который испытывал не огорчение, а злость. Еще бы, какой-то индеец со своими суевериями не довел их до города. А вдруг они заблудятся?

– Паша, – окликнул Вячеслав переводчика, который шел немного впереди. Тот притормозил, дав шефу возможность поравняться с ним.

– Да?

– Хотел у тебя спросить. Проводник этот все время повторял «дьябло» или что-то в этом роде.

– Дьябло. Дьявол по-испански, соответственно.

– А к чему он это говорил? Ругался? – улыбнулся Вячеслав.

– Нет. Дело в том, что это место вообще-то называют Город художников, но местные именуют его не иначе, как Дом зла или Обитель дьявола. Ну, или что-то в этом роде.

Разговор угас, а спустя некоторое время экспедиция подошла к огромным каменным воротам, от одного вида которых захватывало дух. На самом верху находился барельеф, изображавший свирепый лик неведомого божества. Аленочкину хватило одного взгляда на него, чтобы понять – аборигены выбрали правильное определение.

Подогнать сюда машины было невозможно, поэтому пришлось разбить второй лагерь, в котором участники экспедиции собирались обосноваться на ближайшее время. Аленочкина их планы не особенно интересовали. Он собирался разыскать здесь то уникальное дерево, за которым, собственно, и забрался в такую даль. Действовать приходилось крайне осторожно, чтобы не привлечь внимание любознательных ученых.

В первый день ему с помощниками пришлось поучаствовать в коллективном осмотре города. Все было точно так, как описано в отчете первой и единственной экспедиции, только в реальности руины выглядели куда более устрашающими. Хаотические росписи, странные по исполнению и пугающие по содержанию, жутковатые барельефы, огромные здания, сверху донизу испещренные полустертыми изображениями и непонятными знаками, производили гнетущее впечатление. «Неудивительно, что отсюда все ушли», – подумал Аленочкин, проходя вслед за начальником экспедиции по широкой мощеной улице. Они вышли на центральную площадь… и Вячеслав замер на месте от неожиданности, хоть и догадывался, что увидит здесь. Посреди площади находился большой каменный бассейн, в центре которого возвышалась каменная же статуя – точная копия его деревянной статуэтки. Он завороженно смотрел на изваяние, пока его не окликнул Заваров.

После этого потянулись на удивление однообразные дни. Ученые копошились среди камней, а Аленочкин с Железякиным методично прочесывали окрестности в поисках шоколадного дерева. Между ними, то появляясь, то исчезая, метался Бочкин. Бизнесмен не стал скрывать от биолога, что является владельцем кондитерской фабрики, и наплел ему всякой ерунды про контракты, сорта и планы, когда объяснял, для чего ему необходимо найти на территории Города художников шоколадные деревья. Впрочем, Железякин не особо интересовался причинами.

Поначалу все трое москвичей изрядно нервничали, шастая по лесу, но постепенно привыкли, и джунгли уже не вызывали у них ни любопытства, ни страха. Охотничий азарт Аленочкина подстегивал их, они обшаривали глухие заросли, пробирались в самые непроходимые места. Интуиция подсказывала, что предмет поисков где-то здесь, совсем рядом, и надо приложить еще немного усилий, чтобы до него добраться.

Наконец им повезло. Маршруты своих путешествий они отмечали на специальной карте, но Аленочкин прекрасно помнил это место безо всяких карт – они проходили здесь почти каждый день. Дотошный биолог на всякий случай поглядывал вокруг, заранее зная, что здесь им ничего не найти. Паша, не имевший представления о том, как выглядит какао, с беззаботным видом шел за шефом. Тут Железякин споткнулся о какой-то корень и полетел носом в заросли.

– Семен, вы в порядке? – крикнул Аленочкин.

– Да, в полном, – раздраженно отозвался биолог. – Порвал куртку, испачкался в чьем-то помете, и еще меня укусили. А все из-за какао, которого тут нет… Есть!!!

Повозившись немного в импровизированной лаборатории, устроенной в лагере, биолог подтвердил – они нашли то, что искали. Теперь дело было за малым – превратить дикие заросли в сырье, что, кстати, требовало немалых усилий.

Теоретически он представлял, как можно организовать сбор какао-бобов, у него даже брошюрка соответствующая была с собой. Но вот на практике…

Приходилось импровизировать. Вечером Вячеслав вкратце объяснил переводчику свой план, и на следующее утро они уже покинули древний город, направляясь назад, к основному лагерю. Теперь, когда авантюрный проект обрел материальную базу, Аленочкин не чувствовал ни усталости, ни напряжения. Он испытывал знакомый прилив сил – так бывало всякий раз, когда победа достигалась через преодоление серьезных препятствий.