– Это тебе лучше знать, – чопорно ответила Елизавета, поджимая губы. – Тайная канцелярия в твоем ведомстве.

– Да, надо бы Воронцова загрузить, а то похоже, все расслабились больно, пока я последние технические детали в Ораниенбауме доделывал, – Воронцов отвечал за внешнюю разведку. Я уже успел оценить его ум и амбициозность, также, как и то, что он ненавидел Бестужева, с которым у меня ну вообще не сложилось, от слова «совсем». Да и вообще, нужно было сделать первый срез в работе обновленной Тайной канцелярии, как раз первый квартал подходит к концу.

– Эти твои словечки, Петруша, часто ставят меня в тупик, – Елизавета дотронулась до моей руки и слегка наклонилась в мою сторону. А судя по непонятному выражению, застывшему в ее глазах, я бы сказал… черт, я бы сказал, что сейчас, когда я практически перестал фильтровать свою речь, и у меня часто вырывались вроде бы и знакомые, но не применяемые к тем или иным процессам и событиям слова… я протер внезапно вспотевший лоб. У меня сложилось стойкое ощущение, что ее это заводит. Стараясь не глазеть в декольте, глубже которого я еще не видел ни разу, и стараясь не вспоминать про Ваньку Шувалова, являющегося моим ровесником, который как раз в этот момент помогал Криббе свести дебет с кредитом по акциям, а также напомнив себе, что слово «инцест» звучит наиболее отвратительно, когда его начинаешь рассматривать применительно к себе, я, улыбнувшись, ответил.

– Вы просто начали забывать, тетушка, что я родился не в России. И хоть я полностью осознаю себя русским, и всем сердцем полюбил эту необыкновенную страну, с языком у меня иногда возникают определенные проблемы, и я пытаюсь подобрать слова, наиболее подходящие, если какое-то выпало из моей памяти, – к счастью, эта отмазка всегда прокатывала. Особенно, учитывая тот факт, что мне, наконец-то, удалось практически полностью избавиться от немецкого акцента. Но мои новоделы все равно ее заводят, надо бы снова начать контролировать себя, от греха подальше.

– А скажи, Петрушенька, зачем тебе были такие сложности со всеми этими трубами в Ораниенбауме? – Елизавета выпрямилась и ужин продолжился. Я же сжал в руке вилку. Чисто рефлекторный жест, который у меня, похоже, никуда не денется пока мне будут напоминать эти проклятые трубы, которые были одной из первопричин моего «резкого взросления». Даже вспоминать не хочется, сколько нервов я убил, но, в результате мне удалось наладить в поместье неплохую систему канализации, с отстойником, заложенными рядышком селитряницами и системой отопления.

– Я хочу, чтобы в моих комнатах если и был камин, то большой и для красоты, а не для тепла. Потому что мне до смерти надоело, когда ко мне могут и посредине ночи вломиться, чтобы поверить печь. А если я буду в этот момент с женой? Лично я не хочу, чтобы у меня пропал настрой, и Российская империя еще долго оставалась без наследника. – В ответ Елизавета только хмыкнула. – Так как, девушки еще долго будут гостить, вместе со своими не в меру резвыми родственниками?

– Ну, я же не могу их выгнать, – она улыбнулась. – Это будет конфуз и совсем не вежливо. Кстати, а Георг Гольштейн-Готторпский со своей очаровательной супругой еще долго будут в ссылке пребывать? – как бы невзначай добавила она.

– Пока Луиза-Ульрика не объявит, что они скоро стану счастливыми родителями. Хочу, чтобы между мною и Шведским троном стояло как можно больше прелестных карапузов, ведь такая очаровательная дама, как Луиза-Ульрика не может произвести на свет не очаровательных карапузов, верно? – я старательно растянул губы в улыбке, хотя, если бы я точно знал, что мне ничего за это не будет, то предпочел бы придушить очаровательную Луизу, с которой, я просто чувствовал, мне еще предстоит хлебнуть геморроя. – Ничего не поменялось? Завтра мне вернут Марию? – я в упор посмотрел на Елизавету.

– А ты действительно заинтересован в этой девочке, – задумчиво проговорила тетка. – Хотя я бы предпочла видеть рядом с тобой кого-то более сильного, ту же Луизу-Ульрику.

– Мари гораздо сильнее, чем вы думаете, тетушка. Просто она прекрасно воспитана, чем… некоторые. И да, я в ней заинтересован. Кстати, прекратите интересоваться у слуг моими предполагаемыми любовницами.

– Откуда ты…

– Я фактически шеф Тайной канцелярии, – я вернул ей улыбку. – К тому же по состоянию моих простыней, вам любая прачка скажет, что я себе скоро обе руки сотру в кровь, но постараюсь сохранить верность, – последнюю фразу я пробурчал малоразборчиво, и очень тихо, чтобы тетка не смогла ее разобрать.

– Что ты сказал, Петруша? Я не расслышала, – Елизавета нахмурилась.

– Я говорю, – проглотив кусок, который в этот момент пережевывал, я начал говорить более внятно, – что Мари стоит того, чтобы не размениваться на кого-то другого.

– Я понимаю, и весьма хвалю. Вот только, Петр, а хватит ли тебе сил сдержаться и не соблазнить девочку до свадьбы? – она поджала губы. Охренительно доверительный между нами разговор. Я в шоке. По-моему, наши отношения вышли на новый уровень.

– Ну вот и увидим, – скомкав салфетку, я поднялся. – Прошу меня простить, тетушка, но меня ждут дела, которые я хотел бы доделать именно сегодня, чтобы завтра полностью посвятить себя своей невесте. – Она подала мне руку, которую я поцеловал, прикоснувшись губами к пальчикам. После этого поклонился и быстро вышел из малой столовой.

– Ваше высочество, – ко мне подошел Румянцев. – Криббе закончил. Хотел уже Шувалова послать, то я его предупредил, что Ваньку по вашему приказу к государыне без весомой причины не подпускать, и вызвался сам сбегать.

– Ну, на слишком спешащего ты вроде бы не похож, – я медленно оглядел его, стараясь немного успокоиться.

– Что, так плохо? – Петька, гад так сочувственно на меня посмотрел, что захотелось грязно выругаться.

– Когда Разумовский приедет? Без него эти ужины похожи на беготню по полю брани, когда по тебе пушки стреляют, – я вздохнул. – Когда-нибудь это не доведет до добра, вот, помяни мое слово.

– Ничего, завтра ее высочество приедет, и, скорее всего, ужинать вы станете втроем или вчетвером, – успокоил меня Румянцев. Я покосился на него, продолжая идти к своему крылу. – Ломоносов с Эйлером приходили, кучу чертежей притащили, просили посмотреть, проекты будущего университетского городка.

– Они учли наличие воинского подразделения? – помассировал висок. Все-таки ужины с Елизаветой меня напрягали. Она как энергетический вампир тянула из меня энергию. После них я часто сваливался с мигренью. А может быть дело в духоте, кондиционеров пока не придумали, а окна открывали для проветривания крайне редко.

– Говорят, учли, а планы я не смотрел, – Румянцев пожал плечами. – Вообще, по-моему, университеты в каждом крупном городе должны быть. А то, вон, даже в Киле есть, а у нас? И преподавать там должны на русском языке. – Я с удивлением посмотрел на Петьку, который не ждал ответа, просто высказывал свое мнение. Не ожидал от него, только не от него, которого выгнали из всех более-менее приличных заведений Европы, да и России тоже. – Ненавижу латынь. Почему я должен что-то учить на латыни?

– Полагаю, это был риторический вопрос, – пробормотал я, заходя в кабинет. Петька за мной не пошел, оставшись в небольшой комнатке перед кабинетом. Краем глаза я увидел, как он заваливается на диванчик и берет со столика нечто, напоминающее карту, которую, похоже, изучал, прежде чем «побежать» ко мне.

Криббе сидел за моим столом, но со стороны посетителей, а Шувалов мялся рядом. Олсуфьев в это время занимал кресло и просматривал какие-то бумаги. Идиллия просто.

– Ну, что получилось? – когда Криббе вернулся и рассказал про свои приключения, я запретил ему пока отлучаться от моей персоны, во избежание. Как оказалось, потерять Гюнтера я все еще пока был не готов. Сам Криббе принял мой приказ философски, просто пожав плечами.

– Получилось, что на сегодняшний день ваше высочество владеет двумя тысячами двадцатью семью акциями Голландской Ост-Индской компании, – отрапортовал Шувалов, с любопытством поглядывая на меня. Никто из присутствующих пока не мог точно сказать, что я собираюсь с ними делать, поэтому все трое изнывали от любопытства. – Оставшиеся сто акций принадлежат Гудзонам, а вы запретили что-то покупать и даже намекать на возможность подобной покупки, если она касается одного из владельцев.