В этой безумной атаке я даже не сразу почувствовал сильную боль в правой руке. Лишь теперь обратил внимание, что мышцы пониже локтя разорваны, и с руки хлещет кровь. Но это сейчас такая мелочь! Важно лишь то, что на столе осталось лишь две пластины Свидетельств! Мои глаза безошибочно определили: первая и вторая! Боги мои! Да лучше бы забрали именно эти, но оставили четвертую и пятую! Логические таблицы со смыслами знаков были разорваны! От той, в которой я выписывал значение пиктограмм остались лишь небольшие клочки! Это настоящая катастрофа! Перевод третьей пластины? Даже не знаю, что с ним…

Я слышал, что в дверь энергично стучали. С коридора доносился испуганный, почти панический голос мамы, более сдержанные возгласы Майкла и Дениса из охраны. А еще я слышал хохот Геры. Она на миг появилась передо мной в ореоле желтого света совсем близко, сверкнула злым взглядом и тут же растаяла.

Глава 8

Пламенная встреча

Я не выспался, о чем честно сообщил князю и Ольге. А еще я им сообщил об утрате двух пластин Свидетельств Лагура Бархума. К счастью, пятая валялась на полу за кроватью — она выпала из пасти той твари, которую я изрядно попортил кинетикой. Так же я рассказал Ковалевским почти все о моем противостоянии с Герой, опустив из этой истории не во всем приличную ситуацию с Элизабет Барнс. Для Ольги, знавшей о моих отношениях с Небесными гораздо больше князя, эти новости не стали чем-то особо удивительным: она их приняла как продолжение событий в ритуальном зале поклонников Морены. Борис Егорович, выслушав мой рассказ, проявил удивление. Но как мне показалось, его удивление было далеко от той степени, которую должен испытать человек, узнавший о моих отношениях с богами и громких разборках с некоторыми из них. Князь словно уже знал, что подобные явления случаются в моей жизни, и что для меня они почти так же обыденные как для какого-нибудь кутилы пьяная драка в кабаке. А вот кража двух пластин Бориса Егоровича по-настоящему взволновала, и опустив разговоры о Небесных, он особо обеспокоился судьбой перевода Свидетельств.

— И какие прогнозы, Саш? — заметно помрачнев спросил он, поднимая виману выше слоя облаков. — С тех копий, что ты снял можно что-то выжать?

— Пока не знаю, Борис Егорович, — я не стал его удручать еще тем, что таблицы с пиктограммами и знаками начальной письменности дравенши практически уничтожены. По моим прикидкам, из тех клочков, что остались, вряд ли можно извлечь достаточно пользы — это я решил ему пока не говорить, лишь пояснил так: — Все что удалось собрать со стола и пола я убрал маме в сейф. На тот момент у меня не было ни времени, ни возможности разбираться с оставшимися записями. Видите, рука немного пострадала, — я потрогал бинт, стягивающий рану. — В общем-то, рана — сущая мелочь. На мне очень быстро заживает. Но мама — есть мама. Подняла такую панику, что пришлось ее долго успокаивать, попутно прибирать оставшиеся записи, объяснять ситуацию охранникам. В общем, вышло много ненужной суеты. Вы, Борис Егорович, все же слишком не волнуйтесь по этому вопросу. Знаю, безвыходных ситуаций не бывает. Что-то придумаем. И боги, и всякие коварные сущности — они тоже имеют уязвимости, порою больше, чем мы, люди. Мне придется поискать способ, и на эти уязвимости посильнее понажимать, — это я произнес так, чтобы моя уверенность и спокойствие передались князю.

И хотя всем видом транслировал едва ли не космическую безмятежность, на самом деле спокойствия во мне было не слишком много. Ковалевский кивнул, наверное, не слишком удовлетворенный моими заверениями, включил терминал коммуникатора. Я мысленно вернулся к рассуждениям об уязвимостях богов, подумал о магическом шаблоне «Внутренний Взрыв» — его я очень усердно прокачивал перед сном. Занимался этим на диване в гостиной — ночевал я на первом этаже, поскольку на моей кровати, уделанной ошметками двух эриний, спать было крайне неприятно. Да и вынесенное кинетикой окно и куски штукатурки не делали мою комнату приятным местом для ночлега.

«Внутренний Взрыв» — действительно могучая магия, она хороша в войне «по-крупному», в сражении с очень серьезным противником, но пока я не слишком понимал, как она может мне помочь вернуть пластины. Сделать Гере больно — да. Сделать очень больно, так как она даже представить не может — тоже, да. Но две драгоценных пластины, как их вернуть⁈ И не менее важный вопрос: как я смогу добраться до Величайшей? В гости, как это делала Артемида, Гера меня вряд ли пригласит. Эта старая, хитрая и вечная дрянь будет являться передо мной лишь тогда, когда ей выгодно и когда она уверенна в своей безопасности. Теперь она будет особо осторожна и посылать на убой всяких тварей вроде эриний, подтачивая мои силы, при этом сама оставаясь неуязвимой. За прошедший день я уже потерял процентов двадцать магических сил, энергетические тела изранены и восстановить их быстро попросту невозможно.

— Ты же очень умный парень, Сань, — снова заговорил Ковалевский и назвал меня так, как это делал граф Голицын, а еще так меня называл отец, и мне от такого обращения князя стало тепло на душе. — Я верю в тебя. Верю, что ты сможешь. А еще в тебя верят другие важные люди, которые всем сердцем болеют за нашу Родину, — Борис Егорович сверился с данными навигатора, чуть сместил штурвал пока на экране не замигала метка 12. — Оленька, будь добра сделай нам кофе, — попросил Ковалевский дочь. — Или ты, Саш, будешь чай? Если не выспался, то лучше чай. Потом поднимайся наверх и будет у тебя на сон часа три. Может даже поболее, — его глаза опустились к указателю скорости — стрелка его качалась между 560 и 580 км/ч. И сам указатель здесь стоял уже другой, ведь прежний, стандартный прибор для этой особо солидной модели «Ориона» имел шкалу лишь до трехсот двадцати.

— Пожалуй, чай, — согласился я, прикидывая, что инженеры Жоржа Павловича увеличили скорость княжеского «Ориона» менее чем в двое, а значит оставили солидный запас. И это правильно. В данном случае надежность важнее, ведь выгорание кристаллов гирвиса — это серьезная неприятность.

— Борис Егорович, извиняюсь, вопрос несколько не по теме и может быть мелочный ввиду последних происшествий… — я ненадолго замолчал, подумывая, как правильнее подать проблему господина Милтона.

Ковалевский подтолкнул меня:

— Ты говори-говори. Раз есть вопрос его надо решать, каким бы он не был.

— В общем, моему приятелю-британцу, требуется помочь с получением нашего подданства. Он подавал запрос, но ему в Иммиграционной Директории отказали. Причина в том, что у него нет своего жилья и никакой недвижимости на территории нашей империи. А парень он небогатый, пока такого позволить не может, но при всем этом он хороший ученый, который занимается некоторыми историческими тайнами и, в частности, тайной древних виман, — изложил я суть вопроса Майкла.

— Если он действительно полезный для государства человек, то нет вообще никаких проблем. Есть такое положение, что для ученых, магов, инженеров и иных специалистов, способных доказать свою полезность для империи, может быть предоставлено подданство вне условий, оговоренных в распоряжение Имперской Канцелярии. Я могу решить этот вопрос лишь на основании, что ты за него хлопочешь, но это будет как бы не совсем законно. Если у него имеются какие-то заметные научные публикации, то это сразу снимет все препятствия, — ответил князь, выискивая какую-то информацию на терминале коммуникатора.

— Есть. У него много публикаций. И через недели три появится такая, что весьма потрясет некоторые научные круги. Ее тема «Раскол в последней арийской династии и гибель древней цивилизации», кстати, именно это отражено на первых пластинах Свидетельств Лагура Бархума, — посмеиваясь, заметил я.

— Александр Петрович! — Ковалевский резко повернулся ко мне, несколько мгновений смотрел на меня своими очень умными, проницательными глазами, затем рассмеялся: — Ты уверен, что такую статья должен увидеть свет? Нашим целям это не повредит?