1. Новые технологии, средства вооруженной борьбы, системы вооружений.

2. Новации в организации ВС.

3. Изменения в формах и способах применения военной силы, в военном искусстве на всех его трех уровнях (стратегия, оперативное искусство, тактика).

4. Усилия по обеспечению нового качества личного состава.

5. Повышение эффективности управления войсками, силами и средствами.

Каждый из пяти перечисленных факторов имеет прямое отношение к появлению и развитию феноменов ГВ и СЗ, к формированию СОС и в решающей степени определяет стратегию и тактику взаимодействия в условиях РВД. Степень и механизмы влияния СЗ как ТДГВ на структуру и движущие силы изменений в военном деле еще предстоит определить, однако уже сегодня можно утверждать, что симбиоз ГВ и СЗ должен рассматриваться как один из триггеров (спусковых крючков) очередной РВД, начавшейся в XXI в. Предыдущий этап РВД был связан с появлением ЯО в середине сороковых годов прошлого века, что привело к радикальному пересмотру стратегии, оперативного искусства и тактики ведения войны.

Особенностью современного этапа РВД является ее развитие по двум трекам, связанным с разработкой и внедрением в войска высокоточного оружия в обычном и ядерном снаряжении и появлением ГВ как нового вида межгосударственного противоборства.

Все более важным компонентом нынешнего этапа РВД стало бурное развитие многообразного нелетального оружия, которое используется в самых различных невоенных действиях армии.

Новые импульсы развитию качественных изменений в военном деле придаёт необходимость совершенствования доктрины сдерживания в условиях роста киберугроз, появления технологий ИИ и его применение в силовых и несиловых операциях, использование информационно-коммуникационных технологий в военно-политических целях, появление технологических угроз, связанных с цифровизацией и усилением фактора цифровых технологий в организации и манипулировании протестными движениями, развитие нейронных сетей и сетецентрических технологий и т. д. Мини-революцию в военном деле произвело появление военных беспилотных летательных аппаратов (далее — БПЛА), технологиями производства которых обладают около ста государств. БПЛА уже сегодня во многом меняют тактику и стратегию ведения войны. Особую опасность в этой связи представляет развитие технологий боевых дронов, действующих в связке с пилотируемыыми истребителями, и так называемых «роящихся» микродронов.

Одним из результатов комплексного исследования проблем взаимодействия стало создание в ВС РФ соединений, способных вести масштабные сетецентрические операции.

Сетецентрический принцип предполагает, что все участники боевой операции становятся частью одной сети передачи данных, что позволяет достичь информационного и коммуникационного превосходства над противником.

Развитие военной техносферы на фоне хаотизации международной обстановки и фактического краха глобализации по-новому ставит вопрос о прогнозировании и стратегическом планировании внешней политики государства и совершенствовании его способности применять наступательные и оборонительные меры силового и несилового характера с опорой на СЗ.

Воздействие военной техносферы на военно-политическую обстановку, на военную стратегию и способы ведения боевых действий и организацию взаимодействия становится все более многоплановым и многомерным, а политики и военные испытывают возрастающую потребность в достоверных военно-политических и военно-технических прогнозах. При этом достаточно общим является мнение о бесперспективности разработки долгосрочных прогнозов в условиях крайней неопределенности и растущей хаотизации международной обстановки.

Глава 2

ФАКТОР КРИТИЧНОСТИ В ТЕОРИИ ГИБРИДНОЙ ВОЙНЫ

2.1. Узлы критичности

Для большинства работ зарубежных авторов по стратегиям СЗ характерно понимание хаоса как «управляемого» явления. В связи с этим политики и военные воспринимают теорию хаоса как новый инструмент продвижения своих национальных интересов в межгосударственной борьбе под предлогом демократизации современного мира и распространения либеральных ценностей^[60]. Остальные страны, включая Россию, рассматривают применение технологий «управляемого хаоса» как всеобщее бедствие, способное привести к глобальной катастрофе.

Американскую стратегию использования критичности в национальных интересах США откровенно обрисовал в 1998 г. один из разработчиков концепции «управляемого хаоса», американский стратег-геополитик и дипломат Стивен Манн: «Я хотел бы высказать одно пожелание: мы должны быть открыты перед возможностью усиливать и эксплуатировать критичность, если это соответствует нашим национальным интересам — например, при уничтожении иракской военной машины и саддамовского государства. Здесь наш национальный интерес приоритетнее международной стабильности. В действительности — сознаем это или нет — мы уже принимаем меры для усиления хаоса, когда содействуем демократии, рыночным реформам, когда развиваем средства массовой информации через частный сектор»^[61].

В работах С. Манна понятие «хаос» определяется четкими ключевыми принципами:

• теория хаоса прилагается к динамическим моделям — системам с очень большим количеством подвижных компонентов;

• внутри этих моделей существует непериодический порядок, который отражает способность по внешнему виду беспорядочной совокупности данных поддаваться упорядочиванию в разовые модели;

• подобные «хаотические» модели показывают тонкую зависимость от начальных условий; небольшие изменения каких-либо условий на входе модели приводят к расходящимся в разные стороны, несоразмерным и непропорциональным результатам на выходе;

• тот факт, что существует порядок, подразумевает, что модели могут быть рассчитаны как минимум для более слабых хаотических систем.

Так была сформулирована и впоследствии опробована на практике концепция усиления и использования критичности против государств-соперников. Она получила дальнейшее развитие в качестве важного инструмента ГВ, прежде всего, в рамках ее информационно-психологической и экономической составляющих. Одним из важных объектов ГВ становится информационно-психологическая сфера, охватывающая сознание общества, его ментальность. Многие операции ГВ ведутся среди населения на театре конфликта, охватывая всю территорию страны — жертвы агрессии. Некоторые операции имеют глобальное измерение, охватывая население регионов и целых континентов.

Подрывные технологии, маскирующиеся словами о развитии демократии и продвижении рыночных реформ, наши соперники не без успеха используют в мировой ГВ и сейчас.

Наиболее действенными считаются незаконные экономические санкции, информационно-психологические операции, кибератаки, угрозы военного использования космоса. Формы и методы воздействия на население государств, включенных в сферу интересов США и Запада, а это практически весь мир, идут в ногу со временем, однако их цели на протяжении десятилетий остаются неизменными.

Таким образом, стремление Вашингтона реализовывать свои геополитические цели вопреки существующим международным правовым нормам выступает в качестве катализатора обострения критичности и развития глобальной нестабильности.

Важными геополитическими составляющими СОС являются так называемые узлы критичности (далее — УК) и СЗ.

СОС в условиях нестабильного миропорядка становится все более неустойчивой, обусловливая трудно прогнозируемые реакции сторон, противоборствующих в гибридном военном конфликте. Стороны по разному реагируют на минимальные воздействия, предпринимаемые в рамках наступательной или оборонительной стратегии с целью хао-тизировать и разрушить хрупкую архитектуру стабильности отдельного государства или коалиции. Наряду с этим нередко наблюдается и другая тенденция: некоторые типы хаоса, опять-таки при минимальных воздействиях, способны к самоорганизации с последующим формированием островков нового порядка и стабильности.