— Если бы это было то, что мы бы делали, ты была бы права, — согласился Хендрикс.

Я прочистила горло и набралась храбрости.

— Эм, что мы будем делать?

Я слышала соблазнительную улыбку в его голосе даже в почти кромешной тьме коридора:

— Сейчас мы найдём ту запертую дверь и тёмное место. У нас есть обещания, которые мы должны сдержать.

ЭПИЗОД 11: ГЛАВА 04

Нервная неуверенность боролась в моём теле с возбуждённым предвкушением, и я была на девяносто девять процентов уверена, что у меня случится инсульт ещё до того, как мы доберёмся до места назначения.

Во-первых, я действительно не была наедине с Хендриксом с момента нашего первого поцелуя, и это всё же было снаружи, на открытом месте, где любой Пожиратель мог наткнуться на нас, или Пейдж могла войти во время нашего очень откровенного признания в чувствах. Если бы Хендрикс смог это провернуть, мы бы отправились куда-нибудь одни, с запертой дверью. Я имею в виду, было ли это вообще возможно? Существовали ли эти места до сих пор вообще?

Боже, я надеялась на это.

А также отчасти надеялась, что он этого не сделал.

Потому что сейчас было идеальное время для меня, чтобы начать чувствовать себя неуверенной сомневающейся девушкой с проблемным телом. Потрясающе.

Мне нужно было немного подготовиться, прежде чем заниматься подобными вещами. Нужно было выполнить определённые ритуалы, предпринять шаги, чтобы, когда и если моя одежда будет снята, Хендрикс мог опознать во мне женщину!

О, нет! Когда я в последний раз брила свои подмышки? Это было похоже на… Очень. Давно.

Я поморщилась, подумав о других местах моего тела, которые нуждались в бритье.

Чёрт возьми, Хендрикса съест моя промежность, которая за последние два года превратилась в гориллу-людоеда!

Почему я не вложила деньги в лазерную эпиляцию до того, как окончила среднюю школу?

Я даже не смогла хорошенько вымыть свои девчачьи части с тех пор, как мы встретились с Паркерами, так как мы все наслаждались общим купанием, когда большая часть нашей одежды всё ещё была на нас. Это не было похоже на то, что я могла просто развернуться и помыться!

О, боже, это был конец всего, что я построила с Хендриксом.

О сексе явно не могло быть и речи.

И не только потому, что на моей промежности может расти плесень… Нет, это был лишь маленький кусочек головоломки.

Тот, который я бы серьёзно исправила немедленно. В следующее купание у реки я собиралась сделать серьёзное заявление о женской гигиене. Я просто надеялась, что не травмирую никого на всю жизнь.

Я имею в виду, зомби — это одно. Просить почти совершенно незнакомых людей и одну невинную маленькую Пейдж стать свидетелями нападения на мою вагинозадницу — это совсем не то, о чём нужно просить человечество.

Нет, о сексе всё ещё не могло быть и речи, потому что всё, связанное с Хендриксом, по-прежнему было новым. Несмотря на то, что мы знали друг друга более трех месяцев и даже, несмотря на то, что мои чувства к нему были конкретными и потенциально вечными, почему я не могу удержать то единственное, что у меня осталось, чтобы отдать мужчине? Не то чтобы я не думала, что это неизбежно будет Хендрикс. Я действительно так думала. Я верила в это всем своим существом.

Но всё ещё оставались вещи, которые заслуживали того, чтобы быть особенными. Даже в зомби-апокалипсисе всё ещё оставались части моей жизни, которым можно было бы придать более высокий уровень.

Это был мой первый раз. И раз уж это случится лишь единожды, нужно чтобы это было не бессмысленно. У меня не было с этим никаких моральных проблем, ничего подобного. Просто моя девственность была, возможно, единственным, что у меня осталось, в чём никто не принимал никакого участия… эм, пока. И я хотела, чтобы это было что-то особенное. Я хотела, чтобы это осталось со мной, когда мир вокруг меня был мрачен и рушился. Я хотела, чтобы это наполнило меня надеждой, радостью и интимными моментами, которые я прижму к сердцу и даже не поделюсь с Хейли. Я хотела, чтобы это напомнило мне, что в жизни есть нечто большее, чем убийство и почти смерть. Я хотела, чтобы она олицетворяла ту любовь, которую я разделяла с Хендриксом, была жизнью в этом мире распада.

Было ли это омрачено большим ожиданием потери девственности, которая, вероятно, будет связана с болью и не самым приятным опытом, согласно легенде? Да, безусловно. Но это был мой выбор, моё решение провести это особенное мероприятие. И это была одна из немногих вещей, которые у меня остались.

Кейн и Хендрикс были правы, стоило признаться в этих трёх маленьких словах. Мне нужно было сказать Хендриксу «Я люблю тебя». И мне нужно было услышать это от него.

Но секс это другое. Надеюсь, любовь друг к другу вышла за рамки физической потребности быть вместе. Я могла бы умереть девственницей и смириться с этим. Или, что ещё хуже, Хендрикс может умереть и оставить меня девственницей, и я все равно смогу выжить.

Очевидно, это было бы отстойно, но физические потребности моего тела не перевесили бы крик моего сердца. Эти слова были бесконечно важнее. Именно из-за этих слов я всё равно могла хотя бы думать о сексе.

Я любила Хендрикса, но двухчасовые временные рамки в холодной кладовке с цементным полом были похожи на то, чтобы выбросить что-то важное ради удобства.

Ну, так я чувствовала себя, пока он не открыл дверь комнаты, и мы не вошли в самый продуманный, спланированный момент в моей жизни.

Я с благоговением наблюдала, как Хендрикс двигался по узкому пространству, зажигая свечи во всех четырёх углах комнаты и на ящике из-под молока в центре. Как только свечи были зажжены, Хендрикс с громким стуком закрыл раздвижную дверь и позволил мне войти в комнату.

Мы были действительно одни.

Свет свечей ожил и отбросил тени на диванчик из микро-замши в задней части длинного помещения, втиснутый между двумя шкафами с папками; дубовый буфет стоял вдоль одной стены, а очень пушистый плюшевый на вид ковер покрывал пол в середине комнаты. На буфете стояла бутылка вина, две металлические походные чашки и миска с чем-то. Я должна была предположить, что в миске были конфеты.

Мой желудок перевернулся.

А потом снова перевернулся, когда я увидела все эти цветы.

На каждой стене были нарисованы цветы в чёрно-сером цвете, единственные цвета краски, с которыми, я бы поспорила, Хендриксу приходилось работать. Они были прекрасны на белых цементных стенах, захватывали дух и вызывали слёзы. Мастерство было в лучшем случае посредственным, и краска местами потекла длинными полосами на пол. Но это были цветы.

Для меня.

Самые красивые цветы, которые я когда-либо видела.

На буфетном столе я увидела теперь ещё один цветок, настоящий, но давно засохший, спрессованный и тонкий. Я подошла к нему, стараясь держать свои эмоции под контролем. Я протянула руку, чтобы коснуться нежных малиновых лепестков, и жалобно заскулила, потеряв всякую надежду на то, что сегодня буду чем-то иным, кроме эмоциональной катастрофы.

— Я сохранил его, — признался Хендрикс грубым, хриплым голосом, который окутал меня, как декадентский шёлк.

Это была одна из роз, которые мы нашли за обувным магазином, когда впервые приехали в Оклахому. Мы с Хендриксом нашли целый сад за магазином и взяли несколько штук внутрь, чтобы раздать девочкам, но я не подумала оставить одну себе. Это не было необходимо для моего выживания, это не спасло бы мою жизнь. Конец света сделал меня циничной и болезненно практичной.

Но Хендрикс подумал о том, чтобы сохранить её, взять её.

Я повернулась к нему, и он был прямо за моей спиной. Он взял моё лицо в свои ладони и наклонился, чтобы поцеловать меня.

— Я люблю тебя, Риган Уиллоу. Я люблю тебя больше всех и до самого, самого конца.

Я не могла ответить словесно, поэтому обвила руками его шею и поцеловала со всеми эмоциями и всепоглощающим обожанием, которые я испытывала к нему.