Малкольм и Кэтрин были близкими друзьями с детства, а влюблёнными - с тех пор, как стали достаточно взрослыми, чтобы понять, что это значит. К его чести, Малькольм до сих пор не мог поверить, что ему посчастливилось завоевать расположение Кэтрин. Он готов был умереть за неё, жить ради неё, завоевать для неё целую страну. Она была всем, чего он когда-либо хотел, всем, о чём он когда-либо мечтал. В этот особенный осенний день на нём была простая, практичная кожаная одежда, и он нашел её почти неприлично удобной после кольчуги и тяжёлых доспехов, которые ему часто приходилось носить неделями подряд во время пограничных стычек. Хотя он всегда старался надевать правильные церемониальные доспехи, отполированные до блеска, когда ему приходилось официально появляться при Дворе в качестве чемпиона Короля. В отличие от Кэтрин, он понимал, что для торжественных случаев необходима соответствующая одежда.

Он носил один и тот же меч, и в нём не было ничего церемониального; это был широкий мясницкий клинок в потёртых ножнах. Потому что не мешало напомнить некоторым придворным, политикам и прихлебателям, что он всегда способен на внезапное насилие во имя Короля. Но не сегодня. Ему не нужен был меч, потому что сегодня он не был чемпионом. Он был просто влюблённым юношей.

Счастливый, радостный смех двух молодых людей разносился по широко раскинувшимся садам. Клумбы были разбиты в виде разноцветных циферблатов, причём определённые цветы были аккуратно высажены так, чтобы они расцветали только в нужный час дня, чтобы показать правильное время. Толстые пушистые пчёлы громко жужжали, делая своё дело. Длинные ряды деревьев были тщательно подрезаны и сориентированы, чтобы образовать длинные тенистые туннели, изящные арки и беседки, их изогнутые ветви переплетались в замысловатые узоры. Весь этот великолепный уголок был полон насыщенных цветов и богатых ароматов. Через сады лениво бежал искусственный ручей, прохладный, бурлящий и бесконечно манящий, полный самых красивых и экзотических рыб, которых можно было купить за деньги, в длинной, волшебной, вечно свежей и обновляющейся полосе Мёбиуса. Изящно вырезанный деревянный мостик пересекал ручей в самом эстетически подходящем месте, с высокими перилами и тенистым пологом, освещённый то тут, то там постоянно светящимися бумажными фонариками. А в самом центре садов тёмно-зелёные живые изгороди были искусно оформлены в высокие башни. Они возвышались над садами, поднимаясь в небо на сорок-пятьдесят футов.

В детстве Кэтрин и Малькольм часто взбирались на эти высокие башни живой изгороди, хотя - или, возможно, потому, что это было строго запрещено. Они карабкались вверх по лиственным склонам, погружая свои маленькие руки и ноги глубоко в плотную изгородь, и им это сходило с рук только потому, что они были детьми. Вес взрослого человека заставил бы их провалиться сквозь зелень.

(Кэтрин всегда первой решалась на это, а Малькольм всегда первым начинал карабкаться. Потому что даже тогда он был готов ради неё на всё. Хотя, как бы часто они ни мчались к вершине, он никогда не позволял ей победить. Он знал, что она никогда бы ему этого не простила).

Как только они достигали вершин своих башен из живой изгороди, они гордо усаживались на самом краю, раскачиваясь взад-вперёд на ветру, их маленькие ножки болтались над длинным обрывом, в то время как они смотрели на весь свой мир, раскинувшийся под ними. В саду всегда одновременно работали двадцать или тридцать садовников, поливая и пропалывая, но никто из них не поднимал глаз от своих дел, чтобы посмотреть, как Кэтрин и Малькольм играют в том, что садовники по понятным причинам считали своими садами. В любом другом месте персонал смотрел бы на них холодным - убийственным взглядом за то, что они осмелились зайти на их территорию и не проявили должной признательности за всю тяжёлую работу, которая была проделана. Но для Принцессы Кэтрин и её молодого человека они делали исключение. Потому что персонал знал, что молодые влюблённые заботятся о садах почти так же, как и они сами.

Король не гулял по своим садам столько, сколько все помнят.

Кэтрин и Малькольм остановились, чтобы полюбоваться огромным облаком шокирующе розовых фламинго, на искусственном озере. Почти невыносимо аляповатые, с невероятно длинными, изогнутыми шеями и тонкими ногами, фламинго, предположительно, изначально были нереальными сущностями, волшебными существами, как многие из тех, что бродили по Полуночному Замку в давние времена. Но фламинго становились всё более реальными, поколение за поколением, и прошло уже много времени с тех пор, как они были какого-либо другого цвета, кроме розового. К всеобщему облегчению, в Полуночном Замке осталось не так уж много Нереальных.

Принцесса и Чемпион двигались вперёд, рука об руку, а затем гонялись друг за другом вокруг большого Стоячего Камня, пока у них не перехватило дыхание и не закружилась голова. Несмотря на усталость, ни один из них не прислонился к Камню. Высокий выступ чёрного Камня с зазубринами, бугристый и бесформенный, он был старым, очень старым. Некоторые говорили, что он старше самого Замка. Среди крестьян и фермеров камень называли “God Within”. В Редхарте было много мест, где всё ещё сохранялись древние поверья: что забытый языческий Бог или Дьявол всё ещё находится в заключении или спит внутри Стоячего Камня, ожидая, чтобы вновь появиться в самый тяжкий для Редхарта час.

И ваше хорошее или плохое отношение к этому зависело от того, какие версии старых историй вы слушали.

Стоячий камень, безусловно, был Нереальным, но почти всё остальное такого рода исчезло. Призраки больше не бродили по ночным коридорам Замка, комнаты Замка оставались на своих местах, а горгульи на крыше были всего лишь каменной резьбой. Дикая Магия ушла из Полуночного Замок, да и из большей части Редхарта, и почти все согласились, что, хотя это, возможно, менее романтично, но совершенно точно более безопасно для всех.

Кэтрин взяла широкие запястья Малькольма в свои маленькие ручки и кружила его по кругу до тех пор, пока они оба не захмелели, а затем она потянула его вперёд, пока они не оказались лицом к лицу, глаза блестели, губы растянулись в улыбках, которые, казалось, будут длиться вечно. Кэтрин придвинулась ближе, пока их носы почти не соприкоснулись и они не почувствовали дыхание друг друга на своих губах.

- Я думаю, мы уже достаточно давно помолвлены, - сказала Кэтрин. - Я думаю… нам пора пожениться!

Малькольм рассмеялся. - Я думал, я должен был спросить тебя?

- Ты слишком долго тянул, - сказала Кэтрин.

- А как же твой отец, Король? - спросил Малькольм.

- Он всё о нас знает! - сказала Кэтрин. - И всегда знал. Он знает всё, что происходит. Если бы он думал, что ты не подходишь, он бы давно нас разлучил.

- Я имел в виду, - сказал Малькольм, - что по традиции Король назначает дату Королевской свадьбы.

- Он слишком долго тянет, - сказала Кэтрин. - Думаю, через месяц будет в самый раз. Я скажу ему.

- Сделай это, - сказал Малкольм. - А я посмотрю. С безопасного расстояния и, желательно, прячась за чем-нибудь.

- Ты ведь не боишься Папу, правда? На самом деле он просто старый добряк.

- Для тебя, может быть. Для меня он - мой Король. Малкольм задумчиво посмотрел на неё. - И кроме того, разве я не имею права голоса?

Кэтрин игриво надулась. - Ты ведь хочешь жениться на мне, не так ли?

- Ты знаешь, что хочу, - сказал Малькольм.

- Любишь меня? - спросила Кэтрин.

- Люблю тебя, - сказал Малькольм.

- Forever?

- Вечность и один день.

Они поцеловались, а потом она завизжала от восторга, когда он подхватил её и закружил по кругу. Такой счастливый день, и всё, ради чего стоит жить. У них не было ни малейшей причины подозревать дурные вести. На самом деле, когда Малькольм наконец опустил Кэтрин на землю, они оглянулись и увидели официального придворного герольда, уверенно пробирающегося через сады в своём официальном малиново-кремовом плаще, явно кого-то ищущего… Принцессе и Чемпиону даже не пришло в голову, что герольд может искать их. Пока он, наконец, не заметил их и решительно не направился в их сторону. Он выглядел бледным и жалким, но решительным.